Отбывающий срок в колонии Константин Шубейкин в предъявленной ему Зубовым для опознания фотографии гражданки Бердниковой Евангелины Сергеевны однозначно опознал свою подругу, которую он знал под именем Екатерины Стрижовой, за чье убийство и был осужден.
– Так что же это у нас получается. – Сергей Лавров вскочил со стула, начав широкими шагами мерить кабинет, что свидетельствовало о сильнейшей степени волнения. – Мы эту неуловимую Еву ищем, а ее еще летом убили? Значит, к нашим убийствам она никаким боком. И все наши подозрения в ее адрес совершенно беспочвенны. А раз так, то и подозреваемого у нас опять нет. На колу мочало, начинай сначала.
– Погоди, Серег, – досадливо поморщился Зубов. У него болела голова, как всегда бывало от недосыпа, глаза слезились, сосало под ложечкой и даже подташнивало немного. – Дело не в том, есть у нас подозреваемый или нет. Вернее, не только в этом. Я разобраться хочу. Давайте сначала. Будем танцевать от того, что нам Шубейкин рассказал, и вписывать его показания в остальную канву. Итак, с девушкой, представившейся ему Екатериной Стрижовой, он познакомился в начале весны прошлого года, когда отправился вахтовым методом на Север. Екатерина, вернее, как мы сейчас знаем, Ева Бердникова, работала там в библиотеке. Получается, она действительно уехала из нашего города в конце прошлой зимы, как и говорила Ермолаеву. И, по словам студента, она чего-то или кого-то боялась. Вот и уехала, да еще постаралась забраться как можно дальше.
– Да еще так сильно боялась, что поменяла имя. Раздобыла себе где-то новые документы совершенно на другую фамилию. Знала, что ее будут искать, и хотела запутать следы?
– Похоже на то, – задумчиво согласился следователь.
– Итак, она знакомится с Шубейкиным, между ними вспыхивают чувства. Скорее всего Ева очень скучала по дому, и землячество как-то согревало ей сердце. Потом у Шубейкина заканчивается его вахта, он возвращается домой и в начале июня неожиданно получает от своей возлюбленной сообщение, что она ненадолго приезжает в наш город и собирается остановиться у него.
– Так… – Лавров снова прошелся по кабинету. – Ева приезжает домой, но предпочитает остановиться не у себя, а у Шубейкина. Не хочет, чтобы о ее возвращении становилось известно?
– Похоже на то. – Следователь сегодня был немногословен.
– Она говорит Шубейкину, что ей нужно сходить на какую-то встречу, вечером возвращается, но он спит, потому что выпил для храбрости перед тем, как сделать ей предложение, когда он просыпается, то обнаруживает в ванной комнате убитую возлюбленную с отпиленной головой. Он не помнит, как совершил убийство, но от страха цементирует тело Евы в подвале под своей лоджией и зачем-то вывозит за город ее голову. Причем этого факта он тоже совершенно не помнит и объяснить не может. Так, Леха?
– Так, – согласился Зубов. – При этом из показаний Олимпиады Бердниковой мы знаем, что именно в июне ее сестра появляется в их квартире, где пытается добиться от Марии Ивановны сильнодействующих лекарственных препаратов, чем доводит пожилую женщину до инсульта. Получается, это и была та самая встреча, ради которой она приезжала?
Следователь пошелестел бумажками в уголовном деле.
– Мария Бердникова была госпитализирована в областную больницу с обширным кровоизлиянием в мозг 14 июня, – сообщил он. – В какой день Шубейкин убил Стрижову, то есть не Стрижову, ладно, неважно.
– 14 июня, – подтвердил Зубов. – Черт, как все сходится.
– Поеду-ка я с этой самой Марией Ивановной переговорю, – сказал следователь, вставая. – Похоже, подробности этого визита теперь приобретают первостепенное значение. А вы метнитесь пока к Еве на квартиру. Если она восемь месяцев как в могиле, то недавно чайник кипятить точно не могла. Надо понять, кто там еще мог быть. Еще раз соседей опросите, делайте, чего хотите, но информацию раздобудьте, понятно? Чего-то тут нечисто, печенкой чувствую.
Он вышел из кабинета, и Зубов задумчиво проводил его глазами.
– Вот что мне покоя не дает, – сказал он, – причем давно. С того самого момента, как я про дурацкий разговор в галерее узнал. Тот самый, где все разговаривали о том, как хотят умереть. Я все пытался вспомнить, где я что-то похожее слышал.
– И где? – Лавров требовательно уставился Алексею в лицо. – Да не тяни ты. Как кишки на барабан наматываешь.
– Да от Шубейкина и слышал, – с досадой ответил тот. – Он никак не мог объяснить, зачем отрубил своей любовнице голову. И предположил, что сделал это в бессознательном состоянии. Она же не раз повторяла, что бедовая, и не сносить ей головы. Понимаешь?
– Не очень.
– Серега, а если Ева Бердникова стала самой первой жертвой того самого маньяка, который затем убил всех остальных? Фраза про «не сносить головы» была ее любимой. Она вполне могла ее произнести в галерее. Ее и убили, лишив головы. Понимаешь? Что, если в квартире с Шубейкиным они были не одни. Если был еще кто-то третий, и именно этот человек подлил Константину в водку лекарство, заставив отключиться. Затем убил Еву и исчез. А Шубейкин, очнувшись, решил, что это он во всем виноват. И стал прятать тело. Он же реально ничего не помнит из того вечера. Совсем. Я, правда, у него вчера специально уточнил, не было ли в квартире кого-то еще, и он категорически утверждает, что нет. Только он и Ева. Но вдруг он это просто забыл, а?
За разговорами они не спеша доехали до дома Евы, припарковались во дворе, вылезли из машины на грязный, затоптанный снег и вдруг синхронно замерли, потому что в нужной им квартире горел свет.
– Фантастика какая-то, – хрипло сказал Зубов. – Сейчас поймаю эту скотину, зубы выбью, ей-богу.
– Да погоди ты, – досадливо поморщился Лавров. – Понять бы еще, кто это.
Сыщики пулей взлетели на нужный этаж, тихо, но ловко открыли хлипкий замок. В квартире играла музыка, в ванной шумела вода. Сделав знак Зубову, чтобы оставался у двери в ванную, Лавров быстро и профессионально осмотрел остальную квартиру. В кухне и комнате было пусто, лишь работал телевизор, включенный на модном музыкальном канале, да горел свет. Лавров вернулся в прихожую, отрицательно покачал головой, мол, никого. Зубов не ответил, как зачарованный глядя на ярко-зеленый, кислотного оттенка пуховик, висящий на вешалке.
– Ты чего? – одними губами спросил его Лавров.
Зубов мотнул головой, давая понять, что объяснит потом. Перед глазами у него стояла смутно знакомая женская фигура, одетая в точно такой же пуховик и заходящая в подъезд, где жила Анна, а теперь и он, капитан Зубов. Да, совершенно точно, он видел этот пуховик всего несколько дней назад.
В ванной выключили воду, и после непродолжительного шуршания щелкнул замок, дверь открылась и прямо к сыщикам вышла закутанная в махровый халат Светлана Калинина, домработница семьи Бабурских. В немом изумлении все трое уставились друг на друга.
Первым пришел в себя Лавров.
– Светлана Евгеньевна, а вы что здесь делаете? – спросил он.
Женщина несколько раз моргнула, будто прогоняя морок.
– Так живу я здесь, – тихо сказала она, впрочем, без особого испуга в голосе. – Мне же с дачи Бабурских съехать пришлось после смерти Ольги Аполлинарьевны, а на работу к соседям меня не взяли. Еще бы, кому нужна домработница, у которой при странных обстоятельствах обоих хозяев убили. А своего жилья у меня нет, вот я временно сюда и въехала.
– Понятно почти все, кроме одного. Именно здесь вы как оказались? Откуда у вас ключи и почему вы вообще считаете себя вправе тут жить? – уточнил Зубов.
– Так мне Ева разрешила, – сказала женщина и лихорадочно пояснила: – Вы не думайте, что я без спросу. Она мне и ключи дала, и разрешила мне тут ночевать, когда в город на выходной приезжаю. Я, конечно, не злоупотребляла, бывала нечасто. Но сейчас, пока работу не найду, я квартиру не могу снять. А здесь я никому не мешаю. Я и у Ани спрашивала, можно ли. Она только плечами пожала, сказала, конечно, раз Ева мне разрешила.
– А когда это было? И при каких обстоятельствах? И как вообще вышло, что вы были знакомы с Евой?
– Господи, да я их всех сто лет знаю! Я сначала только у Бабурских работала. А потом как-то Аня приехала и попросила меня ее квартиру прибирать раз в неделю. Я согласилась, с разрешения Ольги Аполлинарьевны, естественно. Копеечка-то не лишняя. Ну и как-то убиралась, а в квартиру Ева пришла. Тогда-то я не знала, кто это. Удивилась только, что у кого-то от Аниной квартиры ключи есть. А она и сказала, что Ева, Анина сестра-двойняшка. Потом я ее еще несколько раз встречала. Нечасто, но появлялась она в квартире, когда я там прибиралась. И дала ключи, сказала, что я могу ночевать, когда мне надо.
– Когда это было?
– Летом, кажется. Я же говорю, тогда мне не надо было, я и не пользовалась. А сейчас нужда заставила.
Мало что понимающие сыщики вернулись в управление.
– Слушай, а тебе не кажется, что эта самая Светлана – идеальный кандидат в подозреваемые? – мрачно спросил Зубов у Лаврова.
– Кажется, – так же мрачно подтвердил тот. – В ночь убийства Михаил Бабурский был с ней наедине. Только с ее слов мы знаем, что он лег в постель, а она уединилась в своей комнате. В конце концов, все могло быть совсем не так. И именно Светлана – тот человек, который под каким-то предлогом привез его в художественную галерею и там убил. Потом в ночь смерти Бабурской опять же в доме, кроме Калининой, никого не было, и о том, что она «хряпнула медку», а потом уснула так, что ничего не слышала, мы тоже знаем только от нее.
– И у Анны она прибирается. Я сам видел, как она в подъезд входила, только значения этому не придал. И с Евой знакома. И ключи от ее квартиры у нее есть. Может, она Еву и убила, чтобы квартирой завладеть.
– А остальных тогда зачем? От излишней кровожадности? И ее же на той вечеринке, когда о смерти говорили, не было. И у нее же в роду не было психически больных.
– Ну, этого мы, положим, не знаем, – заметил Зубов. – Мы вообще очень мало знаем об этой самой Светлане Евгеньевне, и этот пробел нужно восполнить незамедлительно. А что касается вечеринки, ей могла Ольга Бабурская рассказать или старик Бабурский. Или, к примеру, Аня. Ты знаешь, меня очень волнует, что Калинина – единственный человек, у которого есть ключи от новых замков в Анину квартиру. Я, когда их поменял, успокоился, потому что Еве туда дороги не стало. Но, как оказалось, Ева никакой угрозы и не представляла. Вот я дурак, Аня мне с самого начала это твердила, мол, никогда в жизни Ева не причинит ей вреда, а я не слышал. Столько времени потеряли. И снова вернулись в исходную точку.