кнулись (Солженицын, Искандер, Битов). Политический вакуум не могли заполнить собой партии-однодневки. К сожалению, диссидентские круги и диаспоры за рубежом также не сумели объединиться в организованную политическую силу.
В итоге из бывших начальников сложилась партия новых начальников. Контингент руководящей и направляющей партии состоял исключительно из лиц, получивших комсомольско-коммунистическую выучку. Второпях прочитав Библию эта публика все громче ссылалась на притчу о Хаме, который столь опрометчиво смеялся над пьяным и голым отцом. Нет, они не хотели быть хамами, и потому избегали ворошить неприглядные события прошлых лет, те самые события, в которых активную роль играли их отцы и деды. Ничего не коммунистическое не развивалось, не расширяло сферу своего влияния, за исключением РПЦ, за которой опять же тянулся «красный след». Если московский патриархат, возрожденный Сталиным, представлял собой весьма скромный пристрой к монолитному зданию советской государственности, то РПЦ в начале XXI века сама по себе являлась многоэтажным корпусом, весьма заметных среди прочих властных построек. Иерархи облачились в шитые золотом рясы и митры, украшенные драгоценными каменьями, восседали на резных тронах, как на церковных собраниях, так и в трапезных. Они разъезжали в дорогих автомашинах и частенько перемещались с места на место на вертолетах.
Так как «золотой дождь» не переставал идти, то партия начальников, которая старательно укрепляла в стране «вертикаль власти», искренне уверовала в то, что «Бог спасает Россию» и с удовольствием именовала РПЦ святой церковью. И сами иерархи стали гораздо снисходительнее отзываться о былых гонениях на церковь со стороны марксистов. Призывали паству к всепрощению, к гражданскому примирению, порой даже утверждали, что «всякая власть от Бога» и поэтому не стоит обижаться и тем более гневаться на вождей пролетариата, за которыми сначала шли сотни, тысячи, а потом и миллионы простых людей.
По вполне понятным причинам, чувство вины за мерзости, чинимые марксистами-ленинцами на протяжении многих десятилетий минувшего века, не смогло развиться даже у священноначалия, не говоря уже о мирянах. Это чувство наоборот, все более скукоживалось, как осенний лист, упавший в костер, или иссякало, как вода в сосуде с дырявом днищем. Оно все более и более уступало свои позиции чувству правоты. Для клириков чувство правоты подтверждалось тем, что множится число приходов, а внутреннее убранство храмов не может не поражать прихожан своей роскошью. Для начальников — тем, что их личные доходы стремительно росли, что появились реальные возможности для того, чтобы перебраться из многоквартирных домов в отдельно стоящие просторные особняки и дать своим детям образование в самых престижных зарубежных университетах.
Несмотря на то, что церковь красного дьявола бесславно рухнула и от нее остались лишь «священные камни», коммунисты и сочувствующие им по прежнему испытывали настоятельную потребность приходить к тем «камням» и предаваться ностальгическим воспоминаниям об исторических свершениях, как на фронтах коллективизации, так и ускоренной индустриализации, а также о не менее убедительных победах над всеми внешними и внутренними врагами советского строя. Естественно, гневно клеймили предателей, приведших тот самый строй к плачевному концу. Радения возле идолов Ленина, которые по-прежнему торчали во всех городах на самых видных площадях и перекрестках, имели для коммунистов большое психотерапевтическое значение. С разглаженными лицами и просветленными глазами они расходились по своим жилищам.
Казалось бы, укрепление «вертикали власти», официально отрекшейся от марксистской идеологии, должно было сопровождаться сменой прокоммунистических праздников на общенациональные. Такими праздниками могли бы стать день крещения Руси, день утверждения двуглавого орла в качестве государственного герба, день образования Российской империи, день утверждения государственного триколора императором Александром III. Все вышеперечисленные события действительно были судьбоносными для страны и сохранили свою актуальность, и по сей день. Но эти даты даже не обсуждались, и потому не рассматривались в качестве праздничных.
Как-то незаметно заглохли все инициативы по восстановлению первоначальных названий городов, улиц и площадей: точнее будет сказать, все эти инициативы разбивались о глухую стену молчания муниципальных служащих, ответственных за состояние топонимики на подведомственных им территориях. Или вместо молчания слышались пространные отговорки, что переименование даже глухого переулка требует непомерных расходов, что население привыкло к существующим названиям, что необходимо провести опрос: а хотят ли сами жители возвращения названий своих городов, улиц и площадей, существовавших во времена давно рухнувшей Российской империи. Ведь прошлое не вернуть. И действительно, как показывали социологические опросы, подавляющая часть обывателей давно свыклась с пропагандистско-советской топонимикой, родилась и выросла при ней и не хотела ее менять. И служащие муниципалитетов стоически выдерживали гневные нападки краеведов, прочих поклонников «седой старины», обвиняющих власть имущих в том, что у тех атрофировалась историческая память: муниципальные служащие предлагали провести референдум среди местного населения, прекрасно зная, каковы будут результаты этого референдума. В результате, какой-нибудь представительный собор реставрировался, заново освящался и красовался на ул. Коммунистической. Мэры городов и губернаторы, а также их заместители и чиновники рангом пониже заместителей дисциплинированно посещали эти храмы, стояли во время литургий с зажженными свечками в руках, осеняли себя крестным знамением, даже причащались, иногда исповедовались. Будучи внуками «стойких ленинцев», сталинских карателей и надзирателей, детьми брежневской партийной и хозяйственной номенклатуры, они ничуть не страдали от своей дурной наследственности, наоборот, после посещения богослужений, уверяли друг друга в том, что общество стоит на путях примирения и взаимного прощения. И преисполнялись чувством своей правоты.
Священнослужители всемерно шли навстречу этим умонастроениям. Будучи осведомленными о том, что на литургии будут присутствовать чиновники, они поручали своим служкам раздавать среди прихожан красные ленточки, из которых легко получался своеобразный бантик, прикрепляющийся к груди тонкой иголочкой. Паства, стоящая в храме с такими вот красными бантами, воодушевляюще действовала и на самих священнослужителей: ведь еще совсем недавно многие из них старательно изучали в университетах историю КПСС, основы научного атеизма и коммунизма или даже преподавали эти дисциплины в тех самых университетах, или работали инструкторами в райкомах партии или числились в штатах редакций газет и журналов, являвшихся неотъемлемой частью всемогущего тогда агитпропа. А после долгого и столь торжественного богослужения, собравшись в крипте того же самого собора, трапезничали и выпивали церковной настойки, а выпив, тихо пели песенки про то, как ехали шагом, как мчались в боях, и «Яблочко» — песню держали в зубах. Конечно, испытывали щемящее и столь противоречивое чувство умиротворенности и одновременно дисгармонии. Следует понять состояние этих людей, сравнительно недавно облачившихся в рясы. Еще недавно они готовили себя к иному поприщу, совсем иные книги читали и собирались не под хоругвями, а под кумачевыми стягами, и вдруг все эти парткомы, райкомы, горкомы и обкомы, центральные комитеты и отделы по идеологической работы, все эти высшие и средние партийные школы и университеты марксизма-ленинизма, кафедры советской литературы или теории социалистического реализма стали рушиться как карточные домики — само будущее быстро застлалось непроницаемым туманом. Но после короткого испуга они вновь обрели твердую почву под ногами, оказавшись под сенью матери-церкви. Вновь обрели кров и достаток и заметное положение в обществе и уверенно смотрели в будущее. Они понимали, что правильно поступили, мобилизовав все свои адаптационные качества и способности.
Чувство своей правоты является для людей огромным подспорьем в жизни, но сквозь призму христианского мировосприятия еще и большим искушением, потому что легко провоцирует жестокости и сердечное очерствение. Вспомним, как никониане свирепо истребляли старообрядцев, а большевики — «старорежимные элементы». Естественно и самодовольство подпитывается и укрепляется все тем же чувством правоты.
Смена патриархов, (такая смена происходит вследствие смерти предстоятеля церкви и избрания нового на соответствующем соборе иерархов), пожалуй, являлась последним уместным предлогом, чтобы начать всенародное целительное покаяние, столь необходимое для нравственного здоровья общества. Но вместо покаяния новый патриарх заявил, что РПЦ сильна как никогда. Да, статистика образования новых приходов, воскресных церковных школ и православных гимназий, духовных семинарий, изданий церковных газет и журналов действительно была впечатляющей. Но вся двусмысленность заявления нового патриарха состояла в том, что именно в силе РПЦ величественна, а не в правде.
«Тучные нулевые» благотворно сказались на материальном положении многих россиян. Достаточно сказать, что за это десятилетие МРОТ вырос в десятки раз, хотя по-прежнему не дотягивал до уровня, рекомендуемого специалистами ООН. Произошла массовая автомобилизация населения, а вслед за ней — интернетизация. Раздобревшие на «откатах» чиновники охотно именовали себя «государевыми слугами». Возводимые государственные учреждения напоминали дворцы: особенно в этом отношении выделялись социальные фонды. Правления госкорпораций также стремились перещеголять друг друга в роскоши своих интерьеров. Происходил рост влияния России и во внешней политике. Именно в те годы авторитетные международные организации дали свое принципиальное согласие на проведение зимней олимпиады в Сочи и чемпионата мира по футболу в городах РФ. Фотографии президента не сходили с обложек солидных иллюстрированных журналов и со страниц газет. Подобные события и многие другие, схожие с ними, не могли не повысить градуса великодержавности в самых широких слоях населения.