– А я вот не прочь остаться и начистить дюжину-другую рыл, – проговорил Сосоний, не слишком беспокоясь о том, что его слова достигнут ушей перевозчиков. – Жаль, что…
– А ты, страж! – выкрикнул Аварэ, будто камень метнул. – Каково предать веру и всех, кто нашёл в ней утешение?!
Сосоний дёрнулся, будто брошенная фраза самым настоящим камнем ударила его в спину. Он медленно развернулся, багровея. Отставив табуреты, поднялись и перевозчики, набычились, примеряясь к драке. Изо всех углов, торопливо, по стеночке, заскользили тени посетителей – тех, кто посчитал себя лишним в развернувшемся противостоянии.
– Вот ты, Сошедший… или как тебя там… – процедил Аварэ и сплюнул, скривившись, точно избыток презрения разъедал ему язык. – Ты ходишь, болтаешь без умолку всякое – строишь из себя пророка?! Посланника высших сил?!
– Пророки, мессии… – негромко, будто сам с собой, заговорил Сошедший-с-Небес. – Сколько их было? И что в них толку? Их именами заклинают, призывают, скрепляют договоры. Их авторитет перерос срок их жизни многократно и существует сам по себе, используемый в качестве своего рода магической формулы, должной вызвать определённый эффект в сознании обывателя, заставить его реагировать по вросшему в самые рефлексы шаблону. И наиболее значимый из этих безосновательных, оторванных от личности авторитетов – бог людей, Господин… Но вот вопрос: кому-нибудь из этих деятелей, учителей и пастырей – самому, лично! – удалось совершить что-либо действительно полезное и значимое для тех, кого взялись они направлять? К примеру, спасти от чумы город или остановить войну?
Сошедший-с-Небес как будто забыл, где находится и что разговаривает вовсе не с самим собой и не с таким как он, а с обычным человеком, одним из сонмища невольников Шамудры, рабом вынужденного беспросветно-каторжного труда, невеждой, который ограничен во всём этим самым трудом, и в чёрном теле своём – нищем, надтреснутом и иссохшем светильнике – освоил по необходимости лишь счёт на пальцах до пары-другой дюжин, да немудрёную молитву «во спасение души». Максуд с досадой подумал, что Фаниса совсем не вовремя занесло в его излюбленный потусторонний мир. Однако вряд ли слыхавший за всю свою жизнь столько мудрёных слов кряду Аварэ (ненависть, что ли, помогла ему?) вполне уловил смысл сказанного. Что там и с чем сложилось в голове перевозчика – поди разбери, однако глаза его стали как у бешеным псом укушенного. И спазм, видно, сдавил его горло всё оттого же.
– По-твоему, пророки, посланные нам Всевышним… никто?! – просипел Аварэ. – А сам Он, Пастырь пастырей, – всего-навсего какой-то выдуманный, живущий только в наших головах «авторитет»?! Просто звук, мысль?! Тот, кто владеет нами, существует, по-твоему, лишь пока мы произносим Его имя?! Пока думаем о Нём?! И что же тогда вера наша во Всеблагого, которая суть единственная отрада, – пустой звук?! Ничто?!
– Господин-то существует, только вот цель его вовсе не в том, чтобы нести людям отраду и благо. Вспомните Писание: сколько страданий и смертей принёс он людям, – а за что? Страданий и смертей, без которых вполне можно было обойтись.
– Яд! Яд, разъедающий веру, – вот что такое твои речи! – Аварэ тяжело дышал. – Ты и вправду силён в своём деле и способен отравить любого… Я видел… И теперь чуствую сам… А мы ведь счастливы… были! Пока не явился ты с твоими богохульными проповедями! Да, мы страдали, мы гнили в дерьме – но были счастливы! А что теперь?! Осталось только дерьмо!!!
– Тупое неведение барана, ведомого на убой, это тоже – счастье.
Аварэ поперхнулся и схватился за грудь, будто хотел вырвать себе сердце. Отдышался. Глаза его слезились.
– Ты много наговорил тогда, в Сарбуланде, на храмовой площади, и после, на моём плоту. Да, ты всё говорил и говорил – и что?! Вселенная – агония Творца! Вот смысл твоих слов!
И он вдруг резко поднялся, отбросив скамью, и рявкнул:
– Убийца! Ты! – и вытянул руку, пальцем указывая Сошедшему-с-Небес прямо в лицо. – Ты! Убил! Моего! Бога! И за это сам должен сдохнуть!!!
Аварэ выхватил тесак. Его товарищи только того и ждали – тут же взялись за табуреты.
В неуловимо краткий миг до взрыва, готового превратить тихую гавань майхоны в смертоубийственный хаос, приоткрылась входная дверь. Уличный свет вонзился в полумрак, перечеркнул тонкой линией поле назревающей битвы и встал стеной в дымной атмосфере, разделив люминисцирующим барьером две вызверившиеся друг на друга оравы, а вместе со светом в щель прошмыгнул невысокий человечек с лицом сморщенным, как пролежавшая пару дней на песке фига. Впрочем, и оттенком физиономия мало от неё отличалась. Человечек по-мышиному повёл носом, быстро окинув цепким взглядом сумрачное нутро майхоны, точно глазам его не было нужды привыкать к темноте. Оценивкрайнюю напряжённость обстановки, он, однако, не ретировался,наоборот, просеменил световой дорожкой к столу дадашей, размахивая длинноватыми для его роста руками – ни дать ни взять паучок пробежал.
– Ты ведь Сошедший-с-Небес? – безошибочно определил он Фаниса.
Дадаши переглянулись.
Сошедший-с-Небес и кивнуть не успел, как человечек протараторил:
– Вижу-вижу-вижу! Как же вас угораздило остановиться в этой клоаке? Пойдёмте-ка отсюда побыстрее!
Перевозчики так и не двинулись с места, лишь проводили хмурыми взглядами поспешившего к выходу человечка и неуверенно последовавших за ним странников. Прощальным салютом смачно хлопнул об пол табурет.
Дверь захлопнулась за путешественниками, и только тогда возникшую позади них тишину вспорол звериный вопль, который тут же сам разорвался на куски, превратившись в нечто, похожее на лай и скулёж битого дубьём пса. Максуд вздрогнул, но тут же узнал голос: Аварэ – это был он. И это был… его смех! Перевозчик закатывался лаем и клёкотом так рьяно, с таким напором и самозабвенным отчаянием, будто, распаляя себя, рвался набить морду – кому-то до умопомрачения страшному и неизмеримо сильнее и злее его.
– Ага. Смешно, – оглянувшись на майхону, буркнул Рост. – Кишки порвёшь со смеху…
***
– Ты искал Сошедшего-с-Небес? Но как ты узнал, что он здесь? – спросил человечка-паучка Бинеш, как только надсадный смех перевозчика растворился в окриках погонщиков, торопливом речетативе зазывал мелких лавчонок и прочей шумной суете прибрежной части города.
– О-о! Вы не представляете, насколько быстро распространяются слухи! Не успеешь чихнуть, а с другой стороны Горы желают здравствовать! Шамудра необъятна, однако и тесна до невозможности! Вот бы научиться запрягать слухи в повозку – быстрее транспорта не нашлось бы в мире! Только шепнул – раз! – и там! Подмигнул – и уже за Горой!
Человечек тараторил и тараторил, будто виртуозно перестукивал молоточками по деревянным планкам (Максуд как-то видел такой музыкальный инструмент, и звучал тот примерно так же: незвонко, суетливо – похоже). И от этого перестука начинало слегка гудеть в голове.
Имя человечка было Хич. Вернее, когда Бинеш спросил его, кто он такой, человечек сказал в ответ: «Кто я? – и пожал плечами. – Да практически никто. Повелитель так и называет меня: „Хичкэс“ – никто, или просто „Хич“. Я – никто, и потому идеальный исполнитель воли своего господина. Вот, к примеру, сегодня его величие отправил меня встретить Сошедшего-с-Небес и предложить ему прибыть вместе со спутниками к себе во дворец. Я поспешил, не тратя ни мгновения на себя, не имея никаких иных дел и мыслей, кроме как исполнить порученное, и, как видите, успел в идеальный момент! Приди я раньше, вы, скорее всего, и не вняли бы приглашению, ну а явись я с опозданием… хэх… возможно, и приглашать-то было бы уже некого!»
Странноватый субъект. Чересчур подвижный, суетливый даже, за глазками не уследишь. Максуд пытался поймать этот скачущий пичугой по веткам взгляд, но так и не смог. Вообще, появлялось такое чувство, что Хич лишён определённой формы: черты его всё время смазывались, ускользали в мельтешении энергичных беспорядочных движений, жестов и гримас. Да и речь его, точно слова вылетали изо рта по дюжине враз, только усугубляла эту неопределённость, как брызги и радуги горного ручья ещё более маскируют искажённый струями облик скрытых в потоке камней. Не понять даже было, худой их новый знакомец или полный, действительно маленький или просто сильно сутулится. И хотя опасности говорливый живчик вроде бы не представлял, однако и особого доверия к нему, вследствие такой вот неуловимости форм и в то же время чудовищного изобилия слов, Максуд не испытывал. Максуду даже закралась в голову неприятная мысль: уж не следил ли проныра за новоприбывшими загодя? Не таился ли за дверью майхоны, выжидая удобного для выполнения своей задачи момента?
Собственные безмолвные подозрения Максуда, осторожные расспросы Бинеша… Рост и Сосоний, надо сказать, тоже недоверчиво поглядывали на Хича. Дилшэд и Спингуль, правда, даже если и были насторожены поначалу (чего Максуд, честно говоря, не заметил), то сейчас точно забыли и о том, что жизни их висели на волоске, и о том, кто так вовремя явился избавить дадашей от смертельной опасности: их внимание полностью поглотил новый город и новые лица, и они во все глаза пялились по сторонам. А вот Сошедший-с-Небес и виду не подал, будто что-то не так, напротив, без лишних слов принял приглашение, словно давно ждал подобного. В какой-то момент, поймав взгляд и полуулыбку Фаниса, Максуду показалось, что тотусмотрел в сём факте нечто большее, чем банальная западня или досужее любопытство местного владыки.
«Вот сидел бы я сейчас спокойно у стенки да дремал себе, – думал Максуд, – так нет же, всё неймётся ему, неугомонному!» – он сердито поглядел в спину Сошедшего-с-Небес. «Сидел бы спокойно…» Да возможно ли подобное вообще? Лётчик! Едва встретив его, Максуд уже не чувствовал привычного комфорта лягушки в тихом болотце, нудно клянущей бытие, но по сути смирившейся с судьбой, – и чем дальше, тем лишь сильнее становилось беспокойство, вызревая во что-то большее! Да и сам Лётчик становился будто бы больше, вытесняя из них, лягушек, застаревший дух болота и замещая… чем? Фанис… Куда он всё-таки тащил их? Во что втягивал? Вот теперь ещё стычка эта… Кого-то из них сегодня прибили бы наверняка!