М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории) — страница 86 из 140

– Создатель и Господин наш – творец Вселенной и Верховный пастырь человечества! – подал голос блюститель. – Он…

– Создатель – творец всего сущего, включая и того, кого вы, блюстители, именуете Господином вашим, Верховным пастырем. Но зачем овцам знать это? Вдруг они не согласятся с тем, что их стрижёт и режет самозванец?

– Ты объелся листьев чумного дерева, пришелец, если городишь подобную чушь! – взвизгнул блюститель. – У нас есть Слово и Писание, Завет и Заповеди! И не счесть верующих в истинного Господина! У тебя же – лишь ядовитые нападки, голословные утверждения, пустые домыслы и бесстыдная ложь!

– Ты хочешь поговорить о домыслах и лжи, проповедник? Целые воздушные замки (да что там замки – дворцы!) построены на недосказанностях и двусмысленностях писаний, на неоднозначности трактовок высказываний, фраз и даже отдельных слов! Более того – на сознательном сокрытии истины! Причём про дворцыи замки я говорю не только в переносном смысле! Слепому видно, что владельцы этих дворцов преследуют свои собственные интересы и интересы их верховного повелителя. О каком служении Создателю и заботе о пастве может идти речь?!

Сердитый голос раздался откуда-то из первых рядов:

– Наши отцы верили…

– Да! И отцы их отцов! – согласно закивали тут и там.

– Что его слушать? Кто он есть, чтоб указывать? Ни меча, ни хлыста, ни клейма во лбу! – истерично возмутился кто-то.

– Какой есть выбор у овец или коз? – спросил Пришедший-с-небес. – Кто пасёт их самих, кто пас их отцов, и отцов их отцов, понукая смертью, наказанием, произволом? Кто пасёт вас, поколение за поколением взращивая в невежестве и страхе гордых своей покорностью двуногих животных?

– Враг говорит твоим языком, нечестивое отродье зла! – рявкнул, как в лицо плюнул, блюститель. – Он жаждет завладеть стадом Господина и сам вести его – в пропасть окончательного грехопадения!

– Свободные вольны делать выбор – следовать им за кем-то или нет, но если идут, то за тем, кто заслужил их уважение и доверие. Рабов же гонит пастух, и ему нет дела до мыслей и желаний стада, – парировал Пришедший-с-небес. – Впрочем, стаду-то как раз всё равно.

– Какое мы вам стадо? – глухо огрызнулись из толпы. – Вот заладили…

Но Пришедший-с-небес услышал.

– Если никто из вас не ропщет, страшась даже намёка на сомнение в абсолютной правоте пастырей, и покорно следует, куда его гонят, – кто вы есть?

– Агнцы в бесчисленных стадах Господних человеки есть, искушаемые и сбиваемые с пути лживыми посланниками врага! – невпопад поспешил влезть поперёк своего противника блюститель, в подтверждение сказанного потрясая над собой книгой так, будто готов был обрушить её на голову не только «лжепророка», но и вообще каждого проявившего мало-мальское недоверие его словам.

Но, кажется, добился обратного.

– Выходит, что те, кто должен вести нас к Творцу, на самом деле служат не ему, а какому-то… Господину? – донеслись встревоженные голоса.

И где-то там же, в толпе, строгая отповедь – не очень, правда, уверенная:

– Ведут – значит имеют право…

– Ведут вас такие же овцы, как и все вы, – сказал Пришедший-с-небес, – и у них не больше прав, чем…

– Первым посвящённым вручены власть сия и право сие от Господина через Посланников Его, и перелагаются они далее лишь на избранных среди избранных слуг Его – рукоположением дланей мирских и Духом святым из уст самих Святых иерархов! – заученно продекламировал – едва ли не пропел – блюститель.

– Только вот, к сожалению, ни ум, ни достоинство, ни любовь, ни какая иная добродетель – ауж тем более святость – таким образом не передаются. В отличие, скажем, от чумы…

– Власть блюстителей – от Бога! – снова сорвался на визг проповедник.

– Это верно, – подтвердил Пришедший-с-небес, – от Бога! От Бога людей – Господина этого мира, но не от Творца! И всё, на что вам, пастырям, хватает ваших «добродетелей» – манить остальных пучком соломы и подгонять палкой!

– По тебе самому палка плачет!

– Ты только подтвердил мои слова, проповедник. Но раз уж зашла речь, то по вам, блюстителям, давно скучает поганая метла! Да и Господину вашему…

– Не говори так! – заволновались в толпе. – Это богопротивные слова, чужак!

И блюститель воспрял, воодушевившись уже не чаянной им поддержкой.

– Пусть отсохнет твой мерзкий язык и захлебнёшься ты в ядовитых речеиспусканиях своих! – с чувством возвестил он, пуча на Пришедшего-с-небес набрякшие кровью глаза.

И заорал, обращаясь уже ко всей толпе, не жалея связок и яростно размахивая книгой:

– Остерегайтесь, люди! У Врага множество личин, и у каждой – по дюжине лживых языков!

– Ровно столько, сколько на земле проповедников воли Господина! – добавил Пришедший-с-небес, даже не пытаясь перекричать блюстителя.

Однако его услышали, и голоса сторонников пастыря и тех, кто желал продолжения речей утверждавшего совершенно иную правду пришельца, смешались в бурной перепалке.

Под шумок, поймав красноречивый взгляд блюстителя, двинулись к помосту стражи, и дадашам не оставалось ничего другого, кроме как изготовиться к драке. Численный перевес «серых рубах» был очевиден, и хотя Максуд понимал, что шансов уцелеть в этой сваре совсем не много, однако не терпелось уже избавиться от предательских спазмов в животе и пляски заходящихся в нервной дрожи рук. Он упёр ноги понадёжнее в скользковатую мостовую и сжал челюсти, чувствуя, как губы неудержимо расходятся, и человеческая гримаса страха и отчаяния оборачивается безумным оскалом загнанного в угол зверя. Шея одеревенела и закололо в загривке. Он бы и зарычал, наверное, но голос Пришедшего-с-небес удержал в нём человека, не позволив завершиться метаморфозе.

– Блюстители обращаются к вашей привычке следовать традиционному порядку, к вере без рассуждений и боязни Божьего наказания! – произнёс Пришедший-с-небес с такой силой, что перекрыл нараставший гвалт охваченной внутренними разногласиями толпы. – Я же взываю к способности мыслить самостоятельно, к здравому смыслу и голосу разума!

Удивительно, но толпа стихла. И стражи остановились в нерешительности, заозирались. Блюститель же раздувал ноздри и скрипел зубами.

– Содержа паству свою в слепоте невежества и немоте страха, – не останавливался Пришедший-с-небес, – блюстители порождают в сердцах «агнцев Божьих» чудовищ, единственное умение которых – превращать мир в место, где царят безысходный ужас, нескончаемые мучения и кромешная духовная тьма!

– Ты!.. Ты совсем заврался, чужак! – и вовсе выкатил глаза блюститель. – Какие чудовища?! Скажи ещё, что все мы, – он обвёл широким жестом толпу, – находимся сейчас в Юдоли грешников!

– Я вижу, ты сам испугался того, что сказал, проповедник! Однако… О-о! Как загорелись вдруг твои глаза! Должно быть, примерил свою задницу на тёплое место в иерархии самой Юдоли? – Пришедший-с-небес едва сдерживал язвительный смех. – Не обольщайся: Гора вовсе не является Юдолью! И ты – не святой, не демон и не повелитель мёртвых душ, а всего лишь повторяющая заученные фразы, не способная на самостоятельные решения марионетка!

– Я – слуга Господина нашего, и горжусь тем, что он избрал меня служить пастырем грешных сих! – не жалея глотки, с жаром возопил блюститель. – И я готов служить ему хоть в Юдоли, хоть в самой вечно пылающей Бездне! – казалось, он вот-вот лопнет и вспыхнет вдобавок, словно набитый углями бурдюк.

– Почему тебя постоянно тянет к Юдоли, проповедник? – сощурил глаз Пришедший-с-небес. – Ты так настойчиво поминаешь её, что поневоле возникает мысль: ты стремишься туда всей душой!

Рыбий рот блюстителя приоткрылся косой щелью, хватая воздух и издавая булькающие звуки, будто тот и в самом деле оказался влезшей на разделочный стол и вставшей на хвост толстющей рыбой. А Пришедший-с-небес уже обращался к народу:

– Эй, вы, все, кто явился на эту площадь за новой порцией розог и елея! Откройте же глаза! Узрите, кто пастыри ваши! Спросите себя, чего ждать от болтунов, именем Господина сулящих без умолку наказания и пытки всем, кто недостаточно истово страдает здесь, а между тем живущих так, словно то преддверие Юдоли, в которое они превращают мир сей для «стада человеков», в то же время является предместьем Обители Небесной для них, отдельных «избранных», отряженных господином своим это стадо пасти! Очнитесь же, в конце концов! Как вы идёте за теми, кто стремится в самую Бездну?!

Блюститель и вовсе потемнел, как лежалая печёнка мула, однако так и не произнёс ни единого слова.

– Что ж, поскольку ваш пастырь проглотил язык… – Пришедший-с-небес ехидно глянул на прочищавшего горло и судорожно сглатывавшего блюстителя, – воспользуюсь случаем: он рассказал вам свою историю – я расскажу свою.

Максуду было плохо видно с его места, но он и так знал, что сотни лиц сейчас были обращены к Пришедшему-с-небес и сотни пар глаз устремлены на него. На площади стало совсем тихо. Прекратилось и квохтанье блюстителя: кажется, он таки разглотал свой нервный комок в горле. Напряжённое, с крепко сжатыми губами лицо и сузившиеся в щёлки злые глаза говорили о том, что пастырь отнюдь не сдался – лишь затаился до поры и ждёт удобного момента, чтобы отыграться сполна.

– Да будет вам известно, – начал рассказ Пришедший-с-небес, – что в Первый день трудов Создатель сотворил намерением-словом своим светозарных бесплотных существ. Разумных – ибо разум Создателя был неотделим от его любви – творческой силы и потребности творить. Бесплотных – ибо не существовало в ту пору иной материи, кроме сияния самого Создателя. И целый мир появился вместе с ними, окружив Сердце Создателя сияющей сферой, и стал этот мир первой ступенью Мироздания и основой для всех последующих. И существа из света населили Сияющий мир.

«Ангелы» – так стали называть этих существ много позже люди, когда те пришли эмиссарами Сияющего мира в мир людей. «Перворождённые» или «Первые» – так стали называть они себя сами, когда Создатель произвёл на свет иные формы жизни. Но тогда, в исходе Дня первого, не было у них имени, и назывались они просто «Живые», или «Сознающие», или «Сотканные-из-света», или «Сияющие» – ибо ничего, кроме сияющей сознанием энергии жизни не было у них, и лишь единственное слово существовало во всём только что зародившемся Универсуме, которое означало: «живой, сознающий, сияющий».