— Е…! — прошептала Маша. — Лирка его шандарахнула? Да не! Ей такое не под силу!
— Маша, мне необходимо срочно поговорить с Лирой, дайте ее телефон, адрес. Если не сумею получить от нее объяснений, буду вынужден отнести улику в милицию, тогда делом займутся сотрудники МВД. Понимаете?
Маша закивала.
— Можете не звонить. Я с утра пытаюсь до нее дозвониться. Мобильный выключен, домашний не отвечает. Наверное, дрожит с бодунища. Думала в обед к ней забежать и под зад пнуть. Она будет бухать и кайфовать, а мне отдуваться? Одно не пойму, че я ее всегда покрываю.
— Говорите адрес Лиры!
Маша опустила стекло в машине и высунула руку в окно.
— Видите темно-серое здание?
— Да.
— Там она живет. Потому и в «Манже» устроилась, близко на работу ходить. Подъезд около входа в пивную, этаж последний. Я у нее не бывала, Лирка никого к себе не приглашала, хотя кое-кто из наших нарывался. Та же Алиска подкатывалась к ней:
«У нас горячую воду выключили, пусти помыться, че те, жалко? Не протру ванну».
Лира ответила:
«Я бы с радостью, но живу в коммуналке с девятью соседями, они скандал поднимут».
— Откуда тогда вы знаете про подъезд и этаж? — решил я поймать Машу на нестыковке в рассказе.
Официантка выбросила в окно очередной окурок.
— Зимой Лирка жаловалась, что крыша течет, с потолка капает, а домоуправление не чешется, из чего я заключила: она живет на последнем этаже. А на подъезд Лирка каждый день жаловалась. Мужики из пивной выходят, хотят отлить и куда прутся?
— В ближайшее парадное.
— Во! Точняк! Лирка предлагала домофон повесить, но соседи жлобы, денег давать не желают. Идите к пивной, не ошибетесь.
Глава 17
Запах в подъезде стоял омерзительный. Это какими же жадными жлобами надо быть, чтоб не купить домофон и не запереть крепко-накрепко дверь, через которую внутрь дома проникают люди, использующие парадное в качестве бесплатного туалета?
Стараясь не дышать и переступая через зловонные лужи, я поднялся на самый верх, где радостно отметил, что на лестничную площадку выходит лишь одна дверь. Я ткнул в звонок, через некоторое время нажал кнопку раз, другой, третий, но никто не спешил на звук.
Я приложил ухо к створке, но ничего не услышал, ни один шорох не долетал из квартиры, внимательно осмотрел косяк, выщербленную плитку на полу… Что-то тут странное… Что? В ту же секунду я сообразил, что, по словам Маши, Лира живет в коммуналке, но звонок один и нет никаких табличек с перечислением жильцов.
Попрыгав безрезультатно под дверью, я поднялся на семь ступенек вверх и сел на подоконник, здесь лестница заканчивалась, двери на чердак не было, очевидно, туда нельзя попасть из этого подъезда.
Неожиданно я почувствовал усталость, глаза начали сами собой закрываться. Можно не смотреть на часы, они показывают полдень. У меня странный организм, три раза за сутки меня клонит в сон, неудержимо, до состояния обморока. Впервые это происходит ровно в двенадцать, затем в шестнадцать тридцать и в двадцать ноль — ноль. В свое время я обращался к врачу, выслушал нудную лекцию о биоритмах и получил совет:
— Не сопротивляйтесь, не ломайте организм, послушайте его, прилягте на часок, и снова обретете бодрость.
Интересно, каким образом можно выполнить предписание медика? Представляю выражение лица Норы, когда я заявлю: «Сейчас посплю шестьдесят минут и отправлюсь выполнять ваше поручение».
Но бороться со сном очень трудно, поэтому я нашел оптимальный выход: в момент, когда веки начинают тяжелеть, я стараюсь закрыть глаза и провести несколько минут в покое. Не скажу, что всегда удается помедитировать, но сегодня мне повезло. В принципе я мог спуститься в машину, но ноги почти перестали мне повиноваться. Забыв о брезгливости, я привалился спиной к грязному стеклу. Подъезд служит туалетом для посетителей пивной, но на последний этаж не долетали ни звуки, ни запахи, вокруг стояла полнейшая тишина. «Пять минут отдохну и пойду вниз», — вяло подумал я и перестал бороться с дремотой.
— Сколько раз тебе говорить, — завизжала Николетта, — Вава, выпрямись! Ешь суп красиво! Где салфетка? Чего молчишь! Отвратительный ребенок! Снова на уроке мух считал и двоек принес. Вот Женя Рудин — радость родителей. Его сегодня на собрании хвалили, а я чуть под землю не провалилась. По всем предметам двойки.
— По литре пять, — робко напомнил я.
— Молчать! — заорала маменька. — Закрыть рот! Павел! Павел! Снова в кабинете заперся! Я должна одна мерзкого мальчишку воспитывать! Павел!
Продолжая выть сиреной, маменька понеслась по коридору. Стараясь не заплакать, я начал давиться ненавистным молочным супом. Боже, какая гадость! Ну кто придумал варево из вермишели и белой жидкости, подернутое пленкой. Меня сейчас стошнит.
— Ванек, — сказал Владимир Иванович, выходя из холодильника, — не обижай Нико, у нее и так тяжелая жизнь.
Я опешил. Откуда на кухне взялся отчим? Маменька унеслась к отцу в кабинет. Тот сейчас оторвется от написания любовно-исторического романа и начнет воспитательную работу с сыном. Владимир Иванович появится в моей жизни позже, спустя много-много лет после смерти Павла Подушкина. Николетта пока не знает своей судьбы, ей предстоит стать вдовой и… Минуточку, откуда маленький Вава в курсе дела?
— Ванек, ты дурак, — отрубил Владимир Иванович и полез назад в рефрижератор.
Дверь «ЗИЛа» заскрипела, противный звук ударил по ушам, вонзился в мозг, мои глаза внезапно раскрылись, я испытал огромное облегчение и чуть не свалился с подоконника.
Надо же, я заснул всего на полчаса, но как глубоко! Слава богу, я давно вырос, и теперь никто не заставляет меня есть ненавистный молочный суп. Я потер руками гудевшую голову и внезапно понял: скрип двери холодильника мне не почудился, я слышу его наяву. Не успел я сообразить, откуда доносится противный звук, как дверь квартиры Лиры открылась, оттуда выскользнула тоненькая фигурка со спортивной сумкой в правой руке.
— Лира! — обрадованно крикнул я и начал спускаться по лестнице.
Девушка нервно вздрогнула, завертела головой в разные стороны, потом догадалась посмотреть в направлении окна, ахнула, закрыла лицо руками и шлепнулась на сумку.
— Вам плохо? — спросил я. — Лира, не бойтесь.
— Меня зовут Таня, — пролепетала девушка, не отрывая от лица ладоней, — Иванова. Лира попросила… сумку… принести. Вещи ей собрать. Я ничего не знаю. Отстаньте. Уйдите!
— И куда вам велено доставить саквояж?
— Ну… э… не хочу отвечать! Не ваше дело! Чего пристали!
Я схватил девицу за плечи, легонько встряхнул и велел:
— Придите в себя! Лира, давайте поговорим.
— Меня зовут Таня, — упорно врала глупышка.
— Вы очень испугались, когда Дубовика убили?
— Да, — всхлипнула дурочка, потом, спохватившись, попыталась исправить оплошность, — ничего не знаю! Кого убили? Где?
— Вы потеряли заколку, — ласково сказал я.
Лира раздвинула пальцы левой руки и посмотрела на меня.
— Какую?
— Эту.
— И где я ее посеяла?
— Да здесь, в подъезде, — солгал я, — зашел, смотрю, под батареей лежит. Вещь дорогая, настоящий «Дмитриес». Она ваша?
— Ага, — прошептала Лира, — спасибо.
— Точно вам принадлежит?
— На днях купила ее за двести баксов, могу чек показать, — закивала Лира, — думала, на улице обронила, очень было жалко!
— Забирайте.
Наманикюренная лапка потянулась к «крабу», утыканному чудовищными стразами. Я быстро отдернул руку.
— Точно свое взять хотите?
— Я не воровка, — ответила Лира, — и уже сказала, у меня чек есть!
— Ладно, тогда объясните, каким образом «краб» очутился около тела убитого Лени в подъезде Дубовика? — спросил я и в упор уставился на девушку.
Врать нехорошо, аксессуар обнаружили во дворе Дубовика, но мне необходимо «сломать» официантку.
Лиру заколотило в ознобе.
— Это не мое!
— Только что вы утверждали обратное.
— Нет, нет, нет, — монотонно забубнила Лира, потом с надеждой воскликнула: — Меня зовут Таня.
— Иванова? — ехидно продолжил я. — Вас послали за вещами?
— Да, да, да, — закивала девушка.
Мне надоела дешевая комедия.
— Лира, пошли к вам в квартиру, берите сумку.
— Зачем?
— Нам надо поговорить.
Неожиданно глупышка повиновалась, она вскочила и юркнула за дверь, забыв про вещи. Я подхватил неожиданно тяжелый баул и поспешил за хозяйкой.
Сразу за вешалкой расстилался длинный извилистый коридор, по обеим сторонам которого тянулись шкафы, набитые книгами. Лира побежала вперед, а я из чистого любопытства скользнул взглядом по корешкам и ахнул.
— Прижизненное издание Пушкина!
— Где? — обернулась Лира.
— Да вот оно. На третьей полке! Неужели вы не знаете, чем обладаете?
Лира подошла ко мне.
— Конечно, знаю. А вот вам откуда известно, что оно прижизненное?
— Был такой известный библиофил — актер и писатель Николай Павлович Смирнов-Сокольский, — пояснил я. — Мой отец тоже увлекался собирательством, но ему было далеко до Николая Павловича. Иногда папа ездил к Сокольскому в гости, брал с собой меня. Если честно, я очень плохо знал хозяина, был слишком юн, когда тот умер. Зато его жену, тетю Соню Близниковскую, я очень любил. Помню, у них были два пса с абсолютно не собачьими именами Сара и Рива. После смерти супруга тетя Соня повесила в кабинете портрет покойного. И вот удивительная вещь: если хозяйка начинала ругать собачек, те сломя голову неслись в рабочую комнату актера и начинали лаять на его изображение. Но увы, все уже давно умерли, и животные, и тетя Соня, нет в живых и моего отца. Однако я очень хорошо помню, как он читал книгу Николая Павловича, в которой тот рассказывал о раритетах своего собрания, показывал мне фотографии томов и говорил об их ценности, культурной и материальной. Потом, учась в Литературном институте…
— Вы не из милиции! — с огромным облегчением воскликнула Лира.