(см. с. 178 наст. изд.).
15 В действительности Лермонтов был арестован и помещен
в одной из комнат верхнего этажа Главного штаба (см. воспоминания
А. П. Шан-Гирея).
Ю. К. АРНОЛЬД
Юрий Карлович Арнольд (1811—1898) — композитор и музыковед.
Окончив Дерптский университет, он в 1831 г. «по чувству долга»
вступил в военную службу и участвовал в польских событиях.
В январе 1835 г. он вернулся в Петербург и с этих пор, вращаясь
в музыкальных, театральных и литературных кругах Петербурга,
познакомился со многими замечательными деятелями русской
культуры.
Он был постоянным посетителем салона В. Ф. Одоевского, о чем
упоминается в приведенном отрывке из воспоминаний, где познако
мился с О. И. Сенковским, В. Г. Бенедиктовым, М. И. Глинкой,
В. А. Соллогубом, В. Г. Белинским, Ф. А. Кони, В. А. Каратыгиным,
П. А. Вяземским, П. А. Плетневым, И. П. Мятлевым, А. А. Краев
ским, В. А. Жуковским, А. С. Даргомыжским и др.
Его воспоминания представляют интерес как свидетельство об
отношении к Лермонтову в среде петербургской интеллигенции.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
(стр. 234)
Впервые — А р н о л ь д Ю. К. Воспоминания. М., 1892, вып. 2.
Печатаются по этому изд. (с. 137—138, 215—216).
544
1 Об В. Ф. Одоевском см. с. 576 наст. изд.
2 О смысле разговоров в салоне Одоевского, переданных в вос
поминаниях Арнольда, см.: Герштейн,с. 34.
А. Н. МУРАВЬЕВ
Андрей Николаевич Муравьев (1806—1874) — автор некоторых
книг по истории церкви, на религиозные темы, поэт, мемуарист. Среди
его старших братьев были декабрист Александр Николаевич, генерал,
участник войны 1812 г. Николай Николаевич Муравьев-Карский,
а также Михаил Николаевич по прозвищу Вешатель, заслуживший
графский титул за кровавое подавление польского восстания 1863 г.
А. Н. Муравьев получил домашнее образование под руководством
С. Е. Раича, который в дальнейшем стал учителем и преподавателем
Лермонтова в Московском университетском пансионе. Муравьев
посещал литературные вечера С. Е. Раича. Во второй половине 20-х гг.
он познакомился с Грибоедовым, Баратынским, Пушкиным и Вязем
ским. К этим годам относится начало его литературной деятельности.
В 1829—1830 гг. Муравьев совершил путешествие в Иерусалим,
описанное им в книге «Путешествие ко святым местам в 1830 году»
(СПб., 1832, ч. 1—2). С апреля 1833 г. он служил в Синоде, а в мае
1836 г. получил звание камергера. Конец жизни Муравьев провел
в Киеве, где и написал свои мемуары.
Религиозная направленность всей деятельности Муравьева
объясняется сильным влиянием на него московского митрополита
Филарета, чье отношение к Лермонтову проявилось, в частности,
в одном из писем, где он сокрушается по поводу представления
в Зимнем дворце живых картин по мотивам «Демона» (Филарет.
Письма митрополита московского к архимандриту Антонию, т. 3.
М., 1883, с. 410).
Возможно, что в известной степени под этим влиянием Муравьев,
сознавая значение лермонтовского творчества, не может воздер
жаться от вопроса: «Отчего не изберет он более высокого предмета
для столь блистательного таланта?», а присутствуя на чтении
«Демона» в домашней обстановке, настаивает на том, чтобы диалог
Тамары с Демоном о боге был отмечен «как не отвечающий цензур
ным условиям» (см. воспоминания Д. А. Столыпина, с. 204—205).
В то же время в 1835—1836 гг. он через Мордвинова хлопотал
о постановке на сцене драмы «Маскарад».
В 1916 г. в Лермонтовский музей в Петербурге поступил портрет
А. Н. Муравьева от В. А. Шаховского, считавшего его работой Лер
монтова. Но тщательное исследование художественной манеры,
в которой он выполнен, и некоторых других сопутствующих обстоя
тельств ставит под сомнение авторство Лермонтова (см.: Г р и г о -
18 Лермонтов в восп. совр.
545
р ь я н К. H. Живопись Лермонтова. — Исследования и материалы,
с. 273—274). К тому же в воспоминаниях самого Муравьева нигде
не упоминается о его портрете работы Лермонтова.
Воспоминания Муравьева правдиво передают тревожную атмо
сферу, царившую в столице в дни гибели Пушкина, и показывают,
какие опасения вызвало у царского правительства стихотворение
Лермонтова «Смерть Поэта» и особенно его заключительные строки.
ЗНАКОМСТВО С РУССКИМИ ПОЭТАМИ
(стр. 236)
1 А. Н. Муравьеву не были известны юношеские поэмы Лер
монтова.
2 Сходство между Лермонтовым и Хомяковым отмечала
и С. Н. Карамзина (см. с. 277 наст. изд.).
3 Мемуарист имеет в виду драму «Маскарад».
4 Александр Николаевич Мордвинов.
5 Достоверность воспоминаний Муравьева ставилась под сомне
ние на том основании, что в своей книге «Описания предметов
древности и святыни, собранных путешественником ко святым мес
там» (Киев, 1872) Муравьев относит «Ветку Палестины» к 1836 г.
(так же датирована она и в прижизненном сборнике стихотворений
Лермонтова). Об этом см.: Б а р а н о в В. В. Достоверен ли коммен
тарий к стихотворению М. Ю. Лермонтова «Ветка Палестины». —
Ученые записки Калужского пед. ин-та, 1960, вып. 8, с. 55—61.
Однако следует, вероятно, предполагать контаминацию автором двух
эпизодов. Если «Ветка Палестины» написана действительно в 1836 г.,
то это еще не опровергает написанного мемуаристом о событиях
1837 г., относящихся к истории стихотворения «Смерть Поэта». А то,
что Муравьев и его палестинские реликвии имели отношение к соз
данию «Ветки Палестины», подтверждается надписью в наборной
копии стихотворения, зачеркнутой впоследствии: «Посвящается
A. M—ву». И, конечно, не случайно Муравьев подарил Лермонтову
свою «пальмовую ветвь», о чем упоминают А. П. и Э. А. Шан-Гирей.
6 В те годы среди Столыпиных не было ни одного со званием
флигель-адъютанта. По предположению современного исследователя
И. П. Стамболи, в воспоминаниях речь идет об Алексее Григорьевиче
Столыпине (ок. 1805—1847), который получил звание флигель-
адъютанта позднее, 4 января 1846 г. По другому предположению,
высказанному И. Л. Андрониковым, мемуарист ошибочно указал
звание камер-юнкера Н. А. Столыпина.
7 Следует иметь в виду, что Глебов попал в плен уже после
смерти Лермонтова.
8 Лермонтов читал Муравьеву «Мцыри» летом 1839 г. Дата
окончания поэмы в рукописи — 5 августа 1839 г. Летом 1840 г. поэт
был на Кавказе.
546
9 Вторичная ссылка Лермонтова на Кавказ объясняется не
стремлением уберечь его от дуэли с Барантом (дуэль состоялась),
а враждебным отношением к нему со стороны Николая I, восполь
зовавшегося первым удобным случаем для того, чтобы удалить поэта
из столицы.
10 Версия о желании Мартынова отказаться от поединка может
исходить только от него самого. Все известные источники опровер
гают это.
Е. А. АРСЕНЬЕВА
Елизавета Алексеевна Арсеньева (урожд. Столыпина; 1773—
1845) — бабушка М. Ю. Лермонтова со стороны матери. Она ни
сколько не преувеличивала, когда писала: «Он один свет очей моих,
все мое блаженство в нем».
«По рассказам знавших ее в преклонных л е т а х , —
писал П. А. В и с к о в а т о в , — Елизавета Алексеевна была
среднего роста, стройна, со строгими, решительными,
но весьма симпатичными чертами лица. Важная осанка,
спокойная, умная, неторопливая речь подчиняли ей
общество и лиц, которым приходилось с нею сталки
ваться. Она держалась прямо и ходила, слегка опираясь
на трость, всем говорила «ты» и никогда никому не
стеснялась высказать, что считала справедливым.
Прямой, решительный характер ее в более молодые
годы носил на себе печать повелительности и, может
быть, отчасти деспотизма, что видно из отношений ее
к мужу дочери, к отцу нашего поэта. С годами, под
бременем утрат и испытаний, эти черты с г л а д и л и с ь , —
мягкость и теплота чувств осилили и х , — хотя строгий
и повелительный вид бабушки молодого Михаила
Юрьевича доставил ей имя Марфы Посадницы среди
молодежи, товарищей его по юнкерской школе.
В обширном круге ее родства и свойства именовали
ее просто «бабушка» ( Висковатов,с. 31, 32).
Правда, иногда безмерная любовь к внуку подавляла в ней
доводы здравого смысла. Так, желание безраздельно заниматься его
воспитанием побудило Арсеньеву разлучить внука с любимым отцом.
Ее обращение с крепостными вызывало его возмущение. Это нашло
отражение в драме «Menschen und Leidenschaften» (см. также ЛН,
т. 58, с. 442). Не понимала она и какое значение в его жизни имело
творчество. Гувернантка Столыпиных рассказывала: «Бабушка
Лермонтова просила внука не писать более стихов,
живя в постоянных опасениях за него. Внук обещал,
чтобы успокоить горячо любимую бабушку, но стал
рисовать карикатуры, которые были так похожи и удач-
547
ны, что наделали много шума в высшем петербургском
обществе и больших неприятностей для Лермонтова.
Тогда бабушка стала уговаривать его не заниматься
более и карикатурами. «Что же мне делать с собой,
когда я не могу так жить, как живут все светские люди?
Бабушка просит меня не писать стихотворений и не
брать в руки карандаша — не могу, не могу!» — говорил
он с пылающими глазами» ( Т у ч к о в а - О г а р е в а Н. А.
Воспоминания. М., 1959, с. 228).
Тем не менее на ее любовь и заботу Лермонтов отвечал такой
же теплой привязанностью. Об этом, в частности, свидетельствует
сообщение в ее письме Крюковой от 17 января 1836 г. о том, что