– Печально… – покивал Форман. – Насколько я могу судить, ваш знакомый решил, что встреча возле университета и завязавшиеся в результате этой встречи отношения освободят его от придавившего душу камня и вернут утраченное? Что та юная незнакомка (наверняка вполне обычная девушка – наивная и слабая, которой самой, вероятно, требовалась опора и поддержка) одним лишь появлением своим, одним взмахом ресниц сделает это? Хм-м, да уж… К сожалению, не так-то просто и далеко не каждому по силам свалить подобный камень с чужой души. Да и свалив – что обнаружится под глыбой? Только ли обычные, как у всех, потёмки? Не откроет ли наивный смельчак своим неосторожным благодеянием полную мрака бездну? И что прячется в ней? Может, и не стоило вообще его трогать, этот камень, – оставить всё как есть…
– Может, и не стоило… – помрачневший, Рэй наконец вытолкнул обломок скорлупы на исцарапанный, будто по нему прошлась уже не одна сотня вилок, край керамического диска, где путешественник завис, опасно балансируя над пропастью. – Теперь можно сколько угодно рассуждать о мотивах, причинах и последствиях совершённого поступка, обсасывая произошедшее так и эдак… а в тот момент это было… – и он коротким движением наподдал скорлупке так, что она отлетела за пределы стола. – Это был чисто эмоциональный порыв с его стороны. Необдуманный, спонтанный. Неожиданный даже для него самого. Что поделать, тот парень был ещё сырым и бесформенным куском глины, едва начавшим догадываться, что из него может получиться в итоге. Конечно, он оказался в очередной раз смят… – Рэй со вздохом отложил вилку. – Единственное, что связывает до сих пор того мужчину и ту женщину – их сын. Март никогда не пропускает день рождения сына, ни при каких условиях.
– Какая, однако, скверная готова настичь вашего знакомого метаморфоза…
– О чём вы?
– Да как вам сказать… Когда-то богиня любви была одновременно богиней войны и раздора – не слыхали? Представьте, насколько легко ей обратиться тёмной своей стороной, тем более, если к тому буквально швыряет, можно сказать, нокаутирующий удар обстоятельств. Надо ли говорить, что ту же двойственность несёт и поклоняющийся богине?
– Я немного знаком с вопросом, и если вы имеете в виду Иштар, то… м-м… а ещё этими качествами обладала, насколько я помню, Фрейя… Но это были богини плотской любви, речь же шла об иной…
– Так, может, и война, в таком случае, развязанная адептом, будет иметь совсем иной аспект? И не важно, насколько велико поле битвы – целый это мир или единственная душа… Но это я так, к слову. А вообще говоря… что ж, такова жизнь и наши роли в ней, – заключил Форман, пожав плечами.
– Неправильные роли… – поморщился Рэй.
– Люди вообще неважные актёры, однако держат марку среди других таких же халтурщиков, нещадно фальшивя сами и закрывая глаза на фальшивую игру партнёров.
Рэй посмотрел долгим взглядом на собеседника, отвёл глаза и стукнул кончиками пальцев по столу.
– Ну а мне вот осточертело это актёрство, – сказал он. – Жизнь научила тому, что не стоит отдаваться на произвол судьбы, но следует самому стать автором сценария жизни – своей и других людей. А если смотреть шире – сам этот мир вполне заслуживает того, чтобы его переделать.
– Такова ваша цель, Рэй?
– Такова моя способность. Талант, если хотите. Моя нынешняя профессия предполагает активное использование этой способности, и, поверьте, я неплохо справляюсь. Хотя… я всё-таки склоняюсь к тому, чтобы оставить работу и полностью реализовать себя в воплощении собственных идей.
– Вы считаете, что способны направлять судьбы? А «переделать мир» – вы серьёзно? Лишь Создатель в полной мере обладает такой властью, и крайне самонадеянно заявлять…
– Зря я затеял этот разговор… – махнул рукой Рэй.
– Отнюдь! Отнюдь! Вы затронули очень важный момент! Без веры в Высшее существо (в то, единственное, которому подвластны судьбы Вселенной), но опираясь лишь на свою самонадеянность и слепой талант – вы не боитесь, что заведёте тех, для кого выбираете судьбу, не туда? Человечество и так длительное время балансирует на пороге полного уничтожения – не боитесь ли вы, что подтолкнёте его в пропасть? Вы не думаете, что «переделанный» вами мир запросто может обрушиться вам же на голову? И вам, и всем остальным? Однако ваш талант мог бы прозреть верой и послужить во благо, направляемый Господином нашим! Надо лишь принять верное решение!
– Опять вы за своё, Форман! Вербуете меня в священнослужители? Уничтожением пугаете? Самозабвенное – до эйфории мазохиста! – затягивание человечеством ошейника на собственной шее – вот что такое укрепление религии, призывающей к покорности… Богу ли? Или всё той же церкви? И вот что действительно приведёт нас всех к вымиранию!
– В какие бы крайности ни впадала церковь и служители её, но священные заповеди никогда не теряли своей истинности и актуальности, а первейшая из заповедей – почитание Бога!
– Но если церковь действительно почитает Всеблагого, Мудрого, Справедливого и Вечного, то зачем душит Его создания? Неужели можно верить в то, что Бог сотворил существ с невероятными возможностями лишь для того, чтобы те занимались бесконечным самобичеванием, прославляя при этом своего творца?! Подавление собственного потенциала, отказ от поиска и реализации новых путей изучения и освоения мира (и, кто знает, быть может познания таким образом Создателя!) – вот настоящий, главный грех! В этом, рассуждая здраво, и должна состоять главная наша вина перед Богом! Да-да, именно в том, что дети Его сидят на жертвенном камне сложа руки и тупо пялятся в небеса! Но те, кто установил этот камень и так самоотверженно взвалил на себя «заботу о человечестве», умолчали о заповеди «развивайся, познавай, твори – ибо эти качества есть частицы самого Творца»! Почему? О-о, да разве структура, обладающая невероятной властью над умами, позволит хоть на крупицу ослабить взлелеянное ею могущество?! «Почитай Бога»? Сама же церковь и нарушает основополагающую заповедь собственного вероучения!
– Не путайте яичную скорлупу с самим яйцом! Пусть вы не верите в Бога, однако как здравомыслящий человек, каковым себя позиционируете, не можете игнорировать возможность Его существования – пусть и не в тех формах, которые предлагают мировые монотеистические системы!
– Дело лишь за доказательствами, – усмехнулся Рэй.
– Всему своё время – наука тоже не объявилась враз и во всей красе!
– В том-то и удобство веры, потому-то и живы до сих пор религии, что образ Бога, которому они убеждают поклоняться, постоянно отступает в тень, скрываясь в области, пока ещё не освещённой наукой! Но – «всему своё время», тут я с вами совершенно согласен!
– И снова вы всё перепутали. Бог – не какой-то «образ», и вовсе не отступает в тень – это люди не видят Его, ослеплённые эффектными чудесами учёных! Да, всему своё время – вот только, к сожалению, не всегда его имеется в достатке.
В ответ Рэй лишь фыркнул, упрямо пожав плечами, и принялся демонстративно терзать яичницу.
Форман тоже поковырялся в тарелке, но вскоре отложил вилку и произнёс:
– Путь человека всегда непрост – к Богу ли, от Него ли. Человек может меняться под воздействием жизненных обстоятельств. И ценности его, и цели – также могут меняться. Этот факт подтверждает рассказанная вами история о Марте и ангеле. Однако кое что, самое важное и действительно ценное в человеческой душе, остаётся неизменным, несмотря ни на какие обстоятельства, хотя понимание этого, бывает, приходит слишком поздно!
Рэй вздохнул, но взгляда от тарелки не поднял, продолжая, правда уже без особого энтузиазма, расправляться с яичницей.
– Я хочу, чтобы вы услышали одну историю, – Форман задумчиво глядел на Рэя, – которая произошла с человеком по имени… Впрочем, какая необходимость называть его? – уголок рта дрогнул в скрытой ухмылке. – Тем более что интрига отчасти заключена как раз в отсутствии имени…
История третья: «Всадник без имени»
Две гигантские воронки, полностью охватившие верхнюю и нижнюю половины обозримого пространства, вращались, свивая воздушные течения в жгуты, а те закручивая в спирали. Бешеный поток из смеси водяных брызг и разорванных в клочья туч нёс по кругу маленькую птицу. Пичуга пыталась сопротивляться, но силёнок не хватало даже на то, чтобы выровнять полёт, и её мотало и крутило, вытрясая дух из чуть живого тельца.
Через некоторое время птицу вынесло к самой сердцевине урагана, прямо между распахнутыми глотками воронок. Две разнонаправленные силы ухватили бедолагу и потащили каждая к себе, но, видимо, оказались равны, и пичуга осталась болтаться вокруг невидимой оси – ни вверх, ни вниз, – разрываемая непримиримыми антагонистами. Несчастная издала пронзительный писк, но гул ветра полностью поглотил его.
Терзаемая вихрями, птица скоро стала похожа на разлохматившийся клубок, смотанный кое-как из множества тончайших, играющих переливами прозрачно-серого шёлка жилок, – а силы настойчиво тормошили, теребили, рвали этот теряющий форму ком, вытягивая из него спутавшиеся в петли шелковинки.
Не выдержав, лопнула одна петля, за ней другая, и оборванные концы нитей, засеребрившись неярким внутренним светом, потянулись к бездонным колодцам воронок. Вскоре маленькая крылатая фигурка – истерзанный комочек мерцающих паутинок – лишь отдалённо напоминала птицу. А неумолимые силы всё тянули и тянули…
Глава 1
Струны дорог – двунаправленные векторы, стремящиеся одновременно в противоположные стороны. Такая двойственность создаёт натяжение, которое позволяет струнам звучать – то затихая до едва слышного шороха ночью, то наполняясь грозным гулом в дневное время. Голоса автострад – они подобны зову сирен, поддавшись которому, уже не остановиться, не оглянуться – но только нестись, ускоряясь, превращаясь из материального тела в энергию, волну…
Однако каждая дорога рано или поздно встречается с другой, и ещё с одной, и ещё… Басовые струны федеральных трасс неизбежно притягивают к себе и звучащие на средних тонах шоссе, и множество местных струнок калибром помельче, и целый сонм вовсе до комариного писка доходящих струночек-грунтовок, – голосящие кто во что горазд, в какой-то момент они будто превращаются в капризный музыкальный инструмент, попавший в руки Орфея. Сопротивляясь пальцам музыканта, своенравные музы иного мира неистовствуют, отчего одномерные пространства их существования выгибаются дугами, сворачиваются в петли и стягиваются в узлы. Однако сила Орфея неодолима, и музы-сирены подчиняются навязанной им гармонии: голоса их упорядочиваются, образуя из хаоса сложноорганизованные многомерные структуры, наводнённые потоками урчащих двигателями и галдящих нервными вскриками клаксонов элементарных частиц. Похожие на разбросанные по всей планете неводы или гигантские паучьи сети, такие сплетения имеют неповторимый, как отпечаток пальца, присущий лишь конкретной структуре узор. А из окутанных дымкой хитрых узоров, прорастая сквозь каждую, даже самую малую, ячейку, тянутся к небу кристаллы домов и небоскрёбов – чем ближе к центру паутины, тем выше они и высокомернее…