дней комнате, где он приобретал предметы, полученные не самым честным путем, и сбывал их потихоньку в надежные руки. Предприятие его было айсбергом - на поверхности виднелась только пыльный магазинчик, а все остальное было скрыто от глаз, и именно этого Эбенезер и добивался.
Эбенезер Болджер носил толстые очки и на лице его всегда было выражение некоторого неодобрения, словно он поздно понял, что ему подали чай со скисшим молоком, и он никак не может избавиться от противного вкуса во рту. Он прекрасно пользовался этим выражениям, торгуясь при покупке товара.
– Если честно, - начинал он с кислым выражением лица, - то, что вы предлагаете, вообще ничего не стоит. Дам, сколько смогу, раз уж вы говорите, что эта вещь вам так дорога.
Когда вам удавалось получить с Эбенезера Болджера сумму, хотя бы приближающуюся к той, которая предполагалась сначала, вы могли считать, что вам очень повезло.
В делах, подобных тем, которыми занимался Эбенезер Болджер, неизбежно появление самых странных людей, но мальчик, который открыл дверь в его заведение в то утро, был одним из самых странных - а ведь Эбенезер обманом облегчал карманы очень странных людей всю свою жизнь. На вид ему было лет семь от роду, а одет он был в старую коричневую куртку, не иначе как с плеча его дедушки. Он пах, как старый сарай. Он был бос. Он был длинноволос и грязен, но при этом неимоверно серьезен лицом. Руки он засунул глубоко в карманы куртки, но даже не видя их, Эбенезер понял, что в правой руке он что-то держит - очень крепко, чтобы не потерять.
– Прошу прощения, - сказал мальчик.
– И тебе привет, сынок, - настороженно ответил Эбенезер. Ох уж эти дети, подумал он. Стянут что-нибудь и бегут продавать, а то пытаются продать свои игрушки. И в том, и в другом случае он обычно отказывал им. Купишь у малыша ворованное, и обернуться не успеешь, как разъяренный родитель обвинит тебя в том, что ты, дескать, дал десятку малютке Джонни или Матильде за обручальное кольцо. Не стоят они хлопот, эти детки.
– Мне кое-что нужно для одного моего друга, - продолжал мальчик. - И я подумал, может, вы кое-что у меня купите.
– Я ничего не покупаю у детей, - решительно заявил Эбенезер Болджер.
Ник вытащил руку из кармана и положил брошь на грязный прилавок. Болджер взглянул на нее, потом он посмотрел на нее внимательно. Он снял очки. Он взял с прилавка ювелирный монокль и вставил его в глазницу. Он включил лампочку над прилавком и осмотрел камень через монокль.
– Змеиный камень? - прошептал он, не столько мальчику, сколько себе самому.
Потом он отложил монокль в сторону, снова надел очки и одарил мальчика недоброжелательным подозрительным взглядом.
– Где ты его взял?
– Вы хотите его купить? - спросил Ник.
– Ты его украл. Стащил в музее, или где-то еще, так ведь?
– Нет, - отрезал Ник. - Так вы его купите, или я найду другого покупателя?
Эбенезер Болджера резко изменился в лице. Кислое выражение сменилось самой приторной любезностью. Он широко улыбнулся.
– Извини, - сказал он. - Просто нечасто попадаются такие вещи. Не в таких лавочках, как моя. Скорее уж такое увидишь в музее. Но я, разумеется, куплю его. Знаешь что? Давай выпьем чаю с печеньем - у меня в задней комнате есть пакетик шоколадного печенья - и решим, сколько может стоить такая вещь. Что скажешь?
Ник облегченно вздохнул, заметив перемену в Болджере.
– Мне нужно, чтобы хватило на надгробный камень, - объяснил он. - На надгробие для одного моего друга. То есть подруги. Ну, то есть и не подруги вовсе, просто мы с ней недавно познакомились. Она мне ногу лечила, понимаете?
Эбенезер Болджер, не обращая особого внимания на детскую болтовню, провел мальчика за прилавок и открыл дверь в кладовку, маленькую комнату без окон, загроможденную доверху картонными коробками со всяким старьем. В углу стоял большой старый сейф. Еще там были ящик, полный скрипок без струн, куча облезлых чучел, несколько стульев без сидений, груды книг и журналов.
Рядом с дверью стоял маленький столик. Эбенезер Болджер подвинул к нему стул и уселся, не предложив Нику сесть. Он открыл ящике стола, где Ник разглядел початую бутыль виски, и вытащил почти пустой пакет с печеньем. Достав одно, он протянул его мальчику, а сам включил лампу на столике и снова погрузился в изучение броши, разглядывая красно-оранжевые вихри в камне и скрепы черного металла. Он с трудом сдержал дрожь, когда его взгляд упал на головы змея.
– Старая вещь, - сказал он. - Она (не имеет цены, подумал он) вряд ли стоит дорого, но всякое бывает.
Ник помрачнел. Эбенезер Болджер на всякий случай решил ободрить его.
– Мне только надо убедиться, что она не краденая, а то я тебе и пенса не дам. Ты взял ее в шкатулке у мамы? Или стащил в музее. Можешь рассказать мне все. Я никому не скажу. Просто мне нужно знать.
Ник покачал головой и принялся за печенье.
– Так где ты ее взял?
Ник молчал.
Эбенезер Болджер не хотел расставаться с брошью, и все же положил ее на стол и подвинул к мальчику.
– Не хочешь сказать, - он пожал плечами, - тогда забирай. Хочешь, чтобы я тебе доверял - доверься мне. Рад был иметь с тобой дело. Извини, но так не выйдет.
Ник забеспокоился. Потом он сказал:
– Я нашел ее в одной старой гробнице. Но где - не скажу.
Он замолчал, увидев, как из-под маски дружелюбия на лице Эбенезера Болджера проступила неприкрытая алчность.
– И много там еще такого?
– Если вы не хотите ее покупать, пойду к другим, - сказал Ник. - Спасибо за печенье.
– А ты что, торопишься? - задержал его Болджер. - Мама с папой ждут, что ли?
Мальчик покачал головой, и понял, что лучше было бы кивнуть в знак согласия.
– Никто, значит, не ждет. Отлично.
Эбенезер Болджер накрыл брошь ладонью.
– А теперь рассказывай, где ты ее нашел. Быстро!
– Не помню, - сказал Ник.
– Нет, так уже не пойдет. Ты давай вспоминай точно, где ты ее нашел и что там еще есть. А потом, когда вспомнишь, мы еще поговорим и ты все расскажешь.
С этими словами он встал, вышел из комнаты и запер дверь за собой большим железным ключом.
Он разжал ладонь, уставился на брошь и алчно ухмыльнулся.
Колокольчик над дверью в лавку звякнул, давая ему понять, что кто-то вошел, и он испуганно огляделся, но в лавке никого не было - просто дверь была приоткрыта, и он закрыл ее, а потом, для пущей уверенности, перевернул вывеску на двери, чтобы с улицы было видна надпись «Закрыто». Он задвинул засов, чтобы не мешали случайные назойливые посетители.
За окном осенний день из золотого стал серым, и на грязное стекло упали первые капли мелкого дождя.
Эбенезер Болджер поднял трубку с телефона на прилавке и набрал номер, стараясь не обращать внимания на мелкую дрожь в пальцах.
– Золотая жила, Том, - сказал он. - Быстро давай сюда.
Ник понял, что попался, когда услышал, как ключ повернулся в замке. Он потянул ручку, но дверь не подалась. Он ругал себя за то, что как дурак, дал себя заманить в ловушку, что не поверил первому впечатлению и сразу не бросился бежать, когда увидел этого кислорожего типа. Он нарушил все кладбищенские правила и все пошло наперекосяк. Что скажет Сайлас? Или мистер и мистрис Оуэнс? Он почувствовал, как подступает приступ паники, и подавил его, задушив в зародыше. Все будет хорошо. Он точно знает. Конечно, надо как-то выбираться.
Он осмотрел комнату, ставшую его ловушкой. Это была всего лишь кладовка, а в ней - стол. Кроме двери, другого входа не было.
Ник открыл ящик стола, но там были только баночки с краской (чтобы подновлять старые вещи) и кисточка. Может, плеснуть краской в лицо торговцу, он зажмурится, и хватит времени, чтобы сбежать? Он открыл одну баночку и сунул туда палец.
– Чего делаешь? - услышал он над ухом.
– Ничего, - ответил Ник, плотно закрыл крышку на банке и сунул ее в глубокий карман куртки.
Лиза Хемпсток с сомнением посмотрела на него.
– Ты зачем здесь? - спросила она. - И что это за жирняк там, за дверью?
– Это его лавка. Я хотел ему продать одну вещь.
– Зачем?
– Не твое дело, вот.
Лиза фыркнула.
– Вообще-то тебе пора идти на кладбище, - заявила она.
– Как? Он меня запер.
– И что? Ускользаешь через стену…
Он покачал головой.
– Я не умею. У меня только дома получается, да и то потому, что меня наделили кладбищенской свободой, когда я был маленький.
Он посмотрел на Лизу. Ее было почти не видно при электрическом свете, но Ник всю жизнь говорил с мертвыми людьми.
– А ты-то что здесь делаешь? Здесь не кладбище, сейчас день. Ты же не Сайлас. Ты должна быть на кладбище.
– Это для тех правила, кто похоронен на кладбище, а не в неосвященной земле. Мне никто не приказывает, чего делать или куда ходить.
Она посмотрела на дверь.
– Не нравится он мне, - добавила она. - Пойду посмотрю, чем он там занимается.
Свет мигнул, и Ник снова остался один. Где-то вдалеке прогремел гром.
В полутьме своей захламленной лавчонки Эбенезер Болджер подозрительно поднял глаза. Ему показалось, что кто-то следит за ним, но он тут же понял, что это глупо.
– Мальчишку я запер в комнате, - сказал он себе. - А дверь в лавку закрыл на засов.
Он чистил металлические скрепы вокруг змеиного камня, аккуратно, осторожно, словно археолог на раскопках, снимая черную патину с сияющего из-под нее серебра.
Он уже начал жалеть, что позвонил Тому Хастингсу, хотя этот громила был очень полезен, чтобы пугать людей. Еще он начал жалеть, что придется потом продать эту брошь. Это была вещь особая. Чем больше она сверкала в скудном свете лампочки над прилавком, тем больше он жаждал заполучить ее для себя, для себя одного.
Впрочем, там, откуда она взялась, есть еще. Мальчишка все расскажет. Мальчишка покажет, где это.
Мальчишка…
Тут ему в голову пришла некая идея. Он нехотя отложил брошь, открыл шкафчик за прилавком и вытащил оттуда жестяную коробку из-под печенья, набитую старыми конвертами, визитными карточками и обрывками бумаги.