Величайший из владык спохватился было, что повёл себя весьма неосмотрительно с обещанием, и хотел отказаться, но отступить от своего слова означало для него прослыть взбалмошным и недалёким пустословом, и он вынужден был оставить всё идти как идёт.
Сказано – сделано. Маг провёл ритуал (три дня срока определил он силе заклятья, по истечении которого души вернутся на положенные им места), и душа Величайшего из владык переместилась в тело пастуха, а душа пастуха заняла место в теле царственной особы. Козопас хотел было напоследок дать несколько советов монарху, но тот даже взглядом не удостоил бедняка: он не желал марать руки ни о посох, ни о хворостину, и считал ниже своего достоинства даже глядеть на безродного голодранца, а ужтем более – слушать его наставления. Довольно уже было того, что какой-то смерд пользуется его телом – телом Величайшего из владык!
И вот что случилось дальше. Первый советник увёл пастуха во дворец, а Величайший из владык в облике простолюдина остался один перед стадом коз, которое пора было гнать на пастбище, и пёс пастуха, лохматый и грязный, как горный дэв, крутился возле ног, требуя внимания и пищи, – Величайший брезгливо пнул его ногой и швырнулвдобавок вслед убегающей дворняге камень. Но как же поступить с отарой? Недолго думая, Величайший из владык властным тоном повелел козам идти пастись, и те, испугавшись то ли громкого голоса, то ли непривычного поведения своего опекуна, прыснули кто куда. Величайший же, решив, что животные последовали его приказу, уселся отдыхать в тени дерева, где вскоре и сморил его сон.
Проснувшись, Величайший из владык увидел, что наступил вечер и стаду пора бы явиться обратно – однако лишь три козы с козлёнком ходили неподалёку. Когда Величайший, грозно сдвинув брови, приказал им пойти, собрать и немедленно привести остальных, разбежались и они.
Делать нечего, Величайший из владык отправился разыскивать доверенный ему скот, но сколько нибродил по окрестностям, не повстречал больше ни одной козы. Ночь он протрясся от холода и страха, забившись под обломок скалы (немудрено: жизнь его прошла в царской роскоши, где малейшая прихоть самодержца тут же исполнялась, но никогда он не оставался брошен совершенно один в столь диких, подобно этому, местах!), а утром снова двинулся на розыски. Он проходил весь день, а к вечеру, поняв тщетность своих усилий, повернул было обратно, однако с ужасом понял, что заблудился. В панике Величайший из владык заметался не разбирая пути, лишь теряя последние силы и ещё более ухудшая своё положение. Всю следующую ночь он не сомкнул глаз: прислушивался к шорохам в темноте и бросался на каждый звук, похожий на человеческие шаги, но тут же шарахался от теней, принимая их за души умерших или демонов скал. Со всей ясностью теперь осознал владыка, что в отсутствие тех, кто осуществлял волю его, он разом утратил всё своё величие и власть, став беззащитнее и беспомощнее – ничтожнее – даже жалкого козопаса! Так и мыкался он во мраке, окружённый тенями, – сам, как призрак, – а едва забрезжил рассвет, смертельно усталый, голодный и продрогшийдонельзя, вдруг набрёл на останки пропавшей отары. Растерзанные тела бедных животных были разбросаны тут и там: пока Величайший блуждал, волки напали на беззащитную скотину и перерезали всех коз до единой.
Величайший сел на землю и схватился за голову: «Неужели по глупости моей и с царством моим произойдёт то же?!» – «Долг пастуха – разделить участь своего стада», – услышал он и, отняв руки от лица, увидел, что банда разбойников окружила его. Кинжалы и сабли были наставлены на Величайшего (в шутку ли, вправду ли готовые пронзать и рубить? Какая дикая блажь посетит тёмные разбойничьи души – зачастую неведомо и им самим!), но никто не спешил придти к монарху на помощь. «Падите ниц, несчастные! – воскликнул Величайший, радуясь долгожданному появлению людей и ужасаясь ему одновременно. – Я – ваш государь!» Но разбойники разразились хохотом: «Нет над нами ни царей, ни государей! Золото – единственный наш повелитель! А ты, козопас, должно быть, сошёл с ума, спутав нас со своим скотом!» – и, озлобившись, бросились на царя-пастуха.
Понимая, что силы не равны, Величайший из владык приготовился принять страшную смерть посреди погибшей по его вине отары, искренне сожалея о своём неблагоразумии и о том, что государство и все подданные его теперь окажутся брошены на произвол судьбы, как вдруг стремительная тень выскочила, словно демон из преисподней, и набросилась, рыча, на нечестивых, и принялась рвать их острыми клыками, которые, казалось, не уступали ни в длине, ни в остроте кинжалам разбойников. Величайший с удивлением узнал в своём спасителе собаку пастуха: волкодав всё-таки примчался на выручку отвергшему его. Разбойники – те, что не осталисьлежать с разорванными глотками, – бежали, крича от ужаса и обливаясь кровью…
Но что же тем временем происходило с пастухом? Очутившись во дворце, он совершенно растерялся: невероятная роскошь окружала не видавшего и шёлкового опояска бедняка и все, кто ни появлялся в виду его, глубоко кланялись либо падали ниц. Благо, что Первый советник сопровождал его всё время, иначе пастуха в облике Величайшего из владык приняли бы за умалишённого – настолько нелепо выглядело его поведение.
Однако, несмотря на замешательство, пастух намётанным взглядом подмечал в придворных знакомые повадки: «Эти юноши, они прямо как подросшие козлята – игривы и проказливы, в любой момент готовые учудить какую-нибудь безрассудную выходку, но не из злонамеренного желания напакостить, а оттого, что неуёмная энергия молодости бурлит в них. Таких весьма просто раззадорить и втянуть в какую-нибудь опасную затею… А этот знатный вельможа похож на моего старого хромого козла с полувыпавшей шерстью, к тому же от времени совершенно потерявшей цвет: так же бессилен и ленив, способный лишь жевать траву и дремать в тенёчке, и не годный уже ни на мясо, ни на шкуру. Держу его из жалости… А этот, весь в шрамах и кривой на один глаз, и перо торчит сбоку тюрбана, будто рог, – второй обломан, – видно,старый опытный боец, в молодости прослывший задирой и прошедший с тех пор не одну схватку, что унёсли здоровье и превратили воина в калеку. Он не тратит сил впустую и не поддаётся на подначки молодых козлят, даже как будто не обращает на них внимания, но в любой момент, лишь зазевается обидчик, готов всадить уцелевший рог ему в брюхо – прямёхонько в смертельную точку… А этот, что прикидывается ручным и дружелюбным, – хитрец из хитрецов, с которым необходимо держать ухо востро, иначе худо придётся даже пастуху. Такой, если появляется в отаре, способен взбаламутить всех, и тогда – выход один… Большинство же – обычное стадо. И пусть у каждого свой характер – но всё тот же, будто один на всех, шкурный интерес, а потому готовы они послушно бежать за тем, кто сильнее или кто предложит больше и слаще корма и воды…»
Вот что увидел козопас, и эти наблюдения заставили его серьёзно задуматься. «Если люди во дворце таковы же, как козы в стаде, и отношения между ними подобны – не стоит ли и мне тогда поступать так, как поступает опытный пастух? Как поступал я сам, обращаясь с отарой?» – задался он вопросом. И, поскольку ничего больше не умел, кроме как пасти коз, так он и поступил.
Первым делом пастух оказал уважение начальнику дворцовой стражи и командующему войсками, пригласив обоих за свой стол, осыпав их милостями и подарками. Он приблизил, стараясь держать на виду, тех, от кого, по его мнению, мог ждать серьёзных неприятностей. Некоторым же из таких неблагонадёжных, кто держался одной компанией, он поручил какие-то подвернувшиеся под руку дела, разослав в разные, самые отдалённые, концы страны…
Первый советник хмурился, глядя на действия пастуха, и в конце концов заявил: «Твои поступки, возможно, имеют какой-то смысл – для тебя, однако налаженное государственное устройство обращается твоими усилиями в прах! Сатрапы, наместники небольших порубежных провинций, градоначальники и прочие, даже самые мелкие и незначительные вассалы и землевладельцы, едва дойдёт до них весть, что Величайший взялся творить невесть что и дёргает за поводья невпопад, лишившись, должно быть, рассудка, – а вести уже на пути, не сомневайся! – потащат монаршьи владения каждый себе, и не пройдёт двух дней – разорвётся на клочки то, что собиралось династией Величайшего веками! Кроме того, враждебные соседи спят и видят, как отхватить свой кусок, и орды диких племён обитают у границ, сдерживаемые только маячащим перед ними грозным ликом Величайшего! Стоит им почуять слабину – и… И сколько ещё продержится возведённое Величайшим из владык колоссальное, исполненное неземного величия здание славнейшей державы, пока не разрушится окончательно?! Величайший из владык доверил тебе своё царство, своё имя, свою честь! А ты… Отдаёшь ли ты себе отчёт, что когда Величайший вернётся, он… О-о-о! Он не будет доволен! Ну что, ты готов продолжать то, что начал, чтобы в итоге расстаться с головой?» Бедный пастух едва не обмочился от страха перед такой перспективой, и лишь с превеликим трудом ему удалось взять себя в руки. «Что же мне делать, уважаемый, подскажи!» – взмолился он, пав в ноги Первому советнику. И Первый советник смягчился: «Хорошо. Я готов помочь тебе решить проблему. Всё, что для этого нужно – объявить во всеуслышание о том, что ты отрекаешься от престола и передаёшь бразды правления своему преемнику – мне, Первому советнику. И приложить под соответствующим документом печать Величайшего из владык».
Что было делать растерянному бедолаге, в невежественной дерзости своей замахнувшемуся на роль правителя? Следуя наказу Первого советника, пастух созвал всех придворных, а также иностранных послов, и в назначенный час все они собрались во дворце. Явились, вернувшись с полдороги, даже те, кого пастух отослал к дальним границам царства. Все ждали слова Величайшего из владык, и чего только не написано было на лицах приглашённых – распахнутые книги не только для знатока, способного их прочитать, но даже и для любого иного, кто не силён в грамоте физиогномики! Должно быть, слухи об отречении Величайшего из владык от престола уже разнеслись по дворцу, заставив узнавших невероятную новость поневоле сорвать свои единообразные маски – личины покорности и подобострастия.