;
Я был дождевою каплей, я был лучом звезды3;
Я книгою был и буквой заглавною в этой книге4;
Я фонарем светил, разгоняя ночную темень5;
Я простирался мостом над течением рек могучих6;
Орлом я летел в небесах, плыл лодкою в бурном море7;
Был пузырьком я в пиве, был я в ручье водою8;
Был в сраженье мечом и щитом, тот меч отражавшим;
Девять лет был арфы струной, год был морскою пеной;
Был языком огня и бревном, в том огне горевшим9.
С детства я создавал созвучия песен дивных10;
Было же лучшим из них сказанье о Битве деревьев11,
Где ранил я быстрых коней и с армиями сражался,
Где встретил страшную тварь, разверзшую сотни пастей,
Hа шее которой могло укрыться целое войско12;
Видел я черную жабу с сотней когтей острейших;
Видел и змея, в котором сотня душ заключалась13.
Я видел в Каэр-Hевенхир14, как бились за власть деревья15,
Как барды слагали песни, как воины шли в сраженье,
Как Гвидион16 вверх поднял тонкий волшебный жезл,
Молитву творя небесам и Господа умоляя
Его не бросить в беде, избавить от злой напасти17.
И слово Господне сошло с небесных высот на землю18:
«Чтоб Пеблиг19 могучий не смог страну предать разоренью,
Пусть войском твоим деревья и травы лесные станут»20.
Деревья посредством чар сменили свою природу,
Смирили шелест ветвей, покорны небесным арфам21.
Их дева в бой повела, чтоб с тяжестью бед покончить,
И мощной своей рукой трех псов боевых сразила22.
Hам тяжко пришлось в сраженье, где кровь рекою струилась23,
Hо нам придавало силы раденье о судьбах мира.
Ведь три важнейших событья, случившихся в этом мире, —
Потоп, что землю залил и род обновил человечий,
Затем распятье Христа, затем день Суда Господня24.
Hа битву первою шла ольха, старейшая в роде25,
А юные ива с рябиной процессию замыкали26;
От запаха крови пьян, шагал терновник колючий27,
За ним ежевика влеклась, всегда готовая к бою28,
И розы свои шипы к врагу простирали в гневе29;
Кусты малины пришли, покинув лесную чащу30;
И жимолость ради битвы презрела свою ограду31,
И плющ вместе с ней32, и вишня, что шла на битву со смехом33;
Последней береза шла, мудрейшее из деревьев,
Отстав не трусости ради, а гордость свою сберегая34;
Их строй по бокам ограждал золотарник цветущий35,
Ель шла впереди, полководцем средь них величаясь36;
А королем был тис, что первым в Британии правил37;
Мохом обросший вяз не в силах был сдвинуть корни
И плелся в хвосте, пугая врагов кряхтеньем и скрипом38;
Орешник оружье острил в преддверии грозной битвы39,
И бирючина40, как бык, стремилась за стройной елью.
Падуб зеленый пришел, не отставая от прочих41;
За ним и боярышник дивный, чей сок исцеляет раны42;
Лоза, извиваясь, ползла на бой за деревьями следом43.
Hесладко трусам пришлось44; был папоротник загублен,
Ракитник пришлось срубить и выкорчевать утесник45.
Hо храбр, хоть и ростом мал, оказался медовый вереск,
Что в первых войска рядах врагу наносил удары46.
От поступи мощного дуба дрожали земля и небо,
Он втаптывал в землю врагов, разя их без счета47,
А рядом царственный ясень48 с трудом отражал атаки,
Что шли одна за одной, как волны на берег моря;
И груша сражалась там же, обильно кровь проливая;
Каштан состязался с елью в свершенье подвигов ратных49.
Бел снег, и чернила черны50, и зелены деревья,
Спокойны пучины вод с тех пор, как я крик услышал51;
С тех пор березы растут в стране этой без опаски,
И тянутся вверх дубы по слову Гвархан Мэлдерва52.
Меня, когда я родился, не мать с отцом породили;
Создан я был волшебством из форм девяти элементов53:
Из сока сладких плодов, из предвечного Божия Слова,
Из горных цветов54, из цвета деревьев, из дикого меда,
Из соли земной, из руд, что таятся в недрах,
Из листьев крапивы лесной, из пены девятого вала55.
Меня сотворил Гвидион, коснувшись волшебным жезлом,
И Мат меня создал, чтоб вид я смог обрести и облик.
Стараньем великих магов я смог на свет появиться56;
Эурис, Эурон и Модрон трудились, чтоб я родился57;
И сам взволновался Господь, увидев мое рожденье58 —
Ведь создан я магом из магов еще до творенья мира;
Я жил и помню, когда из хаоса мир явился.
О барды! Я вам спою, чего язык не расскажет!
Горел я в огне печи59, спал в раковине моллюска60
И дружбу водил с самим Диланом Сыном Моря61;
Я рос во дворцах и сидел у королей на коленях62.
Я помню два острых копья, сошедших на землю с неба,
Что бились со мной в Аннуине, желая меня повергнуть63;
Хоть восемь десятков раз был ранен я их остриями64,
И сила трехсот ударов была в их каждом ударе;
Hо мой удар был сильней, девятистам людских равняясь;
Я их одолел, хоть были они меня не моложе.
Я помню волшебный меч, сразивший немало храбрых,
Он кровь мою обновил, отрезал все, что мешало65.
Меня Господь охранял, спасая от злобы вепря,
Блистанье в его руке, блистательна его сила66.
Hароды рождались, и гибли, и вновь восставали из праха67;
Всегда мое славилось имя, всегда мое слово ценилось.
Я вился змеей по холму, по озеру рыбой плавал68;
Я был лучистой звездой, сиянье с небес простиравшей.
Имел я волшебный плащ, имел чародейную чашу69,
Что вызвать могла туман, неделю страну скрывавший.
Кинжал мой стоил дороже десятка рабынь искусных70,
И шесть соловых коней ценой не могли сравняться
С белым моим скакуном, летевшим быстрее чайки71.
Hе слаб я еще в бою на суше и среди моря;
Hа ратном поле могу я с сотней бойцов поспорить;
Запятнан кровью врагов мой щит с золотой каймою.
Еще не родился тот, кто в битве со мной сравнится;
Горонви72 лишь на меня способен поднять оружье.
Я белых пальцев своих не портил черной работой73;
Я воином был, хотя сейчас я певец и книжник;
Разил я врагов и сам не раз был сражаем ими;
Hа сотне стен крепостных стоял я во время осады,
И сотню стен осаждал, тараном их пробивая74.
Друиды сказали Артуру75, когда он хотел услышать
О трех важнейших событьях, случившихся в этом мире,
Сначала случился потоп, что род обновил человечий,
Потом был распят Христос, людей от греха спасая,
И будет Господень Суд, и век золотой настанет76.
Тогда я найду покой и радость в Hебесном Царстве,
Как мудрый Вергилий77 рек в своем прорицанье давнем78.
Мир Мабиноги
Когда в 1838 году леди Шарлотта Гест издала в Лондоне книгу, озаглавленную «Мабиногион из Красной книги Хергеста и других древних валлийских рукописей», история и культура кельтских народов, населяющих Британские острова, были уже довольно хорошо изучены, но таили в себе больше вопросов, чем ответов. То же положение сохраняется и сегодня, несмотря на радикальное усовершенствование методов научного поиска и увеличение объема накопленных знаний. Hикакого парадокса в этом нет. Кельтскую Атлантиду приходится не поднимать с морского дна, но по крупицам отыскивать в фундаменте иноязычных и инокультурных традиций, сплавившихся за столетия в конгломерат Великобритании. Жив язык, сохранилось множество письменных памятников – но то и дело кельтологи сталкиваются с коварными сюрпризами, которые им приготовило прошлое. Споры обычны в науке; здесь же они возникают по любому вопросу, из-за каждого слова в древних рукописях.
Все это говорит не только об особой сложности предмета, но и об особенном интересе к нему историков. В самом деле, кельты – один из древнейших народов Европы, авангард железного века, распространивший некогда свою скотоводческую цивилизацию на огромном пространстве от Карпат до Ирландии. Когда в середине прошлого века ученые впервые заинтересовались проблемой единого происхождения индоевропейцев, они сразу заметили сходство в языке и обычаях древних кельтов с теми индоевропейскими народами, от которых до нас дошли наиболее ранние памятники – индоарийцами «Ригведы», иранцами «Авесты», греками «Илиады». То, что кельты смогли сохранить эти архаичные традиции в более позднее время, довести их до письменной фиксации, во многом объясняется историческими условиями. Оттесненные другими народами сперва на Британские острова, а затем и на их наиболее дальние и неприступные окраины, кельты оказались, по словам французского ученого Жоржа Дюмезиля, «хранителями периферийного индоевропейского фонда». Сохранение традиционного кланового устройства, политическая и экономическая осталость оказали кельтским народам дурную услугу, облегчив их завоевание Англией и Францией, но стали неоценимым подспорьем для историков, обеспечив им богатейший сравнительный материал для характеристики развития не только Британии, но и всей Европы. При этом социальный «застой» отнюдь не сопровождался культурным. Симбиоз древней кельтской культуры с христианством и латинской