. С этой целью М. В. Панов составил «Вопросник по современному русскому литературному произношению» (М., 1959 и 1960). Этот вопросник замечателен несколькими присущими ему свойствами.
Во-первых, он опровергает бытующее среди лингвистов высокомерное мнение об анкетном методе изучения произношения как о «бумажной фонетике»: с помощью искусно составленных контрольных вопросов здесь удается ослабить влияние на информанта внешнего облика слова, его орфографии, отвести, забраковать (и, стало быть, в дальнейшем не учитывать) ответы тех, кто «не слышит себя», а также тех, у кого проявляются диалектные произносительные навыки; наконец, разная форма вопросов об одном и том же фонетическом явлении позволяет увеличить надежность ответов информантов, заполняющих вопросник. И все же вопросник есть вопросник: при использовании его как инструмента фонетического обследования говорящих сохраняется опасность получить искаженную, смещенную картину произносительных навыков носителей языка. Чтобы избежать этой опасности, нужны данные объективные, характеризующие не самооценку информанта, а его спонтанную (или приближенную к спонтанной) речь.
И М. В. Панов дополняет анкетную («вопросничную») методику другим приемом изучения произносительной нормы — чтением специально составленного текста. Такой текст, максимально непринужденный и естественный по стилю, М. В. составил и обосновал его с точки зрения включенных в текст фонетических явлений и с точки зрения методики записи его чтения [Панов 1966]. Сейчас этот хорошо известный среди фонетистов рассказ о леснике Антоныче не только широко используется в экспериментальных социофонетических исследованиях, но и модифицируется, дополняется в зависимости от конкретных задач исследования (см., например, работы: [Григорьева 1980, Жильцова 1987, Бебриш 1990], где применена разработанная М. В. Пановым методика экспериментального социофонетического анализа русского литературного произношения в его вариантах).
Во-вторых, вопросник позволил получить массовый материал: с его помощью было обследовано несколько тысяч носителей современного русского литературного языка. Тем самым в значительной степени был ослаблен фактор случайности, неизбежный при простом (пусть даже и повторяющемся) слуховом наблюдении за спонтанной речью.
В-третьих, социологическая анкета, предваряющая вопросник и содержащая лингвистически значимые характеристики говорящих (возраст, пол, уровень образования, знание иностранных языков, профессию, территориальную принадлежность и нек. др.), обеспечивает возможность проследить и выразить количественно целый ряд зависимостей между фонетическими навыками информантов и их социальными параметрами.
В-четвертых, вопросник хорош как инструмент повторных массовых обследований. Например, для выяснения динамики социофонетических процессов, тех изменений, которые претерпевает произносительная норма во времени, можно распространить вопросник среди информантов, имеющих те же (или близкие) социальные характеристики, что и в первом обследовании. Заметим, что при обычных слуховых наблюдениях это условие трудновыполнимо.
Вслед за «Вопросником по произношению» и по его образцу под руководством М. В. Панова были составлены вопросники по морфологии, словообразованию, лексике. Значительная часть социолингвистического материала, полученного с помощью этих вопросников, была обработана, прокомментирована и опубликована в работах [Русский язык… 1968, Русский язык… 1974], [Социальнолингвистические исследования 1976].
Социофонетические и, шире, социолингвистические обследования говорящих важны для теории языка, в частности для теории литературной нормы: они позволяют представить норму в виде сосуществующих систем, обусловленных социальной неоднородностью носителей литературного языка. Но такие обследования дают необходимую основу и практическим рекомендациям относительно тех или иных нормативных образцов. Так, «социофонетика помогает орфоэпии»: она устанавливает «реальную, а не мнимую распространенность норм» [Панов 1979, 211]. Рекомендуя тот или иной способ произношения как более предпочтительный, лингвисты могут опираться на данные социофонетических обследований. Другое полезное свойство социофонетического подхода к изучению произношения: «социофонетика помогает понять фонетические законы», так как данные социофонетических обследований нередко свидетельствуют об укреплении одних фонетических закономерностей и ослаблении других — например, о возрастании различительной способности твердых и мягких согласных перед [э] [Панов 1979, 213, 214].
Одной из характерных черт Панова-социолингвиста является его приверженность языковой реальности, произносительному факту. Эта черта только внешне кажется противоречащей известной любви Михаила Викторовича к геометризму теоретических построений. В действительности тщательное изучение фактического состояния произносительной нормы на том или ином синхронном срезе языка укрепляет фонетическую теорию, способствует ее геометризму.
Такова, например, роль фонетических портретов — описаний индивидуальных произносительных навыков и привычек тех или иных людей (деятелей культуры, актеров, поэтов, лингвистов и др.). Эти навыки и привычки не просто находятся в пределах литературной нормы (данного времени) — они являются ее образцами; они характеризуют экспрессивно-стилистическое использование фонетических средств говорящим [Панов 1990, 14]. Хотя по форме фонетический портрет индивидуализирован (см. в указанной работе фонетические портреты А. А. Реформатского, В. Н. Яхонтова, А.А. Вознесенского, Е. Д. Турчаниновой, В. Н. Рыжовой, Д. Н. Ушакова, А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, Петра Первого, М. В. Ломоносова и других — книга построена именно так: от современности к началу XVIII века), одновременно он отражает особенности определенной социально-языковой среды, представителем которой является «портретируемый». Да это видно и из обоснований автором выбора «моделей» для создания портретов: они принадлежат к тому или иному поколению, социальному слою, в их речи прослеживается определенная культурная (театральная, поэтическая, бытовая…) традиция, нередко локально или профессионально ограниченная: ср. противопоставление московской и петербургской (ленинградской) произносительных традиций, роль Малого театра как непререкаемого речевого авторитета в конце XIX — начале XX вв. и т. п. [см. Панов 1990, 59, 159, 253, 418].
Поэтому сама идея фонетического портрета и ее воплощение в ряде блестящих портретных описаний, данных в указанной книге М. В. Панова, важны и плодотворны для социолингвистики. Расширяя перечень составляющих портрет характерных признаков путем привлечения морфологических, синтаксических, лексических черт, особенностей стилистического использования единиц различных уровней языка, можно создавать уже не фонетические, а лингвистические портреты, точнее — социолингвистические, поскольку описание языковых особенностей того или иного человека почти всегда означает и характеристику его как представителя определенной социальной среды.
Заканчивая этот краткий и неполный очерк социолингвистических взглядов М. В. Панова, хотелось бы подчеркнуть, что его идеи недостаточно оценены в современной социолингвистике. Они признаны и развиваются прежде всего в науке о русском языке, в исследованиях по современной русской фонетике, по разговорной речи. Но несомненно, что они имеют и более широкое теоретическое значение, так как указывают перспективные и плодотворные пути изучения языка (не только русского) под социальным углом зрения.
Литература
Баранникова 1970 — Баранникова Л. И. Проблемы социальной лингвистики в развитии советского языкознания // Язык и общество. Вып. 2. Саратов, 1970.
Бебриш 1990 — Бебриш Н. Н. Социолингвистическое исследование локальных особенностей литературного произношения (заударный вокализм в речи интеллигенции г. Красноярска). АКД. Свердловск, 1990.
Григорьева 1980 — Григорьева Т. М. Социолингвистическая обусловленность произносительной нормы в условиях диалектного окружения (на материале ассимилятивного смягчения согласных в современном русском языке). АКД. М., 1980.
Гухман 1972 — Гухман М. М. У истоков советской социальной лингвистики // Иностранные языки в школе, 1972, №4.
Ерофеева 1979 — Ерофеева Т. И. Локальная окрашенность литературной разговорной речи. Пермь, 1979.
Жильцова 1987 — Жильцова Т. П. Социолингвистическое исследование локальных особенностей русского литературного произношения (предударный вокализм в речи жителей г. Красноярска). АКД. Томск, 1987.
Земская и др. 1981 — Земская Е. А., Китайгородская М. В., Ширяев Е. Н. Русская разговорная речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М., 1981.
Крысин 1981 — Крысин Л. П. Е. Д. Поливанов — социолог языка // Русский язык в школе, 1981, №2.
Крысин 1968 — Крысин Л. П. Иноязычные слова в современном русском языке. М., 1968.
Крысин 1989 — Крысин Л. П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М., 1989.
Лабов 1964 — Labov W. Phonological correlates of social stratification. — American Anthropologist, vol. 66, no. 6. 1964.
Мучник 1961 — Мучник И. П. Двувидовые глаголы в русском языке // Вопросы культуры речи, вып. 3. М., 1961.
Обнорский 1935 — Обнорский С. П. Глагол использовать — использовывать в современном русском языке // Язык и мышление. Т. 3—4. М., 1935.
Орлов 1969 — Орлов Л. М. Из истории советской социальной лингвистики 20—30‑х годов // Уч. зап. Волгоградского пединститута. Вып. 2. Волгоград, 1969.
Панов 1962 — Панов М. В. О развитии русского языка в советском обществе // Вопросы языкознания, 1962, №3.
Панов 1963 — Панов М. В. О некоторых общих тенденциях в развитии русского литературного языка XX века // Вопросы языкознания, 1963, №1.
Панов 1966 — Панов М. В. О тексте для фонетической записи // Развитие фонетики современного русского языка. М., 1966.