бительский бюджет (МПБ). Именно величина МБП в европейских странах служила ориентиром для проведения «черты бедности». Другими словами, более половины нижегородцев были беднее тех немногих жителей Европы, которые по тем или иным основаниям были выброшены из «цивилизованного общества». Обычно к таким маргиналам в европейских странах относились эмигранты из развивающихся стран, алкоголики, наркоманы, бродяги и прочие люди, придерживающиеся асоциального образа жизни.
Вслед за дефолтом на страну обрушилась пандемия смертности. Население страны сокращалось со скоростью 1 млн. чел в год. Имели место случаи каннибализма. В разы выросло число тяжких преступлений. И вот, в подобной тягостной обстановке, совершенно неожиданно для всех, с экранов телевизоров прозвучало обращение Ельцина к народу: он добровольно складывал с себя президентские полномочия, публично признавался в том, что не справился с ролью «гаранта Конституции», и принес извинения за допущенные ошибки и просчеты, столь болезненно сказавшиеся на судьбах десятков миллионов его соотечественников. Многие телезрители восприняли его обращение с определенными надеждами, можно сказать даже — с воодушевлением, как начало всеобщего покаяния власть имущими.
Чувство вины является фундаментом христианской ортодоксии: ведь это чувство не только пригнетает человека, но и целительно для его нравственного здоровья. Осознавший свою вину человек искренне стремится к тому, чтобы стать лучше, чтобы направить свою дальнейшую жизнь к духовному самовозрастанию. Значимость извинения, принесенного Ельциным перед соотечественниками трудно переоценить. Вечно полупьяный самодур, возглавлявший правящую верхушку, конечно, давно пал в глазах своих соотечественников, но он нашел в себе мужество признать свою падшесть. Он явно страдал от своего очевидного бессилия в делах государственного управления. Он взывал о прощении из глубин выгребной ямы, которую вырыли его ближайшие сподвижники для вероятных политических оппонентов и в которую президент провалился после приснопамятного дефолта. И ему сочувствовали. Его простили. Пусть и не все пожалели его, но значительная часть соотечественников, несомненно, простила своего непутевого президента.
Вот только жизнь для большинства жителей РФ оставалась просто невыносимой. Но обнадеживающие события накатывались на общество одно за другим. Собравшийся в восстановленном храме Христа Спасителя архиерейский собор канонизировал расстрелянную императорскую семью и причислил к лику святых более тысячи новомученников, погибших в годы коммунистического террора. А раз есть многочисленные мученики и страстотерпцы, то должны быть названы и палачи-истязатели. За фигурой каждого мученика стояли тысячи других людей, ставших жертвами чудовищных по своим масштабам репрессий. Очень многим жителям России тогда казалось, что представители властей (исполнительной, законодательной, судебной), иерархи церкви, видные общественные деятели стремятся войти в следующее тысячелетие, пройдя горнило покаяния. Ради духовного здоровья всего общества грядет череда искренних, скорбных признаний в содеянных преступлениях рухнувшего тоталитарного режима партийцев-функционеров, детей и внуков «товарищей маузеров» и «людей в галифе».
На переломе тысячелетий произошел еще один примечательный акт: прибывший в столицу Греции понтифик попросил прощения у православных греков по поводу факта погрома Константинополя рыцарями-крестоносцами. После тех трагических событий прошло восемь веков, но Иоанн Павел Второй рассматривал и себя, если не соучастником, то духовным наследником Иннокентия III, при котором данный погром состоялся. И, конечно же, считал себя первоиерархом всех католиков, в том числе и тех погромщиков, которые жестоко разграбили православную столицу и превратили великий город в пепелище. По происхождению поляк, Иоанн Павел Второй был хорошо знаком с ужасами Второй мировой войны, которую можно рассматривать всеевропейским погромом, и был прекрасно осведомлен о тех безобразиях и том произволе, которые чинили марксистские власти в послевоенной Польше, ведомые «рукой Москвы». В определенной степени покаяние в Афинах служило политическим жестом, направленным в сторону постсоветской России — напоминанием о том, что нацизм в Германии преодолели лишь благодаря тому, что гитлеровский режим был признан преступным, не только победителями во Второй мировой войне, но и самим немецким обществом. А еще покаянный поступок Иоанна Павла Второго напоминал о том, что и дети нацистов отнюдь не случайно пожизненно несут крест покаяния. И действительно, сын Бормана стал пастором, дочь Гиммлера добровольной затворницей, а внучка Геринга стерилизовала себя. Понтифик недвусмысленно давал понять всей мировой общественности, что следует установить некий пограничный столб во времени или провести демаркационную линию, за которую не могли бы перейти все ужасы и злодеяния XX века. И перелом тысячелетий служил для этого исторического свершения наиболее подходящим временем.
Общенациональное покаяние в России должно было начаться с иерархов РПЦ. Кому же, как не им в первую очередь присуще жгучее чувство вины, своего несовершенства, своей «тварности». Ведь само слово «клир» означает «чистые люди». Да, миряне, даже из ревнителей веры, к таковым не относятся, а священнослужители относятся. Биографии практически всех иерархов РПЦ были запятнаны постыдным сотрудничеством с «компетентными органами». Сам патриархат был возрожден Сталиным в суровые годы войны, как институт, призванный следить за умонастроениями верующих, и в первую очередь тех верующих, которые охотно заполнили тысячи храмов, открытых гитлеровцами на оккупированных территориях для богослужений и которые комиссары-политруки не решились заново опечатать и омертвить. Прежних священников, как пособников оккупантов, сослали, а новых иереев обязали своевременно сигнализировать об антисоветских настроениях среди прихожан, понуждали нарушать тайну исповеди. Соответственно и зарплату священники московского патриархата получали из бюджета, как все прочие госслужащие.
Чин покаяния был давно забыт обществом, даже теми людьми, кто стремился вести воцерковленный образ жизни в условиях тоталитарного режима. Поэтому именно священникам предстояло прилюдно покаяться и тем самым показать всем мирянам как это делается и доходчиво объяснить, зачем это следует делать. У РПЦ имелись все возможности склонить общество к люстрации, задать тон и направленность духовного очищения. Безусловно, и мировая общественность ожидала этого. Все тот же Иоанн Павел Второй намеревался посетить Москву, чтобы встретиться как с патриархом, так и с мирскими властями. Авторитет РПЦ стремительно рос. Если в начале перестройки делегации представителей московского патриархата в эмигрантских кругах неизменно воспринимали как переодетых в рясы агентов КГБ, то к началу XXI века отношение РПЦЗ к иерархам РПЦ радикально изменилось. Восстановились даже канонические и евхаристические связи между церквами.
И все же, несмотря на многочисленные обнадеживающие признаки, на переломе тысячелетий какого-то внятного сигнала к люстрации так и не произошло. Не наблюдалось и глубинного толчка к нравственному выздоровлению. Нельзя сказать, что постсоветское общество продолжало оставаться заорганизованным или зашореным, как в прошлые десятилетия, но и к самостоятельным действиям не проявляло склонности. Держала в незримой узде привычка действовать только по команде, по приказу-указу. Самостоятельные инициативы проявляли лишь воришки и мошенники, ушлые аферисты и ловкие шулера.
Образ России столь любезной сердцу участникам различных общественных движений и партий оставался весьма размытым. Кто-то призывал взять за образец общественное устройство и протекание индивидуальной жизни как в Британии или как в Швейцарии. Но оппоненты возражали, что к такой сытой и упорядоченной жизни британцы или швейцарцы шли веками. Кто-то кивал головой в сторону США, за несколько десятилетий сумевших стяжать неслыханную и невиданную доселе экономическую и военную мощь. Но всем была заведомо понятна неустранимая разница в климатических условиях. Во многих штатах население годами снега не видывало, могло проживать в легких, не отапливаемых жилищах. У нас же только на уборку снега ежегодно тратились колоссальные средства. Тогда пристальные взоры обращали на небольшие, но благополучные скандинавские страны. Почему-то и дороги там не трескались от морозов и не размывались в пору весенней распутицы, и среднедушевые доходы, включая социальные выплаты, поражали своими внушительными размерами. Но и тут находились убедительные объяснения: дескать, площадь таких стран невелика, нетрудно их обработать, освоить и не заблудиться-потеряться как в Сибири или на Дальнем Востоке. Да и менталитет тамошних жителей чересчур своеобразен: снисходительны к сексуальным извращенцам и к женщинам в сутанах священнослужителей. В общем «за морем житье не худо», но не совсем подходит для нас такая жизнь.
Недавно крестившиеся (а также венчанные и воцерковленные) православные со страстностью неофитов рассуждали о необходимости утверждения в стране теократии и полезности для страны автаркии. Сторонники монархии говорили о том, что после революций непременно наступает период реставрации, и потому самым разумным было бы посадить на трон кого-то из здравствующих Романовых и тогда жизнь в стране наладится сама собой. Власти прилагали усилия к разработке долгосрочных планов стратегического развития отдельных территорий: пионерами в этом многотрудном деле выступили сотрудники мэрии Санкт-Петербурга, которые со временем заняли ключевые посты в столице. Но эти документы скорее содержали набор «хотелок», нежели продуманные сценарии социально-экономического развития, и не имели привязки к имеющимся ресурсам. Увы, отсутствовали эксперты в области стратегического планирования. Конечно, составлению подобных стратегических планов крайне бы помогла национальная идея, но сформулировать ее не представлялось возможным. Львиная доля общества оставалась расколотой на «белых» и «красных». Понапрасну потратив