рых они имели большое влияние. Товарищество
(esprit de corps) было сильно развито в этом полку
и, между прочим, давало одно время сильный отпор
не помню каким-то притязаниям командовавшего
временно полком полковника С * . Покойный великий
князь Михаил Павлович, не любивший вообще этого
«esprit de corps», приписывал происходившее в гусар
ском полку подговорам товарищей со стороны Лермон
това со Столыпиным и говорил, что «разорит это
гнездо», то есть уничтожит сходки в доме, где они
жили. Влияния их действительно нельзя было отрицать;
очевидно, что молодежь не могла не уважать пригово
ров, произнесенных союзом необыкновенного ума Лер
монтова, которого побаивались, и высокого благород
ства Столыпина, которое было чтимо, как оракул.
* * *
В начале 1841 года Лермонтов в последний раз
приехал в Петербург. Я не знал еще о его недавнем
приезде. Однажды, часу во втором, зашел я в известный
ресторан Леграна, в Большой Морской. Я вошел
в бильярдную и сел на скамейку. На бильярде играл
с маркером небольшого роста офицер, которого я не
рассмотрел по своей близорукости. Офицер этот из
дальнего угла закричал мне: «Здравствуй, Лонгинов!» —
и направился ко мне; тут узнал я Лермонтова в армей
ских эполетах с цветным на них полем. Он рассказал
мне об обстоятельствах своего приезда, разрешенного
ему для свидания с «бабушкой». Он был тогда на той
195
высшей степени апогея своей известности, до которой
ему только суждено было дожить. Петербургский
«beau-monde» * встретил его с увлечением; он сейчас
вошел в моду и стал являться по приглашениям на
балы, где бывал двор. Но все это было непродолжи
тельно. В одно утро после бала, кажется, у графа
С. С. Уварова, на котором был Лермонтов, его позвали
к тогдашнему дежурному генералу графу Клейнми
хелю, который объявил ему, что он уволен в отпуск
лишь для свидания с «бабушкой», а что в его положении
неприлично разъезжать по праздникам, особенно
когда на них бывает двор, и что поэтому он должен
воздержаться от посещений таких собраний. Лермон
тов, тщеславный и любивший светские успехи, был
этим чрезвычайно огорчен и оскорблен, в совершенную
противоположность тому, что выражено в написанном
им около этого времени стихотворении «Я не хочу, чтоб
свет узнал»... 11
* * *
Лермонтов был очень плохой служака, в смысле
фронтовика и исполнителя всех мелочных подробно
стей в обмундировании и исполнений обязанностей
тогдашнего гвардейского офицера. Он частенько сижи
вал в Царском Селе на гауптвахте, где я его иногда
навещал. Между прочим, помню, как однажды он
жестоко приставал к арестованному вместе с ним лейб-
гусару покойному Владимиру Дмитриевичу Бакаеву
(ум. в 1871 г.). Весною 1839 года Лермонтов явился
к разводу с маленькою, чуть-чуть не игрушечного дет
скою саблею при боку, несмотря на присутствие вели
кого князя Михаила Павловича, который тут же аресто
вал его за это, велел снять с него эту саблю и дал
поиграть ею маленьким великим князьям Николаю
и Михаилу Николаевичам, которых привели смотреть
на развод 12. В августе того же года великий князь
за неформенное шитье на воротнике и обшлагах виц
мундира послал его под арест прямо с бала, который
давали в ротонде царскосельской китайской деревни
царскосельские дамы офицерам расположенных там
гвардейских полков (лейб-гусарского и кирасирского),
в отплату за праздники, которые эти кавалеры устраи
вали в их честь. Такая нерадивость причитывалась
* большой свет ( фр.) .
196
к более крупным проступкам Лермонтова и не распо
лагала начальство к снисходительности в отношении
к нему, когда он в чем-либо попадался.
* * *
Госпожа Верзилина, в пятигорском доме которой
произошла последняя ссора Лермонтова, была супруга
храброго старого кавказца, радушно принимавшая слу
живших на Кавказе и приезжавших туда. У ней были
дочери очень миловидные и любезные, по отзыву всех,
кто был знаком с ними. Кажется, Лермонтов имел
отчасти в виду это семейство, когда говорил компли
мент кавказским дамам от лица Печорина.
* * *
Говорили, будто, рисуя некоторые черты характера
Грушницкого (в «Княжне Мери»), Лермонтов имел
в виду живое лицо, долго служившее на Кавказе, имен
но Н. П. К<олюбакина> 13.
* * *
Слышно было, будто при последнем поединке Лер
монтова присутствовали не одни секунданты, а были
еще некоторые лица, стоявшие в отдалении; но это
было скрыто при следствии, без чего эти свидетели
подвергнулись бы ответственности. Заношу этот слух
в мои заметки, не отвечая нисколько за его досто
верность.
* * *
Публике долго был известен один только портрет
Лермонтова, где он изображен в черкеске с шашкой.
Я первый заявил о несходстве и безобразии этого порт
рета, о чем говорила и г-жа Хвостова. Г. Глазунов, так
старательно издававший сочинения Лермонтова в по
следние годы, стал заботиться о приискании лучшего
и достал у князя В. А. Меньшикова (служившего
прежде тоже в лейб-гусарах), портрет Лермонтова,
впрочем также неудовлетворительный, изображающий
его в гусарском сюртуке с эполетами. Тогда я указал
г. Глазунову на поколенный, в натуральную величину,
197
портрет Лермонтова, писанный масляными красками,
сохранившийся в саратовском имении А. А. Столыпина
Нееловке, где я его и видел. Тут Лермонтов изображен
в лейб-гусарском вицмундире и накинутой поверх его
шинели, с треугольною шляпой в руках. Г. Глазунов
приложил гравюру его к иллюстрированному изданию
«Песни о купце Калашникове». Это лучший из извест
ных мне портретов Лермонтова; хотя он на нем
и очень польщен, но ближе всех прочих передает общее
выражение его физиономии (в хорошие его минуты),
особенно его глаза, взгляд которых имел действительно
нечто чарующее, «fascinant», как говорится по-фран
цузски, несмотря на то что лицо поэта было очень
некрасиво.
Д. А. СТОЛЫПИН И А. В. ВАСИЛЬЕВ
ВОСПОМИНАНИЯ
(В пересказе П. К. Мартьянова)
Граф Алексей Владимирович Васильев сообщил мне
некоторые из своих воспоминаний о встречах и совмест
ной службе с Лермонтовым в лейб-гвардии Гусар
ском полку (ныне полк его величества) в первые годы
по зачислении поэта в полк, то есть в 1834 и 1835 годах.
Он знал Михаила Юрьевича еще в Школе гвардейских
юнкеров и, по выпуске его в офицеры, очень интересо
вался им, тем более что слава поэта предшествовала
появлению его в полку. Граф Васильев числился в полку
старшим корнетом, когда Лермонтов был произведен
в офицеры, и поэт, по заведенному порядку, после
представления начальству явился и к нему с визитом.
Представлял его, как старший и знакомый со всеми
в полку, А. А. Столыпин. После обычных приветствий
любезный хозяин обратился к своему гостю с вопросом:
— Надеюсь, что вы познакомите нас с вашими
литературными произведениями?
Лермонтов нахмурился и, немного подумав, отвечал:
— У меня очень мало такого, что интересно было
бы читать.
— Однако мы кое-что читали уже 1.
— Все пустяки! — засмеялся Л е р м о н т о в . — А впро
чем, если вас интересует это, заходите ко мне, я покажу
вам.
Но когда приходили к нему любопытствовавшие
прочитать что-либо новое, Лермонтов показывал не
многое и, как будто опасаясь за неблагоприятное
впечатление, очень неохотно. Во всяком случае, неко
торые товарищи, как, например, Годеин и другие,чтили
в нем поэта и гордились им.
199
Во время служения Лермонтова в лейб-гвардии
Гусарском полку командирами полка были: с 1834 по
1839 год — генерал-майор Михаил Григорьевич Хому
тов 2, а в 1839 и 1840 годах — генерал-майор Николай
Федорович Плаутин 3. Эскадронами командовали:
1-м — флигель-адъютант, ротмистр Михаил Василь
евич Пашков; 2-м — ротмистр Орест Федорович фон
Герздорф; 3-м — ротмистр граф Александр Осипович
Витт, а потом — штабс-ротмистр Алексей Григорьевич
Столыпин; 4 4-м — полковник Федор Васильевич Ильин,
а затем — ротмистр Егор Иванович Шевич; 5-м —
ротмистр князь Дмитрий Алексеевич Щербатов 1-й;
6-м — ротмистр Иван Иванович Ершов и 7-м — пол
ковник Николай Иванович Бухаров 5. Корнет Лермон
тов первоначально был зачислен в 7-й эскадрон,
а в 1835 году переведен в 4-й эскадрон. Служба в полку
была не тяжелая, кроме лагерного времени или летних
кампаментов по деревням, когда ученье производилось
каждый день. На ученьях, смотрах и маневрах должны
были находиться все числящиеся налицо офицеры.
В остальное время служба обер-офицеров, не командо
вавших частями, ограничивалась караулом во дворце,
дежурством в полку да случайными какими-либо наря
дами. Поэтому большинство офицеров, не занятых
службою, уезжало в С.-Петербург и оставалось там до
наряда на службу. На случай экстренного же требова
ния начальства в полку всегда находилось два-три
обер-офицера из менее подвижных, которые и отбы
вали за товарищей службу, с зачетом очереди наряда
в будущем. За Лермонтова отбывал службу большей
частью Годеин, любивший его, как брата.
В праздничные же дни, а также в случаях каких-
либо экстраординарных событий в свете, как-то: балов,
маскарадов, постановки новой оперы или балета,
дебюта приезжей знаменитости, — гусарские офицеры