М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории) — страница 58 из 140

– Тех, что лежат у подножья? – небрежно кивнул «монах» в сторону пропасти, прикрытой одеялом облаков. – А разве ты не заметил? Вы с таким трудом добирались сюда – ты и твой конь. Вы едва не погибли. Многочисленные раны, обморожения, смертельная усталость… Чуть живые ступили вы на плато – а что чувствуете теперь?

Всадник с удивлением отметил, что боль в изрезанных руках и разбитых коленях исчезла, и необоримая усталость тоже чудесным образом пропала. Он поднял вверх руки, потянулся – ни ломоты в суставах, ни жжения в лёгких! Поднёс ладони к глазам, сжал и разжал пальцы: кровоточащие раны затянулись, оставив свежие розовые рубцы! Всадник посмотрел на своего верного товарища: конь кивнул, подтверждая произошедшие метаморфозы, – он выглядел заметно бодрее, будто и не было изматывающего многочасового перехода, едва не ставшего последним приключением в жизни обоих незадачливых скитальцев.

– Мир соткан из иллюзий, и данные иллюзии таковы, что заставляют человека страдать. Однако подобное положение вещей касается лишь того мира, откуда ты пришёл. Здесь, на запредельной высоте, нет места страстям, боли и страданиям. Всё это остаётся там, внизу. Ты спрашиваешь, куда попал? Это – Предел отринувших хаос чувств земного бытия. Небо Отрешённых.

– Небо… – озадаченно повторил всадник. – Рай, что ли?

– Разве это похоже на рай? – вопросом на вопрос ответил Отрешённый (не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, кем является статуя-«монах»).

– Пожалуй, не похоже… В этих скалах так пустынно и одиноко, будто мы находимся на самом краю мира… Неужели это и вправду предел нашего мира, и он заканчивается прямо здесь?

– Край мира… Что ж, такое определение достаточно близко к истине, если под словом «мир» понимать ту область Мироздания, что принципиально доступна для человеческого восприятия и в какой-то мере – для понимания. Однако само Мироздание здесь вовсе не заканчивается: у него много «краёв» – модусов, способов проявления. Есть, к слову сказать, и более далёкие и труднодостижимые.

– Верится с трудом, – покачал головой Всадник. – Сколько усилий, сколько воли необходимо, чтобы добраться сюда, но – ещё дальше?..

– Бывает и так, что далее всего забрасывает не целеустремлённость, не дисциплина и не сила воли, а отсутствие тормозов и одержимость. Взять, к примеру, сумасшедших или пророков. Эти субъекты с ослабленными или нарушенными связями между сознанием и модусом (связями, делающими человека максимально приспособленным к данному модусу, однако и намертво приковывающими к нему) умудряются забраться так далеко, что… – Отрешённый покачал головой. – Но разум первых слаб и не способен к сосредоточению и контролю, а потому реальность ускользает от них. Странствия безумца похожи скорее на кораблекрушение, чем на путешествие, имеющее перед собой определённую цель. Он и в обычный-то мир свой не может вернуться полностью… Разум же вторых заполнен образами религиозных догматов – как они их себе представляют. Поэтому видения пророков, в которых реальность смешалась и отчасти оказалась замещённой фрагментами символов, чрезмерно фантастичны, описания этих видений сумбурны, и смысл их тёмен…

– Погоди, погоди! Ты сказал: «…забираются далеко»… Куда?

– Да куда угодно. Ты вот, к примеру, забрался сюда.

– На Небо? Так я что же теперь – Отрешённый?

– Нет, – отрезал «монах» – И никогда им не станешь.

– Почему же? Ты говорил, что я могу остаться!

– Я лишь поинтересовался: оказавшись здесь, готов ли ты взойти ещё на одну ступеньку вверх – оставить миру то, что ему принадлежит, освободиться от пут иллюзий, – освободиться, быть может, ради всего нескольких мгновений отрешённости… Видишь ли, необходимо приложить немало усилий, чтобы Небо Отрешённых приняло человека, но ты… как бы сказать… ты здесь всё равно что в долг, и время твоё истекает. Ты как метеор – пересекаешь Небо без возможности задержаться в нём надолго. У тебя иной путь, и ты ещё не прошёл его до конца. Твоя цель не достигнута, и этот факт не позволит тебе полностью отбросить всё лишнее…

– Иной путь? Ты что, знаешь, какая у меня цель? – жадно уставился на Отрешённого Всадник.

– Я не вижу твоей цели, ведь это только твоя цель. Странно то, что ты её не видишь, хотя следуешь к ней довольно упорно.

– Но я же не безумец?

– Вовсе нет.

– Что же мне делать?

Отрешённый пожал плечами.

– Это твой путь, Достигший Предела, а не мой.

– Достигший Предела… – эхом отозвался Всадник и тут же помрачнел. – Так, значит, мне в любом случае придётся спуститься вниз?

– Низ… Верх… Уж в этом-то месте о подобных пустяках точно не стоит беспокоиться. То, что ты видишь и ощущаешь здесь и сейчас, даже сами понятия «здесь» и «сейчас», – всего лишь фантомы, сформированные твоим собственным разумом. Сознание человека постоянно что-то измышляет – таким образом формируется образ мира. Однако в отсутствие должной дисциплины и осознания происходящего человек не в состоянии контролировать то, что сам же и напридумывал. Достигая полной отрешённости, индивидуум освобождается от оков сознания и тела. По сути, он перестаёт быть человеком в том смысле, который навязан ему как извне, так и изнутри.

– Как это возможно? Освободиться от всего? И… перестать быть человеком? Да что это за цель такая?

– Отрешённость – финал всех путей, апофеоз всех целей. Итог итогов.

– И какой же путь способен к ней привести?

– Если ты собрался потратить своё время на разговор о путях – потратишь его впустую. Приоритет-то как раз именно за целью, не за путём. Если осознал свою цель, то какой путь ни возьми – окажешься в нужной точке. Дело в том, что сам по себе выбор – иллюзия.

– Но… как же? Разве мы не делаем выбор каждый раз, когда…

– Какой настоящий – ясный и верный – выбор может быть рождён всего двумя вариантами?

– Двумя? Разве не больше? Я видел однажды сразу семь путей, а в другой раз мне удалось даже ступить на…

– Да хоть на семижды семь. Сколько бы ты ни увидел возможностей сразу, да и сколько бы их ни было вообще, ты становишься на порог каждой из них и либо делаешь шаг, либо нет. И хочешь ты того или не хочешь, одна из возможностей будет реализована – шаг будет сделан. Отвертеться не выйдет, и в этом смысле выбора нет вообще.

– Если рассуждать подобным образом, то… э-э… Однако в практическом плане…

– Два варианта. Всегда два и только два – пара, которая ведёт в никуда. Вот – два, а из каждого из этих двух – ещё по два, а из тех – ещё по два, и так далее. Лавина бифуркаций. Изматывающий, поглощающий внимание и силы, к тому же постоянно уводящий в сторону от цели лабиринт, если следовать ему развилка за развилкой. Специфический шаблон, примитивная схема, довольно абсурдная даже по оценкам использующего в своей работе эту схему – и не намного более сложного – аналитического аппарата человека. В соответствии с этим шаблоном мир представляется как единение двойственности, хотя двойственность, а значит, и её единение, – всего лишь иллюзия, основанная на специфическом способе обработки информации умом, который и сам суть способ взаимодействия человеческого существа с Реальностью. Да – нет, это – то, пустое – полное, великое – ничтожное, всегда – никогда, существование – небытие, разделение – объединение… Человеческий ум разделяет воспринятое органами чувств, чтобы вновь объединить – на уровне чрезвычайно упрощённом, но потом снова разделяет, и снова объединяет, и ещё, и ещё… И что выходит в итоге? Довольно странная, надо сказать, конструкция. Слишком запутанная, чтобы разобраться в истинном положении вещей, пытаясь расплести каждую петлю, развязать каждый узел. Но человек, однако, упорно пытается это сделать, пытается решить бесконечную, неисчислимую последовательность, и, погружаясь в процесс распутывания, запутывается совсем безнадёжно – настолько, что, воспринимая лишь самые яркие и оттого заметные фрагменты, на полном серьёзе считает: выбрав то или это, придёт и к разным результатам. Обнаруживая в своих изысканиях двойственность за двойственностью, он всё более утверждается в иллюзии иллюзий – в существовании возможности выбора. Вот потому-то не важен путь – важна именно цель.

– Цели, пути, лабиринты, иллюзии иллюзий… Запутанность запутанности… Я, видимо, что-то упустил или… м-м… – потёр лоб Всадник. – Ну а как же Отрешённые? Отказаться от всякого выбора – это всё-таки их путь? Или же цель? Или… выбор?

Отрешённый молчал, и не понять было по его будто высеченному из камня лицу, что там, за этим его неживым, нечеловеческим молчанием. И сколько времени он может вот так – безмолвствовать камнем, – тоже было не угадать… Однако «камень» всё же заговорил:

– Ты не самый глупый из людей, Достигший Предела, но тем не менее до сих пор всерьёз полагаешь, что я смогу объяснить, а ты – понять? Как понять воробью ледяную глыбу, скажи? И что касается действительной сущности пути – ты тоже вряд ли способен должным образом осознать…

Конь покачивал головой да поглядывал на товарища таким безмятежным и бесконечно далёким от заумных выкладок Отрешённого, целиком уместившимся в печальном глазу огромным внешним миром – сочувствуя, недоумевая. А Всадник стоял под этим взглядом и отдувался, пытаясь хоть как-то утрясти в сознании то, что уже услышал: избыток информации, замешательство и разочарование отбили охоту задавать вопросы. Вероятно, именно по этой причине Отрешённый как будто смягчился – если, конечно, возможно смягчить камень.

– Ну а если, к примеру, описывать чисто техническую сторону пути, доступную неофиту, – заговорил он, – то, чтобы тебе было понятно, скажу так: путь – это вектор, движение в соответствии с которым можно рассматривать как преодоление сложной, в какой-то степени живой и дьявольски притом изобретательной полосы препятствий. Кому-то удаётся пройти её всю, а кто-то застревает, пленённый одной из ловушек. К тому же дело осложняет плотный туман, скрывающий ландшафт, – это иллюзии, целый сонм которых измышляется самим человеком. Но как только рассеется туман иллюзий, восприятие действительности ошеломит своей пронзительной ясностью, и тогда…