курить. Курение производилось большей частью в печке
кирасирской камеры, более других прикрытой от де
журного офицера. Когда вся артель выполнит свое
дело, я докуривал остальное, выколачивал трубку и от
носил ее в левом рукаве в свой шкапчик, где и закуты
вал в шинель, пропитавшуюся от того вместе с шкап-
чиком едким запахом табачного сока. Сколько я помню,
я долго исполнял должность хозяйки 2, пока сам
не вступил в права деятельного члена артели, приучив
шись и привыкнув курить до такой степени, что, долго
спустя по выходе из школы, я не курил другого табаку,
кроме известного под именем «двухрублевого Жукова».
Знакомство нас, новичков, с обычаями и порядками
юнкеров продолжалось недолго, и госпитальное препро
вождение времени было первым, о котором мы узнали,
чего, в сущности, и скрыть было невозможно. Затем
познакомились мы с другой лазейкой, чрезвычайно
удобной во многих о т н о ш е н и я х , — с людскими комна
тами офицерских квартир, отделенными широким кори
дором от господских помещений. Они находились
в отдельном доме, выходящем на Вознесенский про
спект. Оттуда посылали мы за вином, обыкновенно
за портвейном, который любили за то, что был крепок
и скоро отуманивал голову. В этих же притонах у юнке
ров была статская одежда, в которой они уходили
из школы, потихоньку, разумеется. И здесь нельзя
не сказать, до какой степени все сходило юнкерам
безнаказанно. Эта статская одежда состояла из парти
кулярной только шинели и такой же фуражки; вся же
прочая одежда была та, которую юнкера носили в шко
ле; даже шпор, которые никак не сходились со статской
одеждой, юнкера не снимали. Особенно любили юнкера
надевать на себя лакейскую форменную одежду и поль
зовались ею очень часто, потому что в ней можно было
157
возвращаться в школу через главные ворота у Синего
моста.
Познакомившись с этими притонами, мы, новички,
мало-помалу стали проникать во все таинства разгуль
ной жизни, о которой многие из нас, и я первый в том
числе, до поступления в школу и понятия не имели.
Начну с тех любимых юнкерами мест, которые они осо
бенно часто посещали. Обычными местами сходок юн
керов по воскресеньям были Фельет на Большой Мор
ской, Гане на Невском, между двумя Морскими, и кон
дитерская Беранже у Синего моста. Эта кондитерская
Беранже была самым любимым местом юнкеров по во
скресеньям и по будням; она была в то время лучшей
кондитерской в городе, но главное ее достоинство со
стояло в том, что в ней отведена была отдельная ком
ната для юнкеров, за которыми ухаживали, а главное,
верили им в долг. Сообщение с ней велось в школе
во всякое время дня; сторожа непрерывно летали туда
за мороженым и пирожками. В те дни, когда юнкеров
водили в баню, этому Беранже была большая работа:
из его кондитерской, бывшей наискось от бани, носи
лись и передавались в окно подвального этажа, где
помещалась баня, кроме съестного, ликеры и другие
напитки. Что творилось в этой бане, считаю излишним
припоминать, скажу только, что мытья тут не было,
а из бани зачастую летали пустые бутылки на прос
пект. <...>
...Несмотря на возраст юнкеров (в школу могли
поступать только лица, имевшие не менее семнадцати
лет), между ними преобладали школьные, детские про
казы, вроде того, например, чтобы подделать другому
юнкеру кровать, причем вся камера выжидала той
минуты, когда тот ляжет на нее и вместе с досками
и тюфяком провалится на землю, или, когда улягутся
юнкера спать, протянуть к двери веревку и закричать
в соседней камере: «Господа, из нашего окна виден
пожар». Потеха была, когда все кинутся смотреть
пожар и образуют в дверях кучку. Эта школьная штука
удалась нам один раз уже через меру хорошо. В кучке
очутился дежурный офицер уланского полка Дризен,
выбежавший из своей комнаты тоже посмотреть на по
жар. Рассердился он сначала, да скоро обошелся. <...>
Как ни странным покажется, но справедливость
требует сказать, что, несмотря на такое преобладание
между юнкерами школьного ребяческого духа, у них
158
был развит в сильной степени point d'honneur * офицер
ских кружков; Мы отделяли шалость, школьничество,
шутку от предметов серьезных, когда затрагивалась
честь, достоинство, звание или наносилось личное
оскорбление. Мы слишком хорошо понимали, что пред
метами этими шутить нельзя, и мы не шутили ими.
В этом деле старые юнкера имели большое значение,
направляя, или, как говорилось обыкновенно, вышко-
ливая новичков, в числе которых были люди разных
свойств и наклонностей. Тем или другим путем, но об
щество, или, иначе сказать, масса юнкеров достигала
своей цели, переламывая натуры, попорченные домаш
ним воспитанием, что, в сущности, и не трудно было
сделать, потому что одной личности нельзя же было
устоять противу всех. Нужно сказать, что средства,
которые употреблялись при этом, не всегда были мягки,
и если весь эскадрон невзлюбит кого-нибудь, то ему
было не хорошо. Особенно преследовались те юнкера,
которые не присоединялись к товарищам, когда были
между ними какие-нибудь соглашения, не любили
также и тех, которые передавали своим родным, что
делалось в школе, и это потому, что родные, в особен
ности маменьки, считали своею обязанностью доводить
их жалобы до сведения начальства. Предметом общих
нападок были вообще те, которые отделялись от обще
ства с юнкерами или заискивали в начальстве, а также
натуры вялые, хилые и боязливые. Более всего подвер
гались преследованию новички, не бывшие до поступ
ления в школу в каком-нибудь казенном или обще
ственном заведении и являвшиеся на службу прямо
из-под маменькиного крылышка, в особенности если
они, как тогда выражались, подымали нос. Нельзя
не заметить при этом, что школьное перевоспитание,
как оно круто ни было, имело свою хорошую сторону
в том отношении, что оно формировало из юнкеров
дружную семью, где не было места личностям, не под
ходящим под общее настроение. <...>
Позволю себе несколько слов о бритье, которое
играло в нашем туалете немаловажную роль. Все юнке
ра имели то убеждение, что чем чаще они будут бриться,
тем скорее и гуще отрастут у них борода и усы, а жела
ние иметь усы было преобладающей мечтою всего эска
дрона. На этом основании все те, у кого не было еще
* чувство чести ( фр.) .
159
и признаков бороды, заставляли себя брить по несколь
ку раз в сутки. Операцией этой занимался инвалидный
солдат Байков, высокий худощавый мужчина, ходив
ший в эскадрон во всякое время и всегда с мыльницею
и бритвами. Мы его любили за то, что он хотя и был
ворчун, но выполнял наши требования. Случалось,
что выйдешь за чем-нибудь из класса и, встретив его,
скажешь: «Байков, б р е й » , — и он на том же самом
месте, где застал требование, намылит место для усов
и выбреет. И это случалось по нескольку раз в день.
Чтобы покончить с туалетной частью, упомяну тех
лиц, которые снабжали нас предметами обмундирова
ния. Вот перечень наших поставщиков: белые фуражки
без козырьков делал нам литаврщик конной гвардии
Афанасьев, который один умел давать им чрезвычайно
шикарный вид, сохраняя при этом форму; он до такой
степени усовершенствовался в делании фуражек, что
работал почти на весь город. Каски наши с плоским
гребнем делал замечательно красиво, с большим вку
сом еврей Эдельберг, не имевший на свое имя ни лавки,
ни фирмы какой-нибудь, а был он просто личностью,
таскавшейся в эскадрон, где служил потехою юнкеров.
Ленивый разве его не тормошил и не таскал; он же
делал нам и кирасы, тоже весьма щеголевато, и брал
за все втридорога. Лосину заказывали одни у Френзеля,
а другие у Хунгера, у первого лосина была лучше,
но поверят ли теперь, что у него лосина стоила сто руб
лей; второй был попроще, работал недурно и брал чело
веческие цены; я платил у него за лосину с красными
перчатками 25 руб. Рейтузы составляли для нас пред
мет первой важности, и трудно было приноровиться
к нашим требованиям, которые состояли в том, чтобы
рейтузы выполняли, во-первых, главное свое назначе
ние, то есть чтобы подходили под шаг, потом, чтобы
от талии к коленам они немного суживались, а от колен
книзу чтобы шли расширяясь. Один только портной
умел удовлетворять эти требования и славился умением
шить р е й т у з ы , — это был дворовый человек юнкера
Хомутова, по имени Иван. Колеты, шинели и куртки
нам шили в школьной швальне. <...>
Учебный курс продолжался в школе два года; сна
чала поступали во второй класс, а потом переводили
в первый, откуда уже юнкера выпускались в офицеры.
Поступление мое в школу совпало с тем временем,
когда первого класса не было, за уходом юнкеров этого
160
класса в поход. Второй класс доканчивал курс и в мае
месяце должен был держать переходные экзамены.
Нам, новичкам, поступившим в феврале, предоставлено
было право или присоединиться ко второму классу
и с ним держать экзамен для перехода в первый класс
(таких нашлось немного), или начать курс с начала
его, то есть с 1 августа (таких было большинство,
и я в том числе). Таким образом, хотя мы и ходили
до лагеря в классы, но ничем не занимались, да, в сущ
ности, мало занимались и другие. Классы посвящались