разованность.
Самым долговечным из всех начинаний мадам де Помпадур и самым плодотворным для Франции, как с точки зрения денежной выгоды, так и славы, стала знаменитая фабрика в Севре. Маркиза любила фарфор так же, как любила цветы, и наполняла им свои комнаты — все больше и больше фарфоровых сосудов, в которых стояло все больше и больше цветов. Их привозили для нее и для других любителей с Дальнего Востока, из Индии, Японии, Кореи, Китая, а также из Саксонии. Она понимала, что таким образом растрачивается много золота, и старалась поощрять французские фарфоровые фабрики в Сен- Клу и Шантильи, а особенно в Венсене.
В 1754 году де Круа с опозданием явился на ужин к королю и присел у маленького столика возле окна с господином де Ламетом. Король обращался с ним очень ласково, посылал к нему на стол всякие лакомства и вообще заботился о нем. Когда трапеза завершилась, король предложил гостям распаковать красивый бело-голубой с золотом обеденный сервиз из Венсена — один из шедевров фарфора, которому суждено было превзойти изделия Дрездена. Затем де Круа услышал, что король подарил мадам де Помпадур целую деревню, Севр, близ ее усадьбы Бельвю, в которой она намерена развернуть производство фарфора, переведенное из Венсена, чтобы держать его у себя на глазах. Тут фарфоровую фабрику ожидало великое процветание, здесь работали многие художники и скульпторы того времени, здесь изобрели дивные цвета — Rose Pompadur — оттенок розового, Bleu de Roi, Gros Bleu — оттенки голубого, цвет зеленого яблока. Форма изделий отличалась новизной, иногда напоминая скорее серебро, чем фарфор. А статуэтки из бисквита работы Пажу, Пигаля, Клодиана, Фальконе, Каффиери и других остались непревзойденными. На вкус французов продукция Севра превосходила мейсенский фарфор. Раз в год в Версале, в одной из комнат королевских апартаментов, происходила распродажа этого фарфора, и придворные знали, что король страшно доволен, когда его покупают. Иногда он сам выступал как продавец. Но сколь красивым ни казался им этот фарфор, они считали, что все же дороговато платить целых 28 луидоров за сахарницу со сливочником или 25 луидоров за вазу для цветов. Но, как и большинство предметов, появившихся при содействии маркизы де Помпадур, они представляли собой прекрасное и выгодное вложение денег.
Еще одно удивительное и очаровательное ремесло, которое любила мадам де Помпадур — искусство резьбы по драгоценным камням. В этой технике камеи проявлял свой великий талант марсельский ювелир по имени Жак Ге. Многие годы мадам де Помпадур закупала его творения и завещала свою коллекцию королю. Сейчас она хранится в Национальной библиотеке. Почти все заметные события их совместной жизни запечатлены в этих крохотных гравюрах: портрет Людовика XV (трехцветный оникс), победа при Фонтенуа (сердолик), король в образе Аполлона венчает короной Гения живописи и скульптуры (сердолик), Мими, собачка мадам де Помпадур (агат), и другие изображения. Их было в общей сложности семьдесят, и мадам де Помпадур сама выполнила по ним серию гравюр. Она очень любила работать в технике офорта, но любовь эта была явно сильнее мастерства. Знаменитый экземпляр трагедии Корнеля «Родогуна», отпечатанный прямо у нее в комнате, под ее наблюдением, имеет фронтиспис с гравюрой маркизы по картине Буше.
Книги мадам де Помпадур были распроданы через год после ее смерти. Остался их каталог — весьма красноречивый документ, при виде которого библиофил может изойти слюнками от вожделения. Очевидно, что она читала свои книги, а не просто держала их для украшения стен, ведь книги, которые человек читает, — безошибочный путеводитель по душе их владельца, а ее библиотека очень своеобразна. Всего в ней 3525 томов, которые приблизительно разбиты на следующие категории:
87 переводов классиков;
25 французских, итальянских и испанских грамматик и словарей;
844 тома французской поэзии;
718 романов, в том числе «Манон Леско», «Принцесса Клевская», «Принцесса де Монпансье», «История любовных интриг английского двора» графа Гамильтона, «Робинзон Крузо», «Перкин, мнимый герцог Йоркский», «Тайные и галантные анекдоты об английском дворе», «История Кливленда, незаконного сына Кромвеля», «Милорд Стэнли, или добродетельный преступник», «Том Джонс», «Родрик Рэндом», «Молль Флэндерс» и «Амелия» (все в переводах);
52 книги сказок, включая сказки Перро;
43 книги на религиозные сюжеты;
738 исторических сочинений вместе с жизнеописаниями исторических деятелей;
235 единиц музыкальной литературы;
всего лишь пять книг проповедей, в том числе сочинения Бурдалу, Массийона и Фенелона;
215 философских произведений;
75 биографий писателей.
Мариньи изъял из распродажи книгу «Модные куртизанки и благовоспитанные барышни в донесениях г-на генерал-лейтенанта парижской полиции. Написано благовоспитанной барышней».
Все книги были переплетены в телячью кожу или красный, синий, лимонно-желтый золоченый сафь-ян, с тисненым гербом маркизы — башнями и грифонами. Она очень любила красивый сафьян, после ее смерти среди вещей нашли несколько отборных кож, готовых в работу.
Кажется, мадам де Помпадур никогда не продавала ничего из принадлежавших ей вещей. Они накапливались тысячами и переполняли через край все ее многочисленные дома. После ее смерти Мариньи был вынужден нанять два больших дома в Париже, где, как и в Елисейском дворце и в Резервуаре, хранилось ее добро до начала распродаж. Мебель, фарфор, скульптура, картины, книги, растения, драгоценности, белье, серебро, экипажи, лошади, ярды — нет, сотни ярдов тканей, сундуки, набитые платьями, погреба, полные вин. Больше года двое стряпчих составляли список всего этого имущества почти в три тысячи пунктов, причем редкий пункт содержал меньше дюжины предметов. Мало кто на свете испокон веков владел таким множеством красивых вещей
Глава 13. От любви к дружбе
. В 1751 — 1752 году в отношениях мадам де Помпадур с королем произошла перемена, внешняя и видимая сторона которой состояла в том, что она перебралась в новые апартаменты, поистине королевских размеров, в нижнем этаже северного крыла дворца. Тем самым нам предлагается поверить, что она перестала спать в одной постели с королем. Этот факт признают все историки и все ее современники, он подтверждается многочисленными свидетельствами, в том числе и собственными высказываниями мадам де Помпадур по этому поводу. Нет ничего необычного в том, что женщина не первой молодости хочет, чтобы все думали, что ее любовник превратился в друга. Однако маркиза объявила об этом обстоятельстве, как будто это была свадьба, рождение или иное интересное семейное событие. И если она не разослала уведомительных писем всем своим знакомым, то папе римскому °на направила такое письмо, собственноручно написанное. Ее друзья при дворе, несомненно по ее инструкции, рассказали об этом всем. В Бельвю она велела установить свою скульптуру в образе Дружбы в беседке, прежде посвященной Любви — увидев ее, Королева не смогла скрыть язвительной улыбки.
Но правда ли это? Забавно, что никто, кажется, ни разу не задался этим вопросом ни тогда, ни потом. Мадам де Помпадур была очень честным человеком, прямота и правдивость лежали в основе ее характера; за все годы при дворе ее ни разу не уличили во лжи. Она была совершенно неспособна скрывать свои чувства, в ней не было ни следа того тщеславия, суетности, что заставляет людей притворяться, будто им нипочем, когда судьба оборачивается к ним спиной. Поэтому столь категорическое заявление, исходящее от нее, является весомым доказательством.
Придворные, которые в подобном деле служат ценными свидетелями, восприняли эту «дружбу» с интересом и с полным доверием. Французы гордятся своей особой проницательностью, когда речь идет о любви (парижане и до сих пор немедленно замечают — или думают, что замечают, — когда двое перестают спать вместе), так что все единодушно признали, что дружба сменила собою любовь между королем и маркизой де Помпадур. Припомнили, что король уже жил платонически с одной из своих любовниц, госпожой де Майи. В начале их связи он лишь изредка ложился с ней в постель, после чего j мчался исповедаться. Некоторые историки объясняют все тем, что, как сказано в стихах Морепа, у мадам де Помпадур развилось недомогание, делавшее| невозможной близость с мужчиной. Но единственное свидетельство об этом исходит из сплетни, пущенной| ее врагами, — они же, как только это показалось ил выгодно, обвинили ее в любовной связи с маркизом де Шуазелем. Известно, что близость с мужчиной никогда не доставляла ей большого удовольствия, утомляла ее, что у нее часто бывали выкидыши. Некоторые думают, что доктор Кене просто приказе это прекратить. К сожалению, мадам дю Оссе не проливает света на этот любопытнейший вопрос. Необходимо, однако, заметить, что отношения между двумя людьми редко бывают так банальны, как нравится думать другим людям, и уже та громкая огласка, при которой маркиза покинула королевское ложе, оставляет некоторую тень сомнения. Кстати, новая спальня мадам де Помпадур, как и старая, была соединена с королевской опочивальней потайной лестницей.
Что до короля, то он, перевалив за сорок, заметно сдал. По описанию де Круа, он тяжело ездил верхом и выглядел неважно. Он становился все беспокойнее, каждую неделю переезжал из одного дворца в другой. В 1750 году он прожил в Версале всего пятьдесят дней. Король казался уже не таким пылким, как раньше, его стало труднее развеселить или опечалить. Он больше чем когда-либо пристрастился к картам. В этом смысле небезынтересна история, рассказанная слугами короля Дюфору де Шеверни. Некая богатая вдова из парижской буржуазии — красивая, элегантная, молодая, образованная — подумала, что неплохо бы занять место маркизы. Она подружилась с Лебедем, тот, казалось, увлекся ее планом и обещал представить ее королю. Ей предстояло явиться в Версаль вечером, когда в личных покоях короля приготовят легкий ужин. Молодая женщина, как можно себе представить, разоделась в пух и прах и отправилась в Версаль, где сначала наведалась к каким-то знакомым во дворце, чтобы иметь оправдание на тот случай, если кто-нибудь заметит ее экипаж во дворе. Ровно в 11.30, как было условлено, она пришла в комнату к Лебедю. Тот похвалил ее внешность и пунктуальность, но сказал, что придется немного подождать. Затем, к ее большому испугу, отвел ее в королевскую спальню, где постель уже была приготовлена на ночь, и там ее оставил. Она ожидала совсем другого! Минуты шли, ей становилось все больше не по себе, и так бедняжка прождала почти два часа. Наконец вошел король, заговорил с ней в точности как с проституткой, да и обошелся не лучше. Дама, привыкшая к глубокому уважению, какое оказывали женщинам в то время, была очень удручена, но отступать было поздно, как и пускаться в объяснения.