ликим б е д а м , — он заявил свою преданность русской
музе в ту пору, когда эта муза могла лишь подвергать
322
своих поклонников гонению и осуждению света. Когда
погиб Пушкин, перенесший столько неотразимых обид
от общества, еще не дозревшего до его п о н и м а н и я , —
мальчик Лермонтов в жгучем, поэтическом ямбе первый
оплакал поэта, первый кинул железный стих в лицо тем,
которые ругались над памятью великого человека. Не
милость и изгнание, последовавшие за первым подви
гом поэта, Лермонтов, едва вышедший из детства, вы
нес так, как переносятся житейские невзгоды людьми
железного характера, предназначенными на борьбу
и владычество. Вместо того чтоб тосковать в чужом крае
и тосковать о столичной жизни, так привлекательной
в его л е т а , — он привязался к Кавказу, сердцем отдава
ясь практической жизни, и мало того что приготовил
себя самого к разумной военной д е я т е л ь н о с т и , — но
с помощью своего великого дарования сделал для Кав
каза то, что для России было сделано Пушкиным. Когда
быстрая и ранняя литературная слава озарила голову
кавказского изгнанника, наш поэт принял ее так, как
принимают славу писатели, завоевавшие ее десятками
трудовых годов и подготовленные к знаменитости.
Вспомним, что Байрон, идол юноши Лермонтова, возил
ся со своей известностью как мальчик, обходился со
своими сверстниками как турецкий паша, имел сотни
литературных ссор и вдобавок еще почти стыдился
звания литератора. Ничего подобного не позволил себе
Лермонтов даже в ту пору, когда вся грамотная Россия
повторяла его имя. Для этого насмешливого и каприз
ного офицера, еще так недавно отличавшегося на юнкер
ских попойках или кавалерийских маневрах под Крас
ным Селом, мир искусства был святыней и цитаделью,
куда не давалось доступа ничему недостойному. Гордо,
стыдливо и благородно совершил он свой краткий путь
среди деятелей русской литературы, которая, нечего
скрывать, в то время представляла много искушений
и много путей к дурному. События последнего, самого
великого, самого плодовитого года в жизни знаменитого
юноши почти неизвестны. Как человек, Лермонтов,
может быть, в эту пору был незамечателен, а временами
и г р е ш е н , — но как поэт, он, видимо, переживал эпоху
необыкновенную (и, по всей вероятности, имевшую
влияние на его характер). Он зрел с каждым новым
произведением, он что-то чудное носил под своим серд
цем, как мать носит ребенка, мотивы невыразимой,
подавляющей скорби вырывались у его музы и смеши-
323
вались с другими восторженно-сладкими звуками. Опыт
веков, история литературы всех народов показывают
с ясностью, что природа никогда не тратит сил своих
по-пустому, не дает писателю, предназначенному на
скромную д е я т е л ь н о с т ь , — языка и замашек поэта
великого. А в 1841 году, за самое короткое время от
преждевременной смерти, Лермонтов показал нам все
частные особенности поэта истинно великого. Лорд
Байрон с гордостью подписал бы свое имя под иными
строфами «Сказки для детей», самые возвышенные из
песен Гейне не имели в себе столько силы и грусти, как
многие из предсмертных песен русского двадцатишести
летнего писателя. Общеевропейская, общечеловеческая
физиономия поэта Лермонтова еще не успела выска
заться, определиться с ясностью, но все признаки и за
датки мирового поэта тут были — начиная с формы
стиха, до сих пор недосягаемой по совершенству, до
удивительного проникновения в жизнь природы, выра
зившегося множеством картин, мастерства первоклас
сного.
Не говорим уже о разнообразии и всесторонности
последних пьес Лермонтова, о глубине мысли, прони
кавшей многие из них, о богатырских порывах к недо
сягаемому миру, какими они наполнены.
Да, тысяча восемьсот сорок первый год — послед
ний год в жизни поэта нашего — есть истинное чудо
в своем роде, и лучшее право Лермонтова на наше во
сторженное сочувствие. Просмотрите со вниманием
оглавление книжки, изданной г-м Дудышкиным 1, и вы
убедитесь в справедливости слов наших. И до этого
года поэт был первенствующим деятелем в нашей ли
т е р а т у р е , — вся его заслуженная слава была основана
на творениях предыдущих годов (особенно на «Герое
нашего времени»), но потрудитесь взглянуть на список
стихотворений, относящихся к последнему году жизни
Л е р м о н т о в а , — и вы увидите, что почти все написанное
им прежде, за исключением трех или четырех стихотво
рений *, и «Герой нашего времени», в свое время сводив-
* Замечательна правильная прогрессивность в развитии таланта
Лермонтова. У него нет блистательных начинаний, за которыми сле
дуют периоды вялости, бездействия или слабого творчества. Чем
ближе к 1841 году, тем более силы и гениальных задатков. Мы ви
дим только один перерыв, в 1838 году, но этот год был очень хло
потливым по служебным делам Лермонтова, и сверх того, в этом
году задуман им «Герой нашего времени». ( Примеч. А. В. Дружинина.)
324
ший с ума читающую Р о с с и ю , — все померкнет перед
творчеством означенного года. В числе тридцати шести
стихотворений, принадлежащих к 1841 году, есть три
или четыре заимствованных, даже слабых («Вид гор из
степей Козлова», «Кинжал»), но если мы исключим их
без сожаления, все-таки количество вещей, написанных
в 1841 году, будет равно всему, что было прежде напи
сано Лермонтовым 2. О внутреннем же достоинстве
и говорить нечего. Много поэтов в мире погибало раньше
срока — все славнейшие деятели русской поэзии сошли
в могилу, не исполнив и половины того, на что их со
отечественники могли р а с с ч и т ы в а т ь , — но никогда еще
судьба не поступала так жестоко с надеждами, ею же
возбужденными, никогда она так безвременно не похи
щала существа, в такой степени украшенного присут
ствием гения. Последний, загадочный год в жизни Лер
монтова, весь исполненный д е я т е л ь н о с т и , — сокровище
для внимательного ценителя, всегда имеющего наклон
ность заглядывать в «лабораторию гения», напряженно
следить за развитием каждой великой силы в мире
искусства. Тут на всяком шагу виден новый порыв
в сокровеннейшие тайники т в о р ч е с т в а , — новый шаг
к той неразгаданной грани, которая отделяет деятелей
гениальных от деятелей высокоталантливых. И вот,
кажется, грань перейдена, вот будто послышались не
бывалые звуки, от которых забьются сердца миллионов
людей... все пророчит победу, кажется, одна только
минута отделяет нас от новой силы и нового с л о в а , —
и вдруг все становится мрачно, все ожидания падают,
как здание, выстроенное на песке. Безвременная насиль
ственная смерть заканчивает всю эту великолепную
картину, невольная злоба наполняет душу н а ш у , — зло
ба на общество, не сумевшее оградить своего певца,
злоба на презренные орудия его гибели, злоба на мер
завцев, осмелившихся ей радоваться или холодно встре
чать весть, скорбную для отечества. И только после
долгого озлобления, после долгих уверений самого себя
в невозвратимости утраты дух наш успокаивается. Мы
принимаем то, что дано нам, снова дивимся песням
безвременно погибшего юноши и, проклиная лиц, допу
стивших его п о г и б е л ь , — все-таки с гордостью убеж
даемся, что «не бездарна та природа, не погиб еще тот
край», где при стечении самых неблагоприятных слу
чайностей, при полной неспособности общества ценить
325
людей, его возвеличивающих, — все еще появляются
личности, подобные поэту Лермонтову.
В издании, принадлежащем С. С. Дудышкину и те
перь нами разбираемом, нет биографии Лермонтова, нет
даже материалов для его биографии. В этом отношении
винить издателя невозможно, для полного жизнеописа
ния еще не пришло время, материалов же готовых
слишком мало, неизданных же, может быть, и довольно,
но все они раскиданы по рукам людей, весьма мало
заботящихся о литературе. Жизнь Лермонтова не была
скупа событиями, но многие слишком интимные ее под
робности, касаясь людей живых или еще недавно умер
ших, не могут принадлежать печати. Поэт имел, как
говорят люди, его знававшие, небольшое число страст
ных привязанностей, имевших решительное влияние на
его жизнь, касаться их невозможно, когда еще живы
женщины, ценимые им выше всего на свете. Умея лю
бить, Лермонтов был и тем, что Байрон называет a good
hater, то есть человек, умевший ненавидеть глубоко.
Друзей имел он мало и с ними редко бывал сообщите-
лен, может быть, вследствие детской привычки к сосре
доточенной мечтательности, может быть, потому, что их
интересы совершенно рознились с его собственными. На
переписку был он ленив, и хотя, соприкасаясь <со> всем
кругом столичного и провинциального общества, имел
множество знакомых, но во всех сношениях с ними дер
жал себя скорее наблюдателем, чем действующим ли
цом, за что многие его считали человеком без сердца.
Не надо забывать и влияния Байрона, и многих афориз
мов из «Героя нашего времени» — для оценки Лермон
това как человека. По натуре своей горделивый, сосре
доточенный, и сверх того, кроме гения, отличавшийся
силой х а р а к т е р а , — наш поэт был честолюбив и скрытен.
Эти качества с годами нашли бы себе применение и вы
яснились бы в нечто стройно-определенное, — но при