Я постарался сохранить хладнокровие.
— Дубовик скончался?
— Сечешь фишку.
— А когда?
— Ну, вроде пару дней назад, не помню.
— Сердце? Инфаркт?
Мужик загоготал.
— Он здоровее многих, не, свои пришибли.
— Кто?
— Пидоры.
— Дубовик имел гомосексуальные наклонности?
— Во, в точку, кланялся жопой вверх, — окончательно развеселился собеседник, — поза пьющего оленя! Да, видать, не угодил кому-то!
— Серега, — донеслось из квартиры, — скока ждать мона? Стынет!
— Скока нуно, стока и мона, — ответил мужик, потом, снова харкнув на пол, захлопнул дверь.
Я постарался сосредоточиться. Дубовик умер. На днях? Его убили? А потом задержали Андрея Вяльцева? Случайно ли лишился жизни единственный человек, способный рассказать подробности биографии актера?
— Уважаемый, — прошелестело сбоку.
Я повернулся влево и увидел, что дверь третьей квартиры, расположенной у самой лестницы, приоткрылась и оттуда выглядывает милая старушка в розовом халате.
— Вы приятель Ленечки? — загадочно спросила она.
— Скорей близкий знакомый.
— Идите сюда, — предложила бабушка.
Я вошел в крошечную прихожую и втянул голову в плечи. С моим ростом трудно в малогабаритных квартирах, легко стукаюсь лбом о люстры.
— Федор отвратительный грубиян, — застрекотала старушка, — маргинальная личность, тунеядец, нигде не работает, у метро бутылки собирает, ясное дело, он завидовал Ленечке. Тот Федору пару раз денег в долг дал, а потом понял, с кем имеет дело, и перестал оказывать помощь, а Федор обозлился и начал мерзости болтать. Не верьте, Ленечка был замечательным, он работал у нашего великого актера Андрея Вяльцева.
— Да? — изобразил я изумление.
— Точно, точно, — закивала бабуся, — приносил мне билеты, очень внимательный мальчик. Денег никогда не брал, протянет контрамарку и улыбается: «Сходите, Надежда Павловна, в кино».
Я всегда бегала, Ленечка приглашал на особые сеансы, премьерные — для своих, двойное удовольствие получается: и фильм поглядишь, и всех звезд увидишь.
— Отчего он умер?
Надежда Павловна вытащила из кармана халата платочек.
— Подъезд наш видели? Западня! Темно, лампочки уроды из восемьдесят первой выкручивают, точно знаю, видела сама. Ленечка по ночам возвращался, оно и понятно, он же с Вяльцевым ездил! Я ему говорила: «Мальчик, не дразни гусей, не ходи в дорогих часах, не размахивай телефоном, сними перстень, время страшное, людей за копейку убивают, помни, где живешь! Сплошные пьяницы». Но Ленечка такой беспечный! Знаете, его тут ненавидели! Окна в машине сколько раз били, это недоумки из семидесятой, я знаю, видела. Вот и допрыгался, бедный. Его ограбили! В подъезде, ночью, тело Катя нашла, она на хлебозаводе работает, шла с ночной смены — и тут труп! Ой, горе.
Глава 13
Еле вырвавшись от милой бабушки, желавшей непременно рассказать о всех «уродах», населявших подъезд, я спустился на несколько пролетов вниз и позвонил в семьдесят девятую квартиру. Похоже, обитатели малопрезентабельной пятиэтажки совершенно не боялись грабителей, дверь распахнулась мгновенно, без лишних вопросов.
— Вам кого? — шмыгая носом, поинтересовался белобрысый мальчик лет двенадцати.
— Катю, работницу хлебозавода… — начал я, и тут же паренек заорал:
— Мамка, к тебе из милиции пришли.
Послышался топот, и из коридора показался еще один мальчик, похоже, первоклассник.
— Петьк, — с огромным любопытством спросил он, — а пистолет у него есть?
— Молчи, дурак, — ответил старший брат и пихнул младшего.
Обиженный ребенок не остался в долгу, он попытался дернуть брата за ухо, и в тесной прихожей началась драка.
— А ну пшли вон, — прогремело из глубины квартиры, потом в пространство, забитое вешалкой и шкафом, вплыла полная фигура в цветастом платье. Бац-бац, толстая рука привычно отпустила две оплеухи, мальчишки, втянув головы в плечи, юркнули в комнату.
— Уж простите, — сказала Катя, — на секунду оставить их нельзя, все время уродуются. У других дети как дети, а мне хрен знает что досталось! Ни отдыха, ни покоя. Проходите сюда, садитесь, чаю хотите?
Из комнаты раздался грохот.
— Сейчас вернусь, — пообещала хозяйка и бросилась на шум.
Я присел на табуретку и огляделся по сторонам. Почти половину жизненного пространства кухни занимал холодильник, а оставшиеся сантиметры были тесно забиты шкафчиками. На подоконнике — из-за отсутствия места хозяйка превратила его в буфет — толпились чашки. Вместо стола была откидная доска, а с веревок, протянутых под потолком, свисало недавно постиранное белье. Бедность тут кричала отовсюду, о ней говорил древний рефрижератор «Саратов», похоже, выпущенный еще до моего рождения, допотопная, громоздкая плита, протертая клеенка и эмалированный помятый чайник. Но на кухне царила чистота операционной, старенькие занавески, прикрывавшие стекла, были накрахмалены, потертый линолеум вымыт до блеска, а красные кружки на подоконнике стояли идеально ровной линией, хозяйка повернула их ручками в одну сторону. Диссонансом в крохотной пятиметровой кухне «звучала» лишь ярко-синяя коробка, на которой золотыми буквами было написано: «Кондитерская Манже». Я хорошо знал, где находится это, если можно так выразиться, кафе. «Манже» — дорогое и модное место, его любит посещать Николетта. Кофе в богато разукрашенном зале подают отменный, а еще там изумительные пирожные, насладиться которыми лично мне мешают два обстоятельства: не особо люблю сладкое и прихожу в ужас при виде цены. Ну из чего надо сделать эклер, чтобы просить за него тысячу рублей? Впрочем, несмотря на хамские цены, в «Манже» всегда толпится народ, там и в будние дни не присесть, а на выходные столик надо заказывать заранее.
«Манже», «Манже»… Кто совсем недавно упоминал об этом заведении? И неужели Катя позволяет себе столь дорогие сладости?
— Еще раз извините, — сказала женщина, протискиваясь через узкую дверь, — чаю?
— Нет, спасибо, — ответил я, — скажите, это вы нашли Леонида Дубовика?
— Охохонюшки, — протянула Катя и пристроилась на крохотном пуфике из искусственной кожи, стоявшем у окна, — вот страхотища! Со смены шла, усталая, еле ноги тащила. Доперлась до подъезда, дверь открыла — темнотища! Снова лампочки вывернули. Во народ! Уж на что нам с Юркой тяжело мальчишек поднимать, муж у меня охранником служит, зарплата маленькая, но никогда не польстимся на чужое!
Не успела Катя произнести слово «охранник», как я моментально вспомнил шикарный подъезд дома, в котором находится офис Вяльцева, и услышал извиняющийся голос одного из секьюрити: «Мы эту Арфу наверх пустили, девка хотела чаевые за доставленные пирожные получить». К Андрею приходила курьер из «Манже», и она по непонятной причине устроила скандал.
— Шагнула в темноту, — продолжала тем временем Катя. — Запнулась, хорошо, за ящики зацепилась почтовые, не упала. И ведь сразу поняла, лежит человек на полу. Только на Соломатина погрешила, ну, думаю, снова набрался, до квартиры не дополз, в подъезде разлегся.
Я молча слушал обстоятельный рассказ. Катя, чертыхаясь, поднялась на второй этаж и позвонила в квартиру Соломатиных, дверь открыла Нинка, хозяйка.
— Забери свое счастье, — сердито велела Катя, — развалился у входа, чуть ноги из-за него не сломала.
— Не бреши, — зевая, ответила Нинка, — мой дома храпит. Ты ваще на часы глядела? Офигела совсем!
— Кто же тогда у почтовых ящиков спит? — изумилась Катя.
— Мне по фигу, — заявила Нина и захлопнула дверь.
Катя призадумалась, потом сходила домой, взяла фонарик и вернулась вниз. В голове у нее роились самые простые мысли. Если у входа устроился кто-то из соседей, то надо позвать его родных, но в подъезд мог зайти и бомж, потом его не выгонишь, переночует один раз и повадится ходить. Вон во втором парадном еле-еле бабу-пьянчужку вытолкали, три месяца под лестницей жила, устроилась со всеми удобствами, матрас приволокла!
Полная желания навести порядок, Катя направила луч фонарика на тело и похолодела. Дорогая обувь, качественный костюм… Нет, это не лицо без определенного места жительства, а Леонид Дубовик.
Катя примолкла.
— Дальше, — потребовал я.
Женщина пожала плечами.
— Домой побежала, хорошо, в обморок не свалилась, позвонила ментам, они потом уж труповозку вызвали и по квартирам пошли. Говорят, его ограбили, часы сняли, перстень. Ох, не надо было ему выпендриваться!
— Вы не заметили ничего необычного?
Катя скрестила руки на груди.
— Я че, каждый день убитых соседей нахожу? Уж куда необычней.
— Может, на ваших глазах из подъезда человек выскочил?
— В час ночи, — прищурилась Катерина, — у меня смена в двенадцать закончилась.
— И под лестницей никто не прятался?
— Так говорила уже, лампочку разбили.
— Ничего интересного не заметили?
— Нет.
— И не услышали?
— Да нет же.
— Около трупа были вещи?
— Какие?
— Допустим, борсетка, пакет, портфель…
— Не, ничего похожего.
— Газета?
— Ваще ничего, — быстро ответила свидетельница.
— Вы ничего не брали с места происшествия?
— Я?
— Вы.
— Думаете, стырила у Леньки кошелек с кольцом? — пошла в атаку Катя. — Во, правильно Юрка сказал: «Зря ты с фонарем полезла, теперь получишь по полной. Грабителя не найдут, на тебя кражу повесят. Ментам надо дело раскрыть». Только зря стараетесь, у моего шурина сын адвокатом работает. Вот так! Думали, раз мы бедные, то все можно? Обломалось. Спросите людей, я никогда копейки чужой не возьму.
— Не хотел вас обидеть, — сказал я, — и думал не о перстне и бумажнике. Вдруг вы подобрали пачку сигарет?
— И зачем мне дерьмо?
— Или коробку с пирожными.
Катя вздрогнула.
— Про че… болтаете?
— Наверное, ваши мальчики любят сладкое, — поинтересовался я.
— Ясное дело, дети же.
— Думаю, пирожные вы покупаете не каждый день.