отвечать и словесно и письменно; даже печатно при
нуждена была опровергать ложное обвинение, будто
я была причиною дуэли. Но, несмотря на все мои заяв
ления, многие до сих пор признают во мне княжну
Мери.
Каково же было мое удивление, когда я прочла
в биографии Лермонтова в последнем издании его сочи
нений: 1 «Старшая дочь ген. Верзилина Эмилия кокет
ничала с Лермонтовым и Мартыновым, отдавая
преимущество последнему, чем и возбудила в них рев
ность, что и подало повод к дуэли».
В мае месяце 1841 года М. Ю. Лермонтов приехал
в Пятигорск и был представлен нам в числе прочей
молодежи. Он нисколько не ухаживал за мной, а нахо
дил особенное удовольствие me taquiner *. Я отделыва
лась, как могла, то шуткою, то молчанием, ему же
крепко хотелось меня рассердить; я долго не поддава
лась, наконец это мне надоело, и я однажды сказала
Лермонтову, что не буду с ним говорить и прошу его
оставить меня в покое. Но, по-видимому, игра эта его
забавляла просто от нечего делать, и он не переставал
меня злить. Однажды он довел меня почти до слез:
я вспылила и сказала, что, ежели бы я была мужчина,
я бы не вызвала его на дуэль, а убила бы его из-за угла
в упор. Он как будто остался доволен, что наконец
вывел меня из терпения, просил прощенья, и мы поми
рились, конечно, ненадолго. Как-то раз ездили верхом
* дразнить меня ( фр.) .
430
большим обществом в колонку Каррас. Неугомонный
Лермонтов предложил мне пари à discrétion *, что на
обратном пути будет ехать рядом со мною, что ему
редко удавалось. Возвращались мы поздно, и я, садясь
на лошадь, шепнула старику Зельмицу и юнкеру Бен
кендорфу, чтобы они ехали подле меня и не отставали.
Лермонтов ехал сзади и все время зло шутил на мой
счет. Я сердилась, но молчала. На другой день, утром
рано, уезжая в Железноводск, он прислал мне огром
ный прелестный букет в знак проигранного пари.
В начале июля Лермонтов и компания устроили
пикник для своих знакомых дам в гроте Дианы, против
Николаевских ванн. Грот внутри премило был убран
шалями и персидскими шелковыми материями, в виде
персидской палатки, пол устлан коврами, а площадку
и весь бульвар осветили разноцветными фонарями.
Дамскую уборную устроили из зелени и цветов; укра
шенная дубовыми листьями и цветами люстра освещала
грот, придавая окружающему волшебно-фантастиче
ский характер. Танцевали по песку, не боясь испортить
ботинки, и разошлись по домам лишь с восходом солнца
в сопровождении музыки. И странное дело! Никому
это не мешало, и больные даже не жаловались на
беспокойство.
Лермонтов иногда бывал весел, болтлив до шалости;
бегали в горелки, играли в кошку-мышку, в серсо; потом
все это изображалось в карикатурах, что нас смешило.
Однажды сестра просила его написать что-нибудь ей
в альбом. Как ни отговаривался Лермонтов, его не слу
шали, окружили всей толпой, положили перед ним
альбом, дали перо в руки и говорят: «пишите!» И на
писал он шутку-экспромт:
Надежда Петровна,
Зачем так неровно
Разобран ваш ряд,
И локон небрежно
Над шейкою нежной...
На поясе нож,
C'est un vers qui cloche! **
Зато после нарисовал ей же в альбом акварелью
курда. Все это цело и теперь у дочери ее.
* по усмотрению выигравшего ( фр.) .
**Вот стих, который хромает ( фр.) .
431
Лермонтов жил больше в Железноводске, но часто
приезжал в Пятигорск. По воскресеньям бывали собра
ния в ресторации, и вот именно 13 июля собралось
к нам несколько девиц и мужчин, и порешили не ехать
в собрание, а провести вечер дома, находя это и прият
нее и веселее 2. Я не говорила и не танцевала с Лер
монтовым, потому что в этот вечер он продолжал свои
поддразнивания. Тогда, переменив тон насмешки, он
сказал мне: «М-lle Emilie, je vous en prie, un tour de valse
seulement, pour la dernière fois de ma vie» *. — «Ну уж
так и быть, в последний раз, пойдемте». Михаил Юрье
вич дал слово не сердить меня больше, и мы, проваль-
сировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоеди
нился Л. С. Пушкин, который также отличался зло
язычием, и принялись они вдвоем острить свой язык
à qui mieux **. Несмотря на мои предостережения,
удержать их было трудно. Ничего злого особенно не го
ворили, но смешного много; но вот увидели Мартынова,
разговаривающего очень любезно с младшей сестрой
моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь
Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на
его счет, называя его «montagnard au grand poignard» *** (Мартынов носил черкеску и замечательной
величины кинжал). Надо же было так случиться, что,
когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово
poignard раздалось по всей зале. Мартынов поблед
нел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подо
шел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лер
монтову: «Сколько раз просил я вас оставить свои
шутки при д а м а х » , — и так быстро отвернулся и отошел
прочь, что не дал и опомниться Лермонтову, а на мое
замечание: «Язык мой — враг м о й » , — Михаил Юрье
вич отвечал спокойно: «Ce n'est rien; demain nous serons
bons amis» ****. Танцы продолжались, и я думала, что
тем кончилась вся ссора. На другой день Лермонтов
и Столыпин должны были ехать в Железноводск.
После уж рассказывали мне, что когда выходили от нас,
то в передней же Мартынов повторил свою фразу, на
что Лермонтов спросил: «Что ж, на дуэль, что ли, вызо
вешь меня за это?» Мартынов ответил решительно «да»,
* Мадемуазель Эмилия, прошу Вас на один только тур валь
са, последний раз в моей жизни ( фр.) .
** наперебой ( фр.) .
*** горец с большим кинжалом ( фр.) .
**** Это ничего, завтра мы будем добрыми друзьями ( фр.) .
432
и тут же назначили день. Все старания товарищей
к их примирению оказались напрасными. Действи
тельно, Лермонтов надоедал Мартынову своими на
смешками; у него был альбом, где Мартынов изобра
жен был во всех видах и позах.
Пятнадцатого июля пришли к нам утром кн. Василь
чиков и еще кто-то, не помню, в самом пасмурном виде;
даже maman заметила и, не подозревая ничего, допра
шивала их, отчего они в таком дурном настроении, как
никогда она их не видала. Они тотчас замяли этот раз
говор вопросом о предстоящем князя Голицына бале,
а так как никто из них приглашен не был, то просили
нас прийти на горку смотреть фейерверк и позволить им
явиться туда инкогнито. Жаль было, что лучших тан
цоров и самых интересных кавалеров не будет на балу,
где предполагалось так много удовольствий. Соби
раться в сад должны были в шесть часов; но вот с четы
рех начинает накрапывать мелкий дождь; надеясь, что
он пройдет, мы принарядились, а дождь все сильнее да
сильнее и разразился ливнем с сильнейшей грозой: уда
ры грома повторялись один за одним, а раскаты в горах
не умолкали. Приходит Дмитревский и, видя нас в ве
черних туалетах, предлагает позвать этих господвсех
сюда и устроить свой бал; не успел он докончить, как
вбегает в залу полковник Зельмиц (он жил в одном
доме с Мартыновым и Глебовым) с растрепанными
длинными седыми волосами, с испуганным лицом, раз
махивает руками и кричит: «Один наповал, другой под
арестом!»Мы бросились к нему — что такое, кто на
повал, где? «Лермонтов убит!»Такое известие и столь
внезапное до того поразило матушку, что с ней сдела
лась истерика; едва могли ее успокоить. От Дмитрев
ского узнали мы подробнее, что случилось. Вот что он
нам сообщил.
Когда назначили день, то условились так: Лермон
тов и Столыпин выедут верхом из Железноводска; а Ва
сильчиков, Глебов, Мартынов и Трубецкой к ним на
встречу из Пятигорска. В колонке Каррас Лермонтов
и Столыпин нашли m-lle Быховец и ее больную тетку,
ехавших в Железноводск лечиться; вместе обедали,
и Лермонтов выпросил у Быховец bandeau * золотое,
которое у нее было на голове, с тем что на другой же
день оно будет возвращено ей, ежели не им самим, то
* обруч, который носили на голове ( фр.) .
433
кем-нибудь из его товарищей. Не придавая большого
значения этим словам, она дала ему bandeau, которое
и нашли у него в кармане, что подало повод думать,
не была ли причиною дуэли m-lle Быховец; конечно,
скоро в этом разуверились, a bandeau было возвращено
ей 3. Выехав из колонки, Лермонтов, Столыпин и про
чие свернули с дороги в лес, недалеко от кладбища,
и остановились на первой полянке, показавшейся им
удобной: выбирать было и трудно под проливным дож
дем. Первый стрелял Мартынов, а Лермонтов будто бы
прежде сказал секунданту, что стрелять не будет, и был
убит наповал, как рассказывал нам Глебов.
Когда мы несколько пришли в себя от такого тре
волнения, переоделись и, сидя у открытого окна, смот
рели на проходящих, то видели, как проскакал Василь
чиков к коменданту и за доктором; позднее провели
Глебова под караул на гауптвахту. Мартынова же, как
отставного, посадили в тюрьму, где он провел ужасных
три ночи, в сообществе двух арестантов, из которых
один все читал псалтырь, а другой произносил страш
ные ругательства. Это говорил нам сам Мартынов впо