равляю вас и наперед твердо уверен, что вылечусь».
К сожалению, мой доктор себя не оправдал впослед
ствии, и вероятно, не поняв моей болезни, как бы
ощупью, беспрестанно заставлял меня пробовать разные
воды. Наконец опыты эти мне надоели, и я с ним про
стился.
На третий день моего пребывания в Пятигорске
я сделал несколько визитов. А вечером ко мне пришел
Александр 5 и артист Шведе, любовались видом и из
394
моих окон, положили его на полотно, а Шведе впослед
ствии снял с меня портрет масляными красками.
Мне сказали, что полковник Фрейтаг, командир Ку-
ринского полка, жестоко раненный в шею, привезен из
экспедиции и желает со мной видеться. Я поспешил ис
полнить его желание, и он объявил мне печальную весть
о том, что товарищ мой по Сибири, Лихарев, убит в по
следнем деле 6. После него остались некоторые бумаги
на разных языках и портрет красивой женщины превос
ходной работы, который Фрейтаг, зная мою дружбу
с покойным, хотел мне передать. Я узнал портрет жены
его, рисованный Изабе в Париже. Я посоветовал пол
ковнику отправить все эти драгоценности к родным по
койного и дал адрес.
Лихарев был один из замечательнейших людей
своего времени. Он был выпущен из школы колонново
жатых, основанной Муравьевым, в Генеральный штаб 7,
и при арестовании его, как члена общества, состоял при
графе Витте. Он отлично знал четыре языка и говорил
и писал на них одинаково свободно, так что мог занять
место первого секретаря при любом посольстве. Доб
рота души его была несравненна. Он всегда готов был
не только делиться, но, что <труднее>, отдавать свое по
следнее. К сожалению, он страстно любил карточную
игру и вообще рассеянную жизнь. В последнем деле,
где он был убит, он был в стрелках с Лермонтовым,
тогда высланным из гвардии. Сражение приходило
к концу, и оба приятеля шли рука об руку, споря о Канте
и Гегеле, и часто, в жару спора, неосторожно останавли
вались 8. Но горская пуля метка, и винтовка редко дает
промахи. В одну из таких остановок вражеская пуля
поразила Лихарева в спину навылет, и он упал навзничь.
Ожесточенная толпа горцев изрубила труп так скоро,
что солдаты не поспели на выручку останков товарища-
солдата. Где кости сибирского товарища моего? Подоб
ною смертью погиб бесследно и Александр Бестужев 9.
Я очень был рад познакомиться с храбрым, славным
Фрейтагом, и мы в частых беседах наших вспоминали
про бедного Лихарева. Фрейтаг после этого не долго
оставался на Кавказе, вскоре, выздоровев, произведен
был в генералы и назначен генерал-квартирмейстером
к Паскевичу в Варшаву.
Кто не знает Пятигорска из рассказов, описаний
и проч.? Я не берусь его описывать и чувствую, что перо
мое слабо для воспроизведения всех красот природы.
395
Скажу только, что в то время съезды на Кавказские
воды были многочисленны, со всех концов России. Кого,
бывало, не встретишь на водах? Какая смесь одежд,
лиц, состояний! Со всех концов огромной России соби
раются больные к источникам в надежде — и большею
частью справедливой — исцеления. Тут же толпятся
и здоровые, приехавшие развлечься и поиграть в кар
тишки. С восходом солнца толпы стоят у целительных
источников с своими стаканами. Дамы с грациозным
движением опускают на беленьком снурочке свой <ста
кан> в колодец, казак с нагайкой через плечо — обык
новенного принадлежностью — бросает свой стакан
в теплую вонючую воду и потом, залпом выпив какую-
нибудь десятую порцию, морщится и не может удер
жаться, чтоб громко не сказать: «Черт возьми, какая
гадость!» Легко больные не строго исполняют предписа
ния своих докторов держать диету, и я слышал, как один
из таких звал своего товарища на обед, хвастаясь ему,
что получил из колонии два славных поросенка и велел
их обоих изжарить к обеду своему.
Гвардейские офицеры после экспедиции нахлынули
в Пятигорск, и общество еще более оживилось. Моло
дежь эта здорова, сильна, весела, как подобает мо
лодости, воды не пьет, конечно, и широко пользуется
свободой после трудной экспедиции. Они бывают так
же у источников, но без стаканов: лорнеты и хлысти
ки их заменяют. Везде в виноградных аллеях можно
их встретить, увивающихся и любезничающих с дамами.
У Лермонтова я познакомился со многими из них
и с удовольствием вспоминаю теперь имена их: Алек
сей Столыпин (Монго), товарищ Лермонтова по школе
и полку в гвардии; Глебов, конногвардеец, с подвязанной
рукой, тяжело раненный в ключицу; Тиран, лейб-гусар,
Александр Васильчиков, чиновник при Гане для реви
зии Кавказского края, сын моего бывшего корпусного
командира в гвардии; Сергей Трубецкой, Манзей 10
и другие. Вся эта молодежь чрезвычайно любила декаб
ристов вообще, и мы легко сошлись с ними на короткую
ногу. Часто любовались они моею палкою из виноград
ной лозы, которая меня никогда не оставляла и с ко
торой я таскался по трущобам Кавказа в цепи застрель
щ и к о в , — мой верный Антонов, отличный стрелок, как
я уже сказал, за меня отстреливался. В одном деле он
в моих глазах положил двух горцев, и мы после ходили
на них смотреть. Я просил своего полкового командира
396
наградить моего телохранителя Георгиевским крестом
из числа присылаемых в роты, но, оставив в то время
отряд, не знаю, получил ли мой Антонов тот крестик, за
который кавказский солдат делает часто чудеса молоде
чества, храбрости, отваги.
Товарищ мой по Сибири Игельстром 11 все пребы
вание свое на Кавказе провел в этой охоте за людьми
в цепи... В белом кителе, с двухствольным ружьем, веч
но, бывало, таскается он по кустам и отыскивает своих
жертв. В одном деле и ему удалось положить на месте
двух горцев. Генерал Раевский 12, делая представление
об отличившихся, велел написать в донесении своем, что
рядовой саперной роты такой-то убил пятерых горцев.
Лишь только Игельстром узнал об этом, то отправился
к генералу и объяснил ему неверность слухов, дошед
ших до него, что он, застрелив только двух, не берет на
себя того, чего не сделал. Тогда Раевский, засмеявшись,
сказал ему: «Пожалуйста, подари мне этих троих в счет
будущего...» Донесение пошло, и Игельстром произве
ден был в офицеры.
Лев Пушкин приехал в Пятигорск в больших эполе
тах. Он произведен в майоры, а все тот же! Прибежит
на минуту впопыхах, вечно чем-то о з а б о ч е н , — уж такая
натура! Он свел меня с Дмитревским, нарочно при
ехавшим из Тифлиса, чтобы с нами, декабристами, по
знакомиться. Дмитревский был поэт и в то время был
влюблен и пел прекрасными стихами о каких-то пре
красных карих глазах. Лермонтов восхищался этими
стихами и говаривал обыкновенно: «После твоих стихов
разлюбишь поневоле черные и голубые очи и полюбишь
карие глаза».
Дмитревскому везло, как говорится, и по службе;
он назначен был вице-губернатором Кавказской об
ласти, но, к сожалению, недолго пользовался этими бла
гами жизни и скоро скончался. Я был с ним некоторое
время в переписке и теперь еще храню автограф его
«Карих глаз».
* * *
Гвардейская молодежь жила разгульно в Пяти
горске, а Лермонтов был душою общества и делал силь
ное впечатление на женский пол. Стали давать танце
вальные вечера, устраивали пикники, кавалькады, про
гулки в горы, но для меня они были слишком шумны,
397
и я не пользовался ими часто. В это же время приехал из
Тифлиса командир Нижегородского драгунского полка
полковник Сергей Дмитриевич Безобразов, один из кра
сивейших мужчин своего века, и много прибавил к ве
селью блестящей молодежи. Я знал его еще в Варшаве,
когда был адъютантом в. к. Константина Павловича.
В то время его смело можно было назвать Аполлоном
Бельведерским, а при его любезности, ловкости, уменье
танцевать, в особенности мазурку, не мудрено было ему
сводить всех полек с ума. В 1841 году я нашел Безо-
бразова уже не тем, и время взяло свое, хотя еще оста
вило следы прежней красоты.
В июле месяце молодежь задумала дать бал пяти
горской публике, которая более или менее, само собою
<разумеется>, была между собою знакома. Составилась
подписка, и затея приняла громадные размеры. Вся мо
лодежь дружно помогала в устройстве праздника, ко
торый 8 июля и был дан на одной из площадок аллеи
у огромного грота, великолепно украшенного природой
и искусством. Свод грота убрали разноцветными ша
лями, соединив их в центре в красивый узел и прикрыв
круглым зеркалом, стены обтянули персидскими ков
рами, повесили искусно импровизированные люстры из
простых обручей и веревок, обвитых чрезвычайно кра
сиво великолепными живыми цветами и вьющеюся зе
ленью; снаружи грота, на огромных деревьях аллей,
прилегающих к площадке, на которой собирались тан
цевать, развесили, как говорят, более двух тысяч пяти
сот разноцветных фонарей... Хор военной музыки по
местили на площадке, над гротом, и во время антрактов
между танцами звуки музыкальных знаменитостей не
жили слух очарованных гостей, бальная музыка стояла
в аллее. Красное сукно длинной лентой стлалось до
палатки, назначенной служить уборною для дам. Она
также убрана шалями и снабжена заботливыми учре
дителями всем необходимым для самой взыскатель
ной и избалованной красавицы. Там было огромное