Мабиногион. Легенды средневекового Уэльса — страница 9 из 79

и повесил перчатку на гвоздь.

– Что там, господин? – спросила Киква.

– Там вор, – сказал он, – которого я застиг на месте преступления.

– Что же это за вор, что ты смог посадить его в перчатку?

– Слушай же, – и он поведал ей, как его поля были разорены и как мыши опустошили последнее на его глазах. – И одна из них была в тягости, и я смог поймать ее; вот она в перчатке. Завтра я повешу ее²⁵ и, клянусь Богом, сделаю то же с ними всеми, если поймаю.

– О господин, – сказала она, – негоже такому благородному мужу, как ты, гневаться на эту ничтожную тварь. Ты должен не рядиться с этой мышью, а отпустить ее.

– Будь я проклят, – воскликнул он, – если я не истреблю всех их, кого только смогу изловить.

– Что ж, – сказала она, – защищая эту мышь, я хотела лишь не допустить умаления твоей чести. Делай как знаешь.

– Hазови хоть одну причину, по которой я должен ее пощадить, и я послушаюсь, – сказал Манавидан. – Я же не знаю таких причин и хочу с ней покончить.

– Тогда так и сделай, – сказала Киква.

И после этого он взошел на холм в Арберте²⁶, неся с собою мышь. И на вершине он соорудил виселицу из двух рогулек, и в это время к нему подошел клирик²⁷ в бедной и поношенной рясе. А ведь прошло семь лет с тех пор, как он видел там человека или зверя, кроме тех, что жили с ним вместе до своего исчезновения.

– О господин, – сказал клирик, – приветствую тебя.

– Да благословит тебя Бог, клирик, – ответил ему Манавидан. – Откуда ты?

– Я иду из Ллогра²⁸, господин, – сказал тот, – а почему ты спрашиваешь об этом?

– Потому что за последние семь лет, – сказал Манавидан, – я не видел здесь ни одного человека, кроме четверых, живших здесь, и я один из них.

– Понимаю тебя, господин, – сказал тот, – но я иду через эту землю к себе на родину. А что ты делаешь здесь?

– Я вешаю вора, который ограбил меня.

– И что это за вор? – спросил клирик. – Я вижу в руке у тебя нечто, напоминающее мышь, и странно, что муж столь знатного вида держит в руке такую тварь. Прошу тебя, отпусти ее, а я дам тебе фунт, который мне дали из милости²⁹.

– Клянусь Богом, я не отпущу ее и не продам, – ответил он.

– Как хочешь, господин, – сказал тот, – хоть я и огорчен, видя тебя, благородного господина, с этой мышью в руках, но я не стану тебя уговаривать.

И клирик удалился. Манавидан уже положил на рогульки перекладину, когда к нему подъехал священник на оседланной лошади.

– Приветствую тебя, господин, – сказал он.

– Да поможет тебе Бог, святой отец, – ответил ему Манавидан. – Благослови меня.

– Да будет благословение Божие на тебе, – сказал священник. – Что это ты здесь делаешь?

– Я вешаю вора, который ограбил меня, – ответил он.

– И что это за вор? – спросил тот.

– Это тварь, именуемая мышью, – ответил Манавидан, – она обокрала меня, и я казню ее смертью.

– О господин, – сказал тот, – не губи эту мышь. Я заплачу любую цену, чтобы ты помиловал ее.

– Клянусь Богом, в которого я верю, я не продам ее и не отпущу.

– За мышь не положено виры³⁰, – сказал священник, – но чтобы ты не осквернялся прикосновением к этому животному, я дам тебе три фунта, если ты отпустишь ее.

– Клянусь Богом, я не приму этого выкупа, – сказал Манавидан, – ибо желаю отомстить за свое погубленное добро.

– Что ж, господин, тогда делай как пожелаешь, – сказал священник и удалился. Манавидан же надел волосяную петлю на шею мыши и уже хотел повесить ее, как вдруг увидел подъезжающего к нему на коне епископа с поклажей³¹ и многочисленной свитой. Тут он оставил свое занятие.

– Благослови меня, господин епископ, – сказал он.

– Да будет благословение Божие на тебе, сын мой, – ответил тот. – Что ты делаешь здесь?

– Я вешаю вора, – сказал Манавидан, – который ограбил меня.

– Hе мышь ли, – спросил тот, – держишь ты в руке?

– Да, – ответил он, – это и есть вор.

– О! – воскликнул епископ. – Я не могу допустить убийства этой божьей твари и хочу выкупить ее у тебя. Я дам тебе семь фунтов, чтобы ты не осквернял себя прикосновением к жалкой мыши. Отпусти ее, и ты получишь эти деньги.

– Клянусь Богом, я не отпущу ее, – сказал он.

– Хорошо, я дам тебе двадцать фунтов и еще четыре, чтобы ты отпустил ее.

– Я не отпущу ее ни за какие деньги, – сказал он.

– Если тебе не нужны деньги, – сказал епископ, – я дам тебе всех коней, что ты видишь здесь, и семь тюков разного добра, и семь лошадей, что их везут.

– Мне не нужно всего этого, клянусь Богом, – сказал он.

– Раз так, назови свою цену.

– Освободи Рианнон и Придери, – сказал он.

– Ты получишь их.

– Этого мало, клянусь Богом.

– Чего же ты еще хочешь?

– Сними чары и наваждение с семи областей Диведа, – сказал он.

– Я сделаю все это, если ты отпустишь мышь.

– Клянусь Богом, я не отпущу ее, – сказал он, – пока не узнаю, кто эта мышь.

– Это моя жена. Если бы не это, я не стал бы ее выкупать.

– Для чего она явилась ко мне? – спросил он.

– Чтобы украсть твое зерно, – ответил тот. – Я Ллуйд, сын Килкоэда³², и я навел чары на семь областей Диведа из мести за Гваула, сына Клида, с которым я дружен. И я отомстил Придери за игру в барсука в мешке, что Пуйлл, государь Аннуина, затеял с Гваулом при дворе Хевейдда Старого. Услышав, что ты вновь явился в эту страну, мои придворные и воины пришли ко мне и попросили, чтобы я обратил их в мышей и позволил погубить твою пшеницу. И они пришли в первую и вторую ночь и сгубили два твоих поля. И на третью ночь пришла ко мне жена со своими дамами, и просили они, чтобы я тоже превратил их в мышей. И я сделал это; она же была в тягости, и если бы не это, ты ни за что бы не поймал ее. Но раз уж это случилось, я верну тебе Придери и Рианнон и сниму с Диведа чары и наваждение. Вот я сказал тебе, кто она. Теперь отпусти ее.

– Я не отпушу ее, клянусь Богом, – сказал Манавидан.

– Чего ты еще хочешь? – спросил тот.

– Я хочу, чтобы никакие чары больше никогда не сходили на семь областей Диведа.

– Быть по сему, – сказал тот. – Отпусти же ее.

– Нет, клянусь Богом, – сказал он.

– Чего же ты хочешь еще? – спросил тот.

– Я скажу тебе. Я хочу, чтобы ты никогда не мстил ни Придери, ни Рианнон, ни мне.

– Я выполню это условие, и ты мудро поступил, вспомнив о нем, иначе я обрушил бы на твою голову все бедствия мира.

– Я знал это, – сказал Манавидан, – потому и сказал так.

– Теперь отпусти мою жену на волю.

– Я не отпущу ее, клянусь Богом, пока не увижу здесь Придери и Рианнон.

– Смотри, вот они, – сказал тот.

И тут появились Придери и Рианнон. И он направился к ним, и приветствовал, и усадил их рядом с собой.

– Теперь отпусти мою жену, – сказал муж в обличье епископа, – и ты получишь все, о чем попросил.

– Теперь я охотно отпущу ее, – сказал Манавидан и выпустил мышь из рук. Епископ коснулся ее волшебной палочкой, и она преобразилась в молодую даму, прекраснейшую из всех виденных им.

– Оглянись и посмотри вокруг, – молвил епископ, – и ты увидишь все дома и их жителей на прежнем месте.

И Манавидан встал и оглядел землю. И там, куда он смотрел, он увидел землю вновь заселенной, полной людей и животных.

– Какое же наказание, – спросил он, – несли у тебя Придери и Рианнон?

– Придери носил на шее молоток от ворот моего дворца, а Рианнон – ярмо, под которым ослы возят сено. Это и было их наказание.

По этой причине история именуется также Мабиноги Ярма и Молотка³³. И это конец третьей Ветви Мабиноги.

Мат, сын Матонви

Это четвертая Ветвь Мабиноги.

Мат, сын Матонви¹ правил в Гвинедде², а Придери, сын Пуйлла, был королем двадцати и одной области юга. Это были семь областей Диведа, семь областей Морганнога, четыре области Кередигиона и три – Истрад-Тиви³. И в то время Мат, сын Матонви, не мог прожить без того, чтобы ноги его, когда он сидел, не покоились на коленях девушки, за исключением времени, когда он отправлялся на войну⁴. Девушку, что была тогда с ним, звали Гэвин, дочь Пебина из Дол-Пебин в Арвоне⁵, и она была прекраснейшей из дев того времени.

Мат всегда жил в Каэр-Датил в Арвоне⁶ и не объезжал своих владений; вместо него это делали Гилвайтви, сын Дон, и Эвейдд, сын Дон⁷, его племянники, дети его сестры, со своими дружинами. И девушка эта всегда была с Матом; и Гилвайтви, сын Дон, приметил ее и влюбился так, что не находил себе места, и даже его обличье и цвет лица так изменились от любви к ней, что его трудно было узнать. И в один из дней Гвидион, его брат⁸, внимательно поглядел на него и спросил:

– Что с тобой, о юноша?

– А почему ты спрашиваешь об этом?

– Я вижу, – сказал Гвидион, – что ты худ, и бледен, и плохо ешь.

– Брат мой, – ответил тот, – я не могу открыть никому причину охватившей меня тоски.

– Почему же, друг мой? – спросил Гвидион.

– Ты ведь знаешь Мата, сына Матонви, – сказал тот, – если самый тихий шепот двоих будет подхвачен ветром, он услышит его⁹.

– Это так, – сказал Гвидион, – тогда лучше молчи, ибо я знаю твои мысли: ты влюблен в Гэвин.

И вот что сделал Гилвайтви, когда брат сказал ему это: он издал самый тяжкий в мире вздох.

– Погоди вздыхать, друг мой, – сказал Гвидион, – может статься, с моей помощью ты добьешься своего. Я подниму весь Гвинедд, и Поуис, и Дехейбарт¹⁰, – сказал он, – чтобы ты смог получить эту деву. Поэтому возвеселись, и ты достигнешь желаемого тобой.

И после они пошли к Мату, сыну Матонви.

– Господин, – сказал Гвидион, – слышал я, что на юге появились звери, невиданные на этом острове.

– И как же их зовут? – спросил тот.

– Кабаны, господин¹¹.

– И что же это за звери?