На следующее утро мы осмотрели остатки селения. Сохранились всего три дома — на значительном удалении друг от друга. Старое здание полицейского участка теперь занимал чиновник по делам аборигенов. В миле от него, отделенный оврагом, по дну которого в сезон дождей несется бурлящий поток, стоял магазинчик, обозначенный на упавшем дорожном указателе. В нем продавали бензин, машинное масло, пиво, консервированные фрукты, тушенку, ковбойские шляпы из папье-маше и мармелад. Покупателями были в основном аборигены и случайные проезжие, сворачивавшие сюда по пути в Квинсленд или оттуда; иногда здесь появлялись гуртовщики с окрестных ранчо: в свободное время, оказавшись в нескольких часах езды верхом от Борролулы, они заскакивали выпить пива и потолковать о жизни.
Третье строение, самое крупное, располагалось возле нашего лагеря, на берегу реки Мак-Артур. Это была ветхая гостиница, чья полуразвалившаяся железная крыша зловеще лязгала и скрипела при малейшем дуновении ветра. Полы на верандах прогнулись и сгнили. Вокруг бывшей гостиницы, словно выброшенные морем обломки, валялись кучи мусора — разбитые бутылки из-под рома, мятые ржавые пивные банки, канистры от масла, сломанное шасси грузовика, погнутый руль, какие-то железные колеса и рычаги от загадочного механизма.
Внутри дома пол проваливался под ногами — доски были полностью источены термитами. Покрытое плесенью зеркало криво висело на деревянной стене, в углу стояла ржавая кровать. Среди рухляди я подобрал книгу. Это было «Подражание Христу» Фомы Кемпийского. Кто мог завезти в эту глухомань ученую богословскую книгу? Открыв ее, я увидел, что термиты съели почти все слова святого. Осторожно перелистывая распадавшиеся под руками страницы, я обнаружил вложенную в книгу карту. Она была датирована 1888 годом и горделиво называлась «Город Борролула».
В конце прошлого века скотоводы, уже владевшие в Квинсленде пастбищами, каждое размером с английское графство, решили двинуться на запад вдоль южного побережья залива Карпентария — осваивать пустовавшие земли Северной территории. Путь пересекала река Мак-Артур. Вода в ней оказалась солоноватой, но вполне пригодной для питья, и пастухи стали пригонять туда многотысячные стада.
Как раз до этого места река судоходна, так что сюда можно доставлять на баржах провизию и прочие грузы. И хотя тысячемильный путь из Дарвина был долгим — он занимал иногда полгода, все же это оказывалось дешевле и быстрее, чем везти товары по суше из Алис-Спрингс. Так берега реки Мак-Артур сделались торговым перекрестком. Здесь регулярно останавливались гуртовщики со стадами. Люди и животные отдыхали перед тем, как двинуться дальше в трудный путь по засушливым, пыльным равнинам Территории.
Север континента привлекал не только европейцев. В течение столетий из Макасара (ныне Уджунгпанданга) и других портов Зондских островов к берегам Австралии направлялись юркие прау с бамбуковыми палубами и под парусами, сшитыми из рогожи. Некоторые доплывали только до Арнемленда, другие добирались до залива Карпентария в поисках жемчуга и моллюсков. Австралийские власти, до конца прошлого века не занимавшиеся охраной своих границ, решили, что пора упорядочить въезд в страну и заход в ее территориальные воды. Небольшие суда с таможенными чиновниками были командированы для перехвата нарушителей.
В 1885 году из Дарвина в один из таких дежурных рейсов отправился маленький пароход «Палмерстон». На борту его находились сборщик таможенных пошлин Альфред Сирси и правительственный инспектор. Войдя в залив Карпентария, «Палмерстон» задержал двадцать индонезийских баркасов и потребовал уплаты таможенных пошлин.
Но оказалось, что закон нарушали не только индонезийцы. К югу от острова Грут-Айленд «Палмерстон» натолкнулся на кеч (двухмачтовое парусное судно) «Гуд Интент», набитый провизией, спиртом и табаком; выйдя из Нормантона, на другой стороне залива, кеч держал путь в Дарвин. В те времена каждый австралийский штат взимал таможенные пошлины с ввозимого товара. Сирси установил, что «Гуд Интент» уже успел незаконно выгрузить немалую часть товаров возле устья реки Мак-Артур, тем самым уклонившись от уплаты пошлины, которой его должны были обложить в Дарвине. Кстати сказать, легкость осуществления контрабандных операций явилась дополнительной причиной бурного роста поселений в этой части страны.
Кеч был задержан, Сирси именем королевы обвинил его капитана в контрабанде и взял судно на буксир. Вместе с нарушителем «Палмерстон» вошел в устье Мак-Артура и прошел двадцать пять миль вверх по реке. Здесь они встретили старого бушмена[15] Вильяма Маклеода, который полтора месяца назад доставил пароходом немало добра, собираясь в этом месте открыть магазин. Он предусмотрительно заплатил пошлину за всю партию товара, хотя горя успел хлебнуть с ним немало. Ему уже несколько раз приходилось отбиваться от мародеров.
— Не на того напали, — с присущей австралийцам краткостью объяснял он Сирси. — Шесть выстрелов, и они отчалили.
Сирси с инспектором пробыли на реке Мак-Артур десять дней. За это время они провели топографическую съемку местности, поскольку там было решено основать поселок. Даже для закаленных пионеров жара казалась невыносимой, а работать с топографическими инструментами было почти невозможно из-за немыслимого количества мух и насекомых, облеплявших лицо, руки и глаза. Однако, несмотря на все трудности, поселок был заложен, и его решено было назвать Борролула, что, по словам Сирси, на языке туземцев означает «свежая вода».
Вскоре на западе, в Кимберли, обнаружили золото, и со всех концов Австралии туда ринулись искатели скорого богатства. Многие из них шли тем же маршрутом, что и погонщики со стадами, — из Квинсленда на Северную территорию через Борролулу. Времена были жестокие. Белые копали где им вздумается, не считаясь с тем, что на этой земле исстари жили и добывали себе пропитание аборигены. Стычки возникали постоянно, порой переходя в ожесточенные бои. Опасность поджидала одинокого золотоискателя на каждом шагу. Помимо всего в сухой сезон человек быстро умирал от обезвоживания. Те, кто поумнее, осторожно перебирались от одного источника до другого.
Наиболее удачливым оказался один малый из Борролулы, женившийся на аборигенке. Вдвоем они смогли пройти по таким местам, где не ступала нога белого человека; жена была прекрасным проводником, за годы кочевой жизни она научилась распознавать, в какой складке скалы дольше всего держится влага или где надо рыть землю, чтобы добраться до коричневато-пенистой подпочвенной воды. Так они обследовали глубинку Территории, двигаясь на запад от Борролулы.
Каждую ночь они разжигали костер, и, когда жена ложилась спать, опытный бушмен сворачивал одеяло, придавал ему форму тела и укладывал чучело по другую сторону костра. Сам он забирался на дерево и устраивался спать на ветвях, не выпуская из рук ружья. Утром он не раз находил торчавшее из одеяла копье…
К тому времени Борролула разрослась до размеров небольшого пограничного поселения и имела все шансы превратиться в цветущий город. На карте, которую мы нашли в бывшей гостинице, значились предполагаемые магистрали и площади со звучными названиями — авеню Лейхардта, улица Берта, терраса Мак-Артура. Главная улица — терраса Риддока — уходила в никуда и заканчивалась указателем «На Палмерстон». Возможно, это была мрачноватая шутка топографов или приглашение спекулянтам недвижимостью с Юга скупать земельные участки. Дело в том, что Палмерстоном именовался тогда нынешний Дарвин и от новорожденного городка его отделяли «всего» пятьсот сорок миль пустыни и бездорожья.
Как бы то ни было, Борролула действительно обретала признаки города. Здесь обосновался полицейский капрал, пытавшийся внести какое-то подобие правопорядка в жизнь орды диких погонщиков и отчаявшихся золотоискателей, стекавшихся на берега Мак-Артура. Это был человек с литературными склонностями: он обратился в Мельбурн с просьбой прислать библиотеку. Как бы фантастично это ни выглядело, но ему немедленно выслали тысячу книг. Шесть месяцев они пробыли в дороге, прежде чем достигли пункта назначения. В дальнейшем собрание пополнилось еще двумя тысячами томов. У речных причалов, куда подходили для разгрузки суда, стояли вереницы пароконных повозок; они развозили товары по всей Территории и даже добирались до тучных пастбищ Баркли.
В 1913 году, свернув с главной дороги в центре Территории, в Борролулу прибыла первая машина. Ее шины были обернуты в буйволову шкуру. Автомобиль проделал за несколько дней путь, занимавший прежде добрую часть года. Вблизи Борролулы обнаружили золото, уголь, медь и серебро. Теперь в городке кроме полицейского участка были две гостиницы и пять магазинов, а постоянное население насчитывало уже пятьдесят белых. Казалось, Борролула оправдывала надежды тех, кто много лет назад ставил первые колышки, размечая в пустыне будущие улицы и проспекты.
Но в Австралии, как нигде в мире, города очень непостоянны. В многолюдной Европе поселение редко умирает. Возникнув, оно развивается дальше естественным путем, и, даже если исчезает первоначальный стимул, населенный пункт продолжает разрастаться, открывая перед жителями новые сферы деятельности. Но на Территории с ее огромными пустыми пространствами поселок возникает лишь «к месту». Новые селения быстро появляются и столь же быстро пустеют; в редких местах они сохраняются надолго. Когда поселок умирает, люди уходят в другое место, оставляя после себя пустые дома. И не находится никого, кто стремился бы занять их, равно как никто не думает сносить эти полуразвалившиеся хижины, поскольку земли здесь с лихвой хватает на всех. Брошенные дома так и стоят, разрушаясь от времени.
Фермеры начинают сажать рис, и в этом месте возникает поселок, как это было, например, в Хампти-Ду; но плантации не приносят дохода, и люди покидают свои хижины, машины и хозяйства, чтобы искать работу в другом месте. Находят урановые залежи, и тут же возникает поселок Рам-Джангл. Рынок урановой руды насыщается, и поселок умирает так же быстро, как и зародился. Даже Дарвин по всем признакам уже превращался в деревню, и наверняка так бы и случилось, не стань он перевалочной базой авиалинии. Но самолеты теперь летают все быстрее и быстрее, необходимость в остановках для заправки скоро отпадет, так что даже столица Территории рискует впасть в спячку. Не суждено было выжить и Борролуле.