Иная сила – стихия! – оказалась весомее и стражников, и дадашей: возбуждённая толпа навалилась и накрыла их всех своей бурлящей волной. «Бегите!» – услышал Максуд, но кому принадлежал голос, он уже не мог определить…
Они едва успели запрыгнуть на гружёные концентратом готовившиеся отчалить плоты, а перевозчики, хмурые мужики в пропитанных соком гуттаперчевого дерева робах, увидев поспешно выхваченный Максудом кошель, не стали задавать вопросов: упёрлись в причал шестами, налегли, и берег с неохотой уступил человеческим усилиям, отдал плавучие рукотворные островки своему извечному противнику. Не ожидавшие подобной щедрости, воды взволновались, подхватили добычу и, нетерпеливо облизывая, потащили в открытый океан.
Вёсла, а затем и паруса, сделали своё дело: к тому моменту, как потрёпанные толпой стражи высыпали на пристань, плоты уже преодолели полосу прибоя и набирали ход, взяв курс вдоль побережья. Копьё, брошенное вслед беглецам (скорее от злой досады, чем из действительного желания убить), не пролетело и половины расстояния – нырнуло без брызг в тёмную воду…
***
Это было вчера. Но будто год прошёл – настолько свежими и непривычными оказались нынешние ощущения Максуда. Таких перемен он не испытывал с тех пор, как свалился едва ли не прямо ему на голову Лётчик. Лётчик… Пришедший-с-неба… Фанис…
А вот и он – Сошедший-с-Небес, Сын Неба! – стоит у рулевого весла, как всегда в последнее время сосредоточенный, погружённый в раздумья, – статуя статуей! – и не угадать по окаменевшему лицу, что за мысли наполняют его ум. С самого своего появления на Горе в виде сочившейся кровью головешки он был не от мира сего, а теперь всё чаще становился и вовсе таким вот – отстранённым, проникающим взглядом куда-то далеко, сквозь этот мир, будто не прижилась душа его в обновлённой оболочке и всё стремится обратно, откуда явилась, вынужденная к тому же тащить за собой и припёкшееся к ней в огне падения тело… Впрочем, черёд вахты Сошедшего-с-Небес подходит к концу, и можно будет растормошить его отрешённость, благо вопросов накопилось, как волн в океане, а он никогда не отказывал в ответах.
Волны… Можно вечно глядеть на их жемчужные переливы, слушать их шёпот. И ветер – освежающий, сдувающий усталость и унылую хандру, он уносил всё, чем тяготило прошлое. Максуд удобно расположился на мешках с концентратом. Никогда он не чувствовал себя так спокойно, как сейчас, в океане, вдали от суеты и забот осточертевшей Горы. Так хорошо думалось здесь: без помех, без излишних эмоций, словно солёная вода гасила всякий огонь, будь он снаружи или внутри. И ничто не мешало в очередной раз попытаться выявить причину, найти и распустить тот узел, который затянул намертво, обездвижив и превратив в мёртвый ком нитей, клубок – клубок его памяти…
***
– Ты часто выглядишь удручённым. Что тебя так тревожит, Максуд? – спросил однажды Лётчик, глядя на пасмурное лицо своего спасителя и проводника.
– А что меня может тревожить? Что вообще может тревожить человека здесь, на Горе? Разве что проблема заставить себя подняться затемно и постараться не сдохнуть к наступлению, опять же, темноты? Всё нормально, Лётчик, всё идёт своим чередом.
Однако тот не отводил глаз. Вот же настырный!
– Ну это-то я как раз понял. Нет, я вижу, есть кое-что помимо твоей теории зацикленности существования сего никчёмного мира и такого же никчёмного существа – человека – в нём. Устройство мира тебя скорее злит, даже когда ты ощущаешь себя истощённым своим бытием и бессилием его изменить, но иногда – вот как сейчас, например, – что-то делает тебя удручённо-озадаченным… эм-м… ну, как будто ты упёрся в собственный могильный камень, что ли… Да, вроде того. Так что же это, Максуд?
«Могильный камень»! Тьфу ты! Хотя, пожалуй, верно подметил острым своим глазом свалившийся с неба чудак… Вот дались же ему эти Максудовы приступы! Шёл бы себе и шёл, да смотрел на дорогу внимательнее! Максуд пнул попавший под ногу обломок скальной породы.
– Всякое. Разное, – буркнул он с неохотой.
И замолчал, вовсе помрачнев.
Лётчик не торопил, просто шёл рядом, терпеливо ожидая продолжения, а Максуд физически чувствовал это его терпеливое ожидание: оно как будто давило на грудную клетку – несильно, но беспрерывно, монотонно. В то же время – в противовес, должно быть, давлению внешнему – Максуда стало распирать изнутри. Он мог бы и не отвечать, конечно: что этому чужаку его проблемы – досужее любопытство, развлечение в пути… И всё же… всё же не стал упорствовать, поддался внутреннему позыву.
– Память.
– Память? – не понял Лётчик.
– Ты же хотел знать, что меня беспокоит? Память. Что было до того, как меня нашли на Горе с разбитой головой? Никто ведь не знает, откуда я взялся, никто не помнит моего лица…
– Хм-м… Так может, источник твоего неприятия этого мира, твоих терзаний находится в прошлой жизни? И ответ на все твои вопросы кроется где-то там же, в прошлом? До момента твоего появления на Горе?
– Может, и так…
– Ты совсем ничего не в состоянии вспомнить?
– Абсолютно. Как ни пытался.
– Хм-м… – задумался Лётчик. – Не исключено, впрочем, что я смогу тебе помочь…
– Каким образом? Залезешь ко мне в голову и поищешь то, чего, возможно, там вовсе нет?
– Ты сам можешь залезть к себе в голову.
– Я же тебе говорю…
– Послушай, а если ты просто-напросто зашёл не с той стороны? Начал ломиться в наглухо забитую парадную дверь, когда стоит попробовать найти чёрный ход?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты никогда не пытался проследить за своими мыслями? Выяснить, откуда они появляются, как рождаются?
Максуд неуверенно пожал плечами, и Лётчик кивнул понимающе.
– Дело в том, что значительная часть мыслей в общем потоке сознания рождается из повседневных желаний, вызванных необходимостью удовлетворения жизненно важных потребностей. Таких, например, как утоление голода и жажды. Подобные конструкции могут принимать довольно сложные формы: ты знаешь, что без еды умрёшь от голода, и потому вынужден искать работу, чтобы заработать на пищу, и вот ты планируешь свою деятельность и строишь распорядок, чтобы утоление голода происходило регулярно, и расстраиваешься, если этого не происходит по какой-то причине, и ты ищешь выход, перебирая варианты, и в то же время винишь кого-то или что-то – плохую погоду, не вовремя скатившийся на дорогу камень, человеческую природу, Бога, в конце концов, – и так далее, и так далее… Ещё одна чрезвычайно объёмная доля мыслейсоткана из описаний окружающей тебя действительности. Описания крутятся в голове, не позволяя забыть свойства и характеристики твоей среды обитания, дополняя и обновляя информацию в соответствии с происходящими вокруг изменениями. Кроме того, человеческий разум полон всевозможных иллюзий, фантазий и грёз, – однако, насколько бы причудливыми ни казались, они полностью основаны на потребностях человека и его описании мира. И вот, наконец, мы подошли к главному: помимо всего перечисленного, могут обнаружиться и такие мысли и образы, которые не удаётся объяснить потребностями и категориями нынешнего бытия или даже мира, в котором находишься (если, конечно, до травмы ты жил по-иному или был кем-то иным, а не просто получил случайно камнем по башке, занимаясь тем, чем занимался всегда и продолжаешь заниматься сейчас). Именно на несоответствия следует прежде всего обращать пристальное внимание, запоминать их и накапливать. Для этого лучше заносить их в… Ты, кстати, умеешь писать? Хм-м… Впрочем, сие не так важно. Так вот, необходимо погрузиться в выявленную нетипичную мысль и уловить сопутствующие образы, наблюдая их осторожно, как выслеживаешь гнездо диких пчёл, – иначе встревоженный рой ассоциаций атакует со всех сторон, дезориентирует и заставит блуждать в дебрях фантазий. Раскрываясь же постепенно, отдельные, разрозненные элементы прояснятся и потянут за собой другие подобные, ещё и ещё, дополняя и развивая друг друга, складываясь в целостный сюжет. Так же, как с мыслями, кстати, следует работать и со снами: по самой своей природе они являются приотворённой дверью в скрытую от внешнего, так сказать «бытового», слоя сознания область. И вот, разматывая этот клубок, ты в итоге придёшь к его центру, источнику – к памяти о событиях из твоей потерянной жизни…
***
Размотать клубок… Следуя инструкциям Лётчика, Максуд пытался сделать это снова и снова. Долго, упорно – и безуспешно. «Не расстраивайся», – говорил ему Лётчик…
– Не расстраивайся, дружище, – сказал Лётчик в очередной раз, отмечая мрачный вид Максуда. – Ни одна попытка не пропадает даром, как минимум утверждая твою решимость и несгибаемость намерения. Собственно говоря, даже если взять самую заурядную мысль и проследить её ретроспективно, вплоть до возникновения, – даже в этом случае можно обнаружить что-нибудь интересное. Ну а если регулярно, тщательно и непредвзято изучать свои мысли, поймёшь многое о собственной личности. В этом есть несомненная польза!
Пожалуй, изучи Лётчик в тот момент мысли Максуда, он узнал бы много интересного о себе самом…
– Вообще же, – продолжал рассуждать Лётчик, – триггером – элементом, запускающим процесс вспоминания, может послужить что угодно: мысль, слово, звук, запах, случайная игра бликов в чашке с водой…
«Что угодно», демон его подери… Если Лётчик думал, что своими нескончаемыми комментариями и дополнениями упростит задачу, то он ошибался – проще совсем не стало…
***
Втаптывая щебень в пыль не имеющих ни начала, ни конца дорог Шамудры, Лётчик всё ускорял свой шаг, будто вспомнил о чём-то важном и теперь спешил за тем, о чём вспомнил, а вместе с ним начинало спешить и время – уплотняясь, насыщаясь событиями. Своё же «важное» Максуду вспомнить никак не удавалось. Потому, может, и не видел он смысла в такой спешке? Потому и не он теперь вёл прираставший понемногу спутниками отряд, стараясь лишь не отставать от нового проводника… вожака… светоча…
Ни к чему не приводившие попытки разбудить память угнетали Максуда, а сочувствие Лётчика между тем начинало действовать на нервы. Для чего он взбаламутил Максуда этим своим «клубком», должным вернуть потерянное? Заставил поверить, заставил надеяться? Чтобы потом глядеть на его неудачи и жалеть всю дорогу?! Максуд уже готов был плюнуть на своё глупое потакание очевидному шарлатанству, но тут Лётчик обратил его внимание на одну вещь, которая и оказалась-таки тем самым «триггером»! Причём (ну а как же, демон её забери, иначе!) она всё время находилась на самом виду!