– Я его нашел! Мы его нашли! – сверкнул глазами Шавликов и сделался таинственно суров.
Друг его радостно закивал, впрочем, по нему было заметно, что он бы обрадовался, даже если б сообщили, что ему сейчас сделают вивисекцию. Не выдержав, Андрей расхохотался.
– Ну ты отжигаешь!
И попытался объяснить.
– Пусть тот, кто тебе должен, расплатится деньгами, а не чужими долгами. Тебя просто обули. Не суйся в незнакомые места. Это убьёт тебя быстрее, чем твоё ожирение.
Но Шавликов, ответив в своей обычной таинственной манере «Лучше один раз увидеть, чем утка под кроватью», ещё плотнее стиснул зубы, а Верхолётов, глядя на его заходившие ходуном желваки, еще больше возрадовался:
– Теперь всё будет ровно.
Вспомнили общих знакомых. Двое санитаров судмедэкспертизы скончались от передозировки, директор «Реквиема» продал бизнес, Шалаев теперь не начальник, а заместитель, Бюро СМЭ возглавляет бывший начальник патологоанатомического морга, Татьяна Шалаева работает в гистологической лаборатории, Фурман стал запойным пьяницей. У Второва неприятности на «ВХК», и он открыл свою фирму. Роман Трегубов работает в службе судебных приставов, и поддерживает связи с «офисом». Сам Шавликов сменил множество работ, и сейчас занимается отгрузкой металла за границу через Таганрогский порт.
– Таня осталась в СМЭ, работает с трупами? – переспросил Андрей.
– Наследственная традиция, на фамилию посмотри. И не с трупами, а рядом, в лаборатории.
Андрей кивнул – гистологическая лаборатория находилась в соседнем здании с Бюро СМЭ, и поинтересовался:
– Вышла замуж?
– Кто ж на ней женится после того, как ты её обесслав… обосс… – попытался ответить Шавликов, и, как обычно, завис на сложном слове.
– Обесчестил, – подсказал Верхолётов.
Андрей мысленно обрадовался, что Олеся вышла за водой, и не слышала эти не относящиеся к рабочему процессу подробности.
– Знакомство со мной обеспечивает девушкам не бесчестье, а дополнительный респект.
Тут зашла Олеся и включила чайник. Андрей решил выжать что-нибудь полезное из этой встречи:
– У тебя есть знакомые на таможне?
– Я тертый воробей, у меня везде всё сквачено.
– Послушай, квач, скоро у меня прибудет груз – медицинское оборудование, которое, как выяснилось, не зарегистрировано на территории РФ – и этот груз нужно растаможить. Отправитель – швейцарское представительство «Эльсинор Фармасьютикалз», получатель – заведующий оперблоком МНТК.
Шавликов заверил, что это не проблема – нужно только время и деньги, а его друг подтвердил: «Всё будет ровно». Андрей ткнул Шавликова указательным пальцем.
– С этим взыскиванием ты конечно жжошь.
Шавликов от неожиданности испуганно отдернулся:
– Я не жжу, я кое-что другое делаю.
– Мы тупо заберем свои деньги, – подтвердил Верхолётов.
Андрей закивал нарочито серьезно:
– Да, да… лучше б вы жгли хотя бы мусор.
Тут закипел чайник, и Андрей, заметив вопросительный взгляд Олеси, сказал:
– Я так понял, от чая вы решительно отказываетесь.
Нежданые гости вспомнили о других неотложных делах, поднялись, и направились к двери.
– Держи включенным свой телефон, – сказал Андрей на прощание. – Я тебе скоро позвоню.
И добавил ласково, как говорят с фокстерьерами:
– И это… будь умницей, не ввязывайся во всякое дерьмо.
Когда дверь за ними захлопнулась, Олеся громко расхохоталась.
– Вот это пидорги!
Глава 42
Штейн не допускал больше осечек. Комиссионные в кардиоцентр привозил вовремя – и первому заместителю, и заму по хирургии. Андрей был вновь отодвинут на второй план, и выполнял роль шофёра в поездках к клиенту номер один – по объёмам продаж кардиоцентр находился на первом месте. В один из приездов Штейн узнал, что Птицын, ведущий хирург, уволен, его место занял Игорь Викторович Быстров, заведующий кардиохирургическим отделением. Рассказывая об этом, Ильичёв и Быстров выглядели заговорщиками, и не скрывали удовольствия по поводу случившегося увольнения. И даже смаковали детали – как заманили Птицына в силки, и вынудили написать заявление. То были, видимо, давние счёты.
Штейну это тоже было на руку – не надо больше платить 5 % ведущему хирургу. Не обнаружив Птицына на месте, он вернул конверт Андрею: «Зашибись, экономия, давай делить напополам».
Но уже на следующий день компаньонам пришлось восстановить содержимое конверта – Быстров подловил Штейна в коридоре, затащил в свой кабинет, и заявил, что теперь вместо Птицына 5 % будет получать он, – если, конечно, «Джонсон» намерен сохранить своё присутствие в кардиоцентре.
Ужаснувшись, Штейн, отвёз деньги новому opinion-leader. В этой ситуации больше всего его покоробило то, как бесцеремонно повёл себя Быстров. Если Птицын как-то манерничал, тактично намекал на необходимость подношений, никогда не торопил с платежом и не ставил условия, то новый ведущий хирург безапелляционно заявил с порога: «Нет квитанции – нет белья!» То есть: не будет денег – не будет и заказов!
В расстроенных чувствах уезжал Штейн в Ростов. Он уже распланировал деньги, которые двенадцать часов грели его карман и душу – куплен недостроенный коттедж, который нужно доделывать, а финансов вечно не хватает. Какой ужас!
Стоя на перроне, он предупредил Андрея, что Игорь Быстров – опасный тип, и лучше с ним не связываться, добавив фразу, которую речевой аппарат его воспроизводил уже самопроизвольно, без участия высших нервных центров:
– Они сами не будут выходить на тебя – очень осторожные, с чужими не общаются.
Глава 43
Полуспущены шторы. Приглушены слова. Они то как тяжкий молот, то как колющая сталь. Время улетучивалось, как лёгкий дым. Наконец, всё досказано. Ночь холодных раздумий и трезвых расчетов позади. Два товарища вышли на улицу и отправились на дело. Антон Шавликов, мягкий в движениях и жесткий в замыслах, и Сергей Верхолётов, стремительный и дерзкий, опасный, как сквозняк, шли не спеша и почти не разговаривая. Недаром сказано: «Большой кусок глотай, а больших слов не говори!»; поэтому, к чему тут лишние слова. На них синие форменные куртки с символикой «Газпрома», как два кольца, спаяны их жизни, и за годы дружбы они с одного взгляда стали понимать друг друга, по малейшему движению лица и подергиванию членов угадывая ещё не высказанные мысли.
Они шли в тишине, но не гнетущей, а торжественной, понимая значение этого часа. Их лица были освещены тем несказанным светом, который зарождается в глубинах сердец. «Играть игру по своим правилам! Прийти и взять своё! Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас!»
Две недели назад они обнаружили местонахождение Николая Моничева. Выставив квартиру на продажу, он перебрался в частный дом на Цыганском посёлке. Там же проживали Зинаида и Захар Шаломовы, супружеская пара, судя по всему, выполняющие роль прислуги. Неделя ушла на поиск синих газпромовских курток и бейсболок, шесть дней – на то, чтоб раздобыть пистолет Макарова, один день – на рекогносцировку и подготовку к операции, ночь – на обдумывание. Был ещё пугач, но от него решили отказаться – несерьёзное оружие для таких серьёзных парней, как они, которые, подобно самуму, разрушают всё встречающееся на пути, беспощадные к живым и мертвым, пьяным и трезвым, да что там говорить, ко всему дышащему. Иногда они боятся сами себя – вот какие они свирепые. Два воина, – в них нет милосердия.
Они подошли к нужному дому, остановились возле высокого глухого забора. Шавликов нажал на кнопку.
– Кто там? – раздался голос из динамика.
– Газовики, – хором ответили парни.
Через минуту они услышали, как дверь дома отворилась и захлопнулась, раздались шаркающие шаги, и хриплый мужской голос, проклинающий «газовиков, газовичек, и всю эту газовую мафию». Наконец, железная дверь шумно открылась:
– Чего на этот раз?!
Перед Верхолетовым и Шавликовым, обряженным в униформу работников «Газпрома», предстал Захар Шаломов, недружелюбно настроенный крупный шестидесятилетний мужчина.
– Мы уполномочены осмотреть дом на предмет течи газа из газовых труб по причине несанкционированной врезки в указанные трубы без специального на то разрешения… – начал Верхолётов.
Лицо хозяина вытянулось.
– Чего?!
Из дальнейшего объяснения ему стало приблизительно ясно, зачем пришли газовики – осмотреть дом по каким-то газовым причинам. И он повёл их внутрь.
Из холла они прошли на кухню. Хозяин повернулся к газовой колонке – мол, смотрите скорее, и быстрее проваливайте. В этот момент Шавликов выхватил из-за пояса пистолет и нанес хозяину удар в затылок рукояткой. Потеряв сознание, тот рухнул на пол. Верхолётов, в свою очередь, вынул из-за пазухи резиновую дубинку, и, угостив ею лежащего на полу хозяина, принялся крушить мебель, посуду, и прочую фурнитуру – всё, что ломалось и крушилось. Какой-то сгусток энергии, реальный energizer. Оценив его энергозатраты, Шавликов предложил использовать сценарные ходы фильма «Жмурки» – связать клиента, посадить на стул, и запытать, чтобы он выложил, где находятся сейфы, тайники, и всякие там закрома с деньгами. А если кто заявится в дом, того тоже вязать, усаживать рядом, и пытать. В общем-то нужен Моничев, но пока можно поработать с тем, кто есть. В фильмах так и показывают: сначала обрабатывают второстепенных персонажей, затем подтягиваются основные, и тогда уж на них отрываются по полной.
Они стали обсуждать, усадить отключившегося Шаломова на кухне, в комнатах, или решиться на смелую импровизацию – поместить его напротив входной двери.
В самый разгар дискуссии появилась хозяйка, Зинаида Шаломова.
– Хули ты старый, расшумелся…
Не договорив, она застыла на входе, увидев, что старый повержен двумя молодыми. И разметала бы обоих одной своей массой, но Верхолётов так бодро подорвался со своим резиновым изделием, что ноги её сами собой побежали в сторону спальни. Там, возле кровати, которую Захар Шаломов вот уже лет двадцать обходил стороной, Зинаида резко обернулась. У Верхолётова срок воздержания был во много раз меньше, но всё равно, разгоряченный кухонными упражнениями и быстрым, хоть и коротким забегом по следу испуганного центнера в юбке, он оказался во власти каких-то галлюцинаций, обрисовавших в этом центнере черты прекрасной гурии. Он утратил всякую власть над собой, сильное, почти экстатическое чувство захватило его. По массе лёгкий, он благодаря развитой скорости сумел своей энергией повалить хозяйкину тушу на кровать, что называется, открыв сезон – со дня покупки на ней не лежал ещё ни один мужчина.