— У нас есть общежитие, тебе будет где устроиться, а еще дают талоны на питание в столовой, с голоду не умрешь.
Руфь поступила в театральное училище из более чем утилитарных соображений. Соломон не собирался прощать дочерей, старшей он в спину проорал:
— Приползешь на карачках, вот тогда я подумаю, стоит ли тебе разрешить лечь спать в коридоре.
А Руфь не желала стоять на коленях ни перед кем, даже перед отцом.
В результате все получилось лучше некуда. Франя обрела статус счастливой замужней дамы, ее супруг быстро делал карьеру, изо всех сил стараясь, чтобы любимая ни в чем не нуждалась. Одна беда — у них не было детей.
— Наверное, Соломон нас крепко проклял, — воскликнула один раз Франя, вернувшись с очередного лечения.
— Какие твои годы! — попыталась утешить любимую сестру Руфь. — Все впереди.
— Мне тридцать восемь, — мрачно напомнила Франя.
Руфь вздохнула, старшая Гиллер не была чадолюбива, но словно в насмешку Господь наградил ее замечательными репродуктивными способностями. Руфь несколько раз бегала на аборт, что в те далекие годы было совсем непросто. Процедуру проводили лишь по медицинским показаниям, и очень часто ее делали без наркоза. Но Руфь не собиралась рисковать карьерой ради младенца. Фране она о своих регулярных походах к врачу не рассказывала, не хотела расстраивать сестру, которая кучу времени и денег тратила на лечение, мечтая в конце концов забеременеть.
Когда Фране исполнилось сорок лет, умер ее муж, а спустя месяц после похорон она вдруг ощутила некий дискомфорт, тошноту, головную боль, ломоту в костях и, заподозрив у себя инфекцию, отправилась к доктору. Врач обрадованно сказал:
— Да вы беременны, милочка!
Франя помчалась к Руфи, а та, слушая сестру, в очередной раз подивилась на гримасы судьбы и сказала:
— У меня есть хороший гинеколог, завтра же поедем к нему.
— Еще рано, — засмеялась Франя, — чего зря деньги тратить. Месяце на седьмом надо договариваться, лучше поскорей на учет в консультации стать.
— Ты собралась рожать?! — ахнула Руфь.
— Конечно! — закивала Франя.
— В сорок лет!
— Да!
— С ума сошла! — подскочила Руфь. — Это опасно!
— Вовсе нет, — закричала Франя, — в медицинской литературе описаны случаи родов в шестьдесят лет.
— Твой муж умер, — бестактно напомнила Руфь, — ты никогда не работала, как жить станешь?
— Есть пока запас, — бойко ответила Франя, — сама знаешь, супруг много цацек подарил, а когда они закончатся, служить пойду.
— Кем? Ты ничего не умеешь! — Руфь безжалостно попыталась спустить сестру с небес на землю.
— Чтобы мыть полы, много ума не надо! — отрезала Франя, посмотрела на обомлевшую Руфь и добавила: — Я столько лет выпрашивала себе мальчика!
Руфь махнула рукой:
— Ладно, вместе справимся.
Через определенный природой срок на свет появилась девочка. Франя, живо перестав мечтать о сыне, назвала дочку Елизаветой и с головой ушла в материнские заботы.
Лиза была слабенькой, плохо ела, нервно спала, безостановочно хныкала и не отпускала мать ни на минуту. Руфь помогала горячо любимой сестре как могла, фактически она содержала и ее и младенца. Когда Лизочке исполнилось пять лет, стало понятно, что девочка не может жить в Москве, она постоянно кашляла, покрывалась сыпью, несмотря на отличное питание, худела, бледнела и была похожа на заморыша. Франя таскала дочку по врачам, доставала ей дорогостоящие витамины, закаливала золотушного отпрыска, но не в коня корм, от всех предпринятых усилий не было никакого толка. В конце концов один профессор сказал Фране:
— Девочка не способна жить в огромном городе, найдите маленький зеленый городок и уезжайте туда поскорее.
Франя поверила доктору, Руфь рассталась с мечтой о даче, отдала собранные рубли сестре, и та купила хорошую, комфортабельную квартиру в местечке Морск. Руфь со слезами на глазах проводила сестру и Лизочку. С этого года Гиллер все отпуска проводила в Морске, ей не надо было ни теплого моря, ни заграницы, очень хотелось побыть с родными людьми. С годами Руфь стала сентиментальна и жалела о сделанных абортах, Лизу актриса считала своей дочкой и поддерживала как могла. Кстати, Франя не работала, деньги на еду, оплату коммунальных услуг и всякие мелкие расходы давала Руфь, она одевала сестру и племянницу. Три раза в год, на зимние, весенние и осенние каникулы, Лиза прибывала в Москву, и тетка начинала усиленно заниматься приобщением Лизы к искусству. Руфь водила любимицу на спектакли, в консерваторию, в Большой театр на балет. Один день обязательно посвящался шмоткам. Актриса ехала к знакомой спекулянтке и одевала обожаемую Лизоньку с головы до ног. В Морск девочка отбывала в состоянии невероятного счастья, мало того, что она увидела все самые интересные спектакли, побывала за кулисами и пообщалась с великими актерами, так еще и привезла кофры, набитые замечательными тряпками. В Морске Лиза сияла звездой, ни у одной из местных девочек не было таких шикарных вещей, и никто не мог похвастаться фотографиями со знаменитостями. Жизнь в Морске текла совсем по-иному, чем в Москве, и Лизе очень хотелось уехать в столицу навсегда. Девочка регулярно заводила с мамой разговор с припевом: «Давай переберемся в Москву», но Франя отвечала категорично:
— Нет. — Затем начинала пояснять: — Тебе нельзя долго находиться в столице, врач запретил.
— Это было в детстве, — пыталась вразумить ее Лиза, — я давно выздоровела.
— В Морске у нас отличная квартира, а в Москве что? — сопротивлялась Франя. — Если попытаемся обменяться, то максимум, что получим, это комнатушку в коммуналке.
— Можно жить у Руфи! — напоминала Лиза.
— Нет, нет, — качала головой Франя, — неудобно, нельзя садиться сестре на шею и свешивать ноги.
Пока Лиза была маленькой, спор заканчивался на этой стадии, но потом Лизе исполнилось пятнадцать, и она нашла нужные аргументы.
— Руфь нас содержит, — заявила она один раз матери, — думаю, она будет рада, если мы поселимся вместе, меньше денег уйдет. Ты станешь вести хозяйство, получится сплошная экономия.
Франя захлопала глазами и выдавила из себя привычную фразу:
— Это неудобно.
— А заставлять Руфь содержать нас удобно? — вдруг спросила девочка.
Франя окончательно растерялась, и тут Лиза добила мать:
— Я скоро окончу школу, и куда идти дальше?
— Ну… не знаю, — честно призналась Франя и эгоистично добавила: — Я думала, станем просто жить, всегда вместе.
— За чей счет? — сурово поинтересовалась Лиза. — Извини, мама, я мечтаю стать актрисой и уеду в Москву, устроюсь в общежитии. Руфь начинала свой путь точно так же и добилась успеха.
С Франей случилась истерика, едва успокоившись, она помчалась на почту звонить сестре. Руфь, однако, не стала нервничать.
— Не волнуйся, — сказала она, — Лиза поселится у меня.
Так и вышло, Лизочка поступила в театральный институт, тетя пошепталась с кем надо и переправила любимую племянницу через омут вступительных экзаменов. Может, Лиза и была талантлива, только никаких ролей в театре она сыграть не успела. На четвертом курсе девочка родила дочку и, так и не получив диплома, укатила к маме, в Морск.
Теперь на плечах Руфи оказалось трое: Франя, Лиза и крохотная Светочка, Лизонька не собиралась называть доченьку Светланой, она приготовила для нее красивое имя Марьяна, но Руфь, встретив племянницу у родильного дома, взяла сверток, приподняла кружевной уголок и воскликнула:
— Ах ты свет моей души, светик солнечный!
Свет надежды, свет любви, свет радости — так Руфь называла крошку, и в результате в метрике написали: Светлана.
В жизни все случается дважды, Лиза повторила судьбу Франи, было лишь одно отличие: молодая женщина пошла работать в местный Дом культуры руководителем театральной студии, ставила спектакли, получала призы и грамоты на всяческих смотрах и конкурсах. Успеху племянницы немало способствовала Руфь, она приезжала летом в Морск и охотно играла с непрофессиональными актерами. Посмотреть на столичную знаменитость в Морск сбегались со всех окрестностей, непременно прибывало местное начальство, и жители крохотного городка ощущали себя в центре цивилизации.
Когда Светочка пошла в последний класс, умерла Франя. Руфь оплакала любимую сестру, справила шикарные поминки и отбыла в Москву, но не успела актриса войти в свою квартиру, как принесли телеграмму с известием о болезни Лизы. Дочь Франи простудилась на похоронах и попала в больницу с двусторонней пневмонией. Руфь ахнула и кинулась назад в Морск. Она успела увидеть Лизу живой, любимая племянница умерла наутро, оставив Светочку круглой сиротой. Девочка не знала, кто ее отец, ясное дело, Руфь Гиллер была в курсе дела. Лиза не имела секретов от той, которую считала роднее матери, но Свете правды не сообщили.
— Не задавай ненужных вопросов, — сказала в свое время Лиза дочери, — я тебя нашла в капусте.
Обливаясь слезами, Гиллер устроила вторые похороны и, взяв с собой Свету, вернулась в Москву. Есть ли у вас сомнения, в какой институт поступила девочка?
Маша остановилась, пошмыгала носом и продолжила:
— Меня на работу взяли, когда Светка приехала. Руфька цельными днями пропадала, то у ей спектакль, то репетиция, то гастроль, я за девкой глядела. Светка мне усю ихнюю семейную историю и выложила, родственная очень, фоток полно в альбомах, Света про кажного знала и болтала про то, че не видела. Ну как ейный прадедушка Франю и Руфь на улицу выпер, как Франя в Морске жила, про Лизино детство. У ней любимое занятие было о своих говорить. А уж Руфька ее любила! До слез. Я даже завистничала, у меня таких родственников нетуть. Только наломала Светка дров, с другой стороны, не знала ж она! Скумекал?
— Вы продолжайте, — кивнул я, — пока я без помех разбираюсь в ситуации. Вас в семейные тайны посвятила Света, она их хорошо знала.
Маша вытащила из рукава здоровенный клетчатый носовой платок, шумно высморкалась и затараторила дальше. Я лишь качал головой, похоже, домработница плохо приглядывала за студенткой, но, с другой стороны, не водить же взрослую девушку за руку? Руфь в год, когда случился казус, снималась сразу в двух картинах, ее дома практически не видели, Маша исправно убирала квартиру, стирала, гладила, готовила обед, а Света утром уходила на занятия. Возвращалась девушка поздно и охотно рассказывала Маше о прошедшем дне. Домработница сразу сообразила: Светочка скучает по маме, Фране и Руфи, она не привыкла к одиночеству, хочет поделиться своими мыслями, и покорно слушала подопечную. Света была мила, приветлива, никаких замечаний Маше не делала, и прислуга хорошо относилась к девушке. Правда, Машу частенько раздражало желание Светланы в очередной раз рассказать ей о юношеских годах покойной Франи. Домработнице хотелось спокойно посмотреть телик, и она тяжело вздыхала, увидав, как Света с горящими глазами вытаскивает пухлый семейный альбом. Но у девушки делалось такое умоляющее выражение лица, что Маша бодро восклицала: