позволяют высунуть голову из грязи, в которой они есть, и посмеяться от души. Или поплакать – так, чтоб полегчало. Особенно, глядя со стороны на такого же бедолагу! Но лучше, конечно, посмеяться – слёз-то и так в избытке… Эхм-м… А много ты ещё знаешь? Ну… историй, баек, анекдотов? Желательно посмешнее. Не согласишься ли рассказать завтра ещё пару-тройку? А?
Глава 5
Бедные! Бедные! Нищие духом, обозлённые на всё и вся, но в то же время наивные и доверчивые, как заблудившиеся дети! И злоба их не оттого, что родились они злыми, и не от внутренней убеждённости во зле, а от растерянности и невежества!
Однако у них есть понятие о Создателе и порядке вещей, якобы установленном им… А значит, существуют и те, кто поселяет и поддерживает в людях эту утлую веру!
***
Хозяин Бахрам уговаривал, торговался и обещал бесплатную воду всем пятерым в течение дня: не хотел отпускать. Надеялся, жадный проныра, что хоть сегодня удастся собрать по монете со слушателя. По хитрой, опухшей от недосыпа физиономии Максуд предположил, что тот наверняка размышлял всю ночь и припас-таки весомый, по его мнению, аргумент, позволяющий претендовать на получение барыша.
Они уже вышли со двора, но хозяин Бахрам вцепился в рукав Пришедшего-с-небес.
– Послушай-ка, я человек небогатый, и ангельской росы не обещаю, но… – и он, косясь на дадашей, принялся нашёптывать что-то на ухо Фанису.
Тот растянул край губ в кривой усмешке и отрицательно покачал головой.
– Ну погоди же! – почти взмолился Бахрам. – Ну если у тебя не хватает историй, так я насобираю тебе кучу – ты только расскажи их… ну… вот так вот, – он крутанул в воздухе пальцами, – как ты это умеешь! А вот, кстати, одна, – за первую я денег не возьму! Слыхал я рассказы купцов, что, дескать, живёт в далёких краях маг, который навострился превращать забредших к нему случайных путников в козлов, чтобы те, безропотные рабы, пасли его стадо овец и сторожили жилище. А самого строптивого «пастуха» он, в случае необходимости и в назидание другим, просто-напросто съедает… Конечно, это всё чушь, враки, но всё равно страшно! А страшно – значит, слушать будут, платить будут! А? Что скажешь?
Пришедший-с-небес наклонился к Бахраму (Максуд видел, как шевельнулись его губы, и не услышал – угадал произнесённую фразу: «Помни о смерти!»), затем опять выпрямился, хлопнул опешившего сквалыгу по плечу и вышел за ворота. Максуд усмехнулся злорадно: «Не судьба!»
Хозяин постоялого двора выглядел донельзя разочарованным, провожая тоскливым взглядом ускользавший от него верный источник дохода: когда ещё так повезёт?
***
Зловоние улиц утомило в конце концов не только привыкшую ко всему четвёрку, но и Пришедшего-с-небес, который упорно держался выбранного им ранее направления. («Пришедший»! Звучит, пожалуй, лучше, чем «Упавший»! Всё-таки общение с хозяином Бахрамом не прошло без пользы!) Вняв советам Бинеша и вторившего ему Роста, он свернул на улицу, более или менее прямо уходившую с ощутимым уклоном вверх. Через некоторое время воздух действительно стал чище, а ещё немногим позже путешественники достигли границы города и увидели знакомую живую стену джангала. Максуд усмехнулся про себя, отметив, что в кои-то веки обрадовался зловеще нависшему над дорогой зелёно-бурому валу. Так, краем зарослей, они и шли, поглядывая с высоты на раскинувшийся по левую руку неряшливый смрадный лабиринт и светло-серую равнину океана дальше за ним.
В какой-то момент Максуд, шедший последним, заметил краем глаза движение. Он оглянулся: худая босоногая фигурка в лохмотьях плелась, будто шатаемое ветром пугало, по дороге. Увидев, что Максуд пошёл медленнее, замедлила шаг и фигурка. Что-то знакомое было в ней… Ах, да! Выходя с постоялого двора, Максуд споткнулся о лежавшую возле порога кучу тряпья – та ойкнула и села: лицо в разводах грязи, серые, как океан у горизонта, глаза… Максуд чертыхнулся походя, да и забыл. А оборванка, оказывается, так и следовала за ними – не отставая, однако и не приближаясь более чем на пару дюжин шагов.
Максуд остановился. Встала и фигурка. Максуд сделал шаг ей навстречу – та отступила ровно на столько же.
– Эй! – крикнул Максуд. – Зачем идёшь за нами? Что тебе надо?
Молчание было ему ответом. Максуд пожал плечами и поспешил за товарищами: мало ли увязывалось за ними народу после каждого селения – где теперь все эти сумасброды и явные деревенские дурачки с их сиюминутной блажью?
Честно говоря, Максуд с самого начала был против того, чтобы к ним с Лётчиком присоединился кто-то ещё: не доверял он людям, что ни говори. Но Лётчик относился к каждому новому спутнику благосклонно: считает нужным идти – пусть идёт. И вот, первым за ними последовал Бинеш – тяга к новым, необычным знаниям пересилила в нём природную усидчивость и неприятие к перемене мест. Затем был Рост. И Дилшэд.
К Росту Максуд поначалу отнёсся весьма настороженно: неулыбчивый, с вечно сдвинутыми и оттого будто сросшимися вместе бровями, он даже близко не выглядел дружелюбным. Такому в руки дубину – и яму охранять: никто близко не подойдёт! Или наоборот – те же самые ямы грабить… Однако под маской головореза оказался бесхитростный, прямодушный человек, за неприветливостью и грубостью скупых речей которого скрывались честность и бескомпромиссность. И неуживчивость впридачу. А всё от того же – от излишней прямоты, негибкости, неспособности договариваться и кривить для этого душой.
Дилшэд прибился к ним последним. Он просто поднялся с камня, на котором сидел, слушая Упавшего-с-неба, и пошёл – не потратив ни капли времени на сборы, безо всяких раздумий и сожалений об оставленной за порогом прежней жизни. И то сказать: что удержит человека там, где каждая мелочь напоминает о случившемся несчастье и безвозвратной потере?
Дадаши, братишки… Довольно странное сборище, надо сказать. Таких не укладывающихся своими характерами в здешние неписаные правила бытия типов ещё поискать. И он, Максуд, конечно, не исключение – чуднее не придумаешь! Хотя… Он посмотрел задумчиво на спину топавшего впереди Бинеша. Этот немногословный парень со взглядом, подобным рыболовному крючку (если зацепит, то не отпустит, пока не вытянет из тебя все интересующие его сведения до последней капли!), как никто другой вызывал у Максуда тревогу. Непонятно, правда, почему. Потому, может, что, казалось, знал больше, чем должен был знать обычный червяк, обитающий во тьме под камнем, именуемым Горой? И, что особенно необычно, продолжал тянуться к знаниям вопреки всему, тянуться слишком неистово для существа, обречённого ползать до скончания века под гнётом сим, придавившем все посторонние, никак не способствующие выживанию тела, желания и стремления! Под камнем, заменившем этому миру небо… Вот этой своей инакостью, не привязанной к нуждам тела целеустремлённостью, Бинеш здорово походил на Лётчика: такой же, не от мира сего – от иного, чужак. Чем-то, однако, необъяснимо знакомый чужак. И этот нюанс добавлял тревожного беспокойства.
Итак, трое – если не считать Максуда. И вот теперь ещё кто-то настырно пылил вслед за Пришедшим-с-небес и его приёмышами. Какого ещё отверженного чудака-уродца, которого не переделать, а только лишь уничтожить, не хватает в их балагане? Максуд бросил взгляд через плечо: что там, не отстала ли нечаянная приблуда? Нет, идёт. Он усмехнулся. Обернулся и крикнул, не сбавляя шага:
– Так и будешь плестись позади, как потерявшийся козлёнок?
Дилшэд услышал, приотстал, поглядел с любопытством на кое-как поспевавший за их группой несуразный куль ветхого тряпья.
– С кем ты разговариваешь? – спросил у Максуда.
Максуд пожал плечами.
– Кто ты? Как твоё имя? – громко обратился к оборванке Дилшэд.
Та молчала и куталась в видавшее виды покрывало, старательно пряча лицо.
– Ну как знаешь…
– Не знаю, – донёсся голос – тихий и напряжённый, словно городская попрошайка превозмогала себя, заставляя говорить, и это явно стоило ей более значительных усилий, чем выдерживать размеренный, но довольно быстрый темп ходьбы привыкших к долгим безостановочным переходам странников. – Я не знаю… как меня зовут. У меня нет имени.
– Вот те на! Как такое может быть? – удивился Дилшэд.
– Я никому не нужна и некому звать меня – так зачем мне имя?
– Имена есть у всего в этом мире. И у людей, конечно, тоже – у каждого своё. Если ты намерена идти с нами – тебе оно тоже понадобится.
– С нами… – с сомнением покачал головой Максуд, не встревая, однако, в диалог.
– Хм… А откуда берутся имена, чтобы называть ими всё вокруг? – заинтересовалась настырная приблуда.
– Это тебе Бинеш объяснит – он любит доискиваться причин и многое знает.
– Ну а люди? Как людям дают имена?
– Как? Ну… Просто дают. Вот мне, например, дали имя Дилшэд, что означает «счастливое сердце». Родители считали, что с этим именем меня не оставит любовь, удача и счастье. Однако… – Дилшэд запнулся и замолчал.
Максуд вздохнул и принял эстафету:
– Ещё имена дают в честь знаменитых личностей, или когда человек похож на что-то, или обладает определёнными качествами. Например, если кто-то велик и силён, как гора, то он получает соответствующее имя. А если выделяется своей красотой, или умом, или…
– А на кого похожа я? – высунула из своих тряпок чумазый нос смуглая сероглазая девчонка.
– На чучело! – не задумываясь брякнул Максуд.
– На чучело меньше пялятся всякие уроды… – огрызнулась та, вновь прикрывая лицо наброшенным на голову линялым куском ткани. – Таких, как я, стараются не касаться. И вообще – не замечать…
– Ну, «чучело» – совершенно не подходящее имя для девушки, – вернулся в разговор Дилшэд. – Тебе, я думаю, пожалуй, подойдёт имя «Спингуль».
– Спингуль? Что это значит? – зыркнула нищенка настороженно, однако напряжённо-недоверчивый вид её не мог скрыть проскользнувшего в голосе наивного любопытства.
Максуд отметил с затаённой усмешкой, что дистанция, которую так тщательно выдерживала прилипчивая оборванка, сократилась наполовину.