И опять-таки Джаннетт — католичка. Она — часть закрытого клуба.
Нужно сказать, что некоторые произведения, восхваляющие веру и написанные писателями-южанами, не были типичными для нашего региона, где население склоняется к протестантизму. Фланнери О'Коннор воспитали как католичку в районе, где царил протестантизм. Ее рассказы и письма не просто отражают ее отличие от своего окружения, но охватывают размах и глубину этого отличия. Протестанты постоянно думают о том, чтобы вести праведный образ жизни, а католики, как мне кажется, об этом вообще не задумываются, они просто живут и обсуждают жизнь, оперируя возвышенными категориями, которые недоступны всем остальным.
Тем не менее католики задают те же вопросы, которые мучают меня по ночам или когда мне страшно. В одной из книг Гейл Годвин герой спрашивает священника: «Как я могу просить у вас или Господа отпущения грехов, если я знаю, что выйду из церкви и снова произнесу ложь, когда кто-то спросит меня?» Смутное ощущение собственной ограниченности и при этом необычная умиротворенность в душе, уверенность, что Господь рано или поздно разгадает все наши хитрости, — это мне нравится в католицизме.
Но недостаточно, чтобы самой влиться в ряды его последователей. Недостаточно, чтобы что-то предпринять. Меня хватает лишь на то, чтобы удивляться и до некоторой степени завидовать.
Я все это рассказала вам, только чтобы объяснить, что мама просила меня приехать не потому, что у нас сохранились самые теплые воспоминания о полуночной мессе на Рождество или чем-то таком. Нет, моя мать просто хотела знать, что происходит.
Ах да! Хотите стать миллионером? Вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов — чем ты зарабатываешь на жизнь, Эбби?
Знаю, я должна быть осторожна в общении с любым, кто называет меня Эбби. Они из моей Жизни, из реального мира, и это провокационный вопрос.
В большинстве случаев уже довольно давно я отвечаю, что владею собственной компанией, занимающейся обслуживанием банкетов. Подобный ответ сразу многое объясняет. Я столько времени вешу на телефоне, координируя свою службу поскольку доставляю еду в любое время. Я говорю по телефону и днем, поскольку нужно все уладить и связаться с девушками, которые работают на меня в качестве поварих и официанток. У меня нет никакого офиса, поскольку моя компания специализируется, как модно было говорить в девяностые, на дистрибуции. Для большинства людей мой ответ вполне понятен, потому они кивают, и разговор течет дальше.
Самое лучшее в моем ответе было (и есть) то, что дальше никто меня вопросами не забрасывает, поскольку обслуживание банкетов дистрибуции — тема неинтересная.
Представьте себе коктейль, обрывки оживленных разговоров и фальшивых улыбок.
— Кем вы работаете?
— У меня небольшая компания, обслуживаем банкеты.
Улыбка застывает на лице.
— О! Как мило!
Если собеседник увлечен мной, то он будет ломать голову, что же спросить дальше. А спросить-то и нечего.
— Ммм… И вам нравится ваша работа?
Я равнодушно пожимаю плечами.
— Ну, нормально. Но это неинтересно.
Тут собеседник отчаливает. Сто процентов.
Да, обслуживание банкетов — это безопасный вариант. Я даже заказала себе набор писчей бумаги, то есть печатных бланков со всеми реквизитами своей «компании» на тот случай, если понадобится отправить какое-нибудь официальное письмо. Матери я тоже врала про обслуживание банкетов, и как только она приняла тот факт, что я не умею готовить («Мама, за меня готовят другие»), то стала относиться к моей работе нормально.
Большую часть времени.
При встрече с родителями кого-то из своих друзей, когда я на секундочку заглядывала в библиотеку, у меня развязывался язык, и я практиковалась во вранье. Да, я обслуживала банкеты. Блин, да мне равных не было.
Джереми Бернс считался гуру в области маркетинга. В девяностые маркетологов развелось как грязи, они занимались тем, что советовали кудесникам, стряпающим интернет-сайты, как потратить побольше денег и стать еще известнее в своей отрасли. Мы случайно встретились в магазине подержанных книг «Авеню Виктора Гюго» на Ньюбери-стрит, затем выпили пару чашечек кофе. Ничего романтичного. Просто знакомые. Когда Джереми спросил, кем я работаю, ответ тут же сорвался с моего языка: «У меня небольшая компания по обслуживанию банкетов». Джереми попросил мою визитку, и я, напустив на себя важный вид, заверила его, что раздала все свои визитки, а новые еще не отпечатали. Я дала ему свой рабочий телефон, поскольку на домашний было не дозвониться из-за каких-то проблем на линии. Потом мы еще пару раз встречались, что неизбежно в таком городе, как Бостон, и выкинула его из головы. Как-то раз во вторник раздался звонок.
— Алло?
— Это «Аванти»?
Ну, вообще-то у моего агентства было название, но я им пользовалась только в целях рекламы.
— Да, — ответила я. — Чем могу помочь, сэр?
— Это Эбби? Судя по голосу, да. Это Джереми Бернс. Мы… Ммм… встречались пару недель назад на Ньюбери-стрит. Я еще говорил о Фолкнере.
Как проложить путь к моему сердцу? Заговорите о Фолкнере. Но сейчас что-то было не так. Как Джереми узнал о моем агентстве? Он что хочет заказать девочку? Я уже переключилась на «мадам», отвечала на звонки и предвосхищала желания, но Джереми взялся невесть откуда.
— Да, помню, — в конце концов ответила я несколько беспомощно. Я понятия не имела, что еще сказать.
— Отлично. Похоже, ты очень занята, но я не отниму у тебя много времени. Я тут организовываю небольшую вечеринку…
Ах ты молодец, подумала я. Приглашение. Яснее ясного. Я даже немного загордилась собой. Возможно, между нами все-таки пробежала искра.
— …и я тут подумал, не могла бы ты приготовить что-нибудь, скажем, на тридцать человек. Не надо никаких горячих блюд и всего такого, да и азиатскую кухню я не жалую, просто какие-нибудь закуски, можно что-нибудь необычное. Я заказал двух барменов и полный бар, но, думаю, ты могла бы прислать еще трех-четырех официанток. Как ты считаешь? Я имею в виду — ты же эксперт в этом деле. Вечеринка через две недели в субботу. Я согласен на все, что ты сочтешь нужным.
Облом. Бо-о-ольшой такой облом.
— Джереми, повиси-ка секундочку, я сейчас вернусь.
Пусть он думает, что я проверяю свой календарь. Я сделала глубокий вдох, потом внезапно взглянула на ситуацию с юмором и громко заржала. Было ощущение, словно меня поймали, когда я запихнула руку по локоть в коробку с печеньем. Это тебе урок, Эбби, подумала я, и снова взяла трубку:
— Эй! Знаешь, у нас все заказы расписаны до конца месяца, но я все равно рада, что ты позвонил.
Если даже я и разбила бедняге Джереми сердце, ему удалось это скрыть.
— Очень жаль. Ну, позвоню в другую контору. Просто я думал…
— Ничего страшного, — быстро сказала я. Звонили по второй линии, и бизнес, в конце концов, есть бизнес. — Желаю удачной вечеринки!
Но у Джереми уже возникла новая идея.
— Эй, Эбби, а может, ты придешь, ну, просто так?
Нет уж, спасибо. Чтобы подцепить там еще потенциальных клиентов, желающих устроить вечеринку или банкет? Я так не думаю.
— Ой, у меня столько дел, — искренне сказала я. — Мне пора, Джереми. У меня звонок на второй линии. Приятно было поболтать.
Я уже несколько лет не говорила маме, что обслуживаю банкеты. Ровно столько же мы не виделись. Я вспомнила маму, ее домик, ее манеру речи. Потом подумала о званых вечерах «согласно этикету», которые станут частью моего Рождества и на которые мама меня заставит сходить. Мне придется распивать херес с богатыми стариками около слишком жарких каминов и поддерживать тлеющий костер доброжелательности и хорошее настроение, притом что меня саму будет поддерживать только алкоголь. Короче, подумала я обо всем этом, выпила еще бокал вина, еще подумала и пришла к выводу, что ни за что на свете не поеду в Чарлстон.
Когда такси высадило меня у аэропорта, шел снег. По крайней мере, мрачно подумала я, дома снега точно не будет, так что стоит ехать хотя бы ради этого.
Мой родной дом есть, был и будет в Чарлстоне, штат Южная Каролина. Не важно, сколько времени я живу на севере, мои корни на юге, там, откуда я родом. Мы были восьмым штатом, подписавшим Конституцию, и первыми вышли из состава США перед Гражданской войной.
Но жителям Чарлстона и этого было мало, они ведь во всем впадают в крайность. Короче, один крошечный островок южнее Чарлстона в ультимативной форме заявил, что если Южная Каролина не выйдет из состава США, то он выйдет из состава штата. Вот такие мы, чарлстонцы: упрямые и всегда совершенно уверенные в собственной правоте. Не важно, идет ли речь о нашей кухне (в которой основной упор делается на плоды окры, вареном арахисе, шкварках, плавленом сыре с острым красным перцем и слишком большом количестве персиков) или о наших великих предках (не забывайте, что Ретт Батлер — уроженец Чарлстона, а еще многие пираты, державшие в страхе все побережье), нам очень нравится наша индивидуальность.
И моя мама, определенно, не была исключением. Этого у нее не отнимешь. В Чарлстоне наберется всего лишь горстка важных имен, и мамино среди них, не говоря о том, что она была замужем за папой. После его смерти мама вернула себе девичью фамилию, поскольку, как я подозреваю, очень жалела, что вообще отказалась от нее.
Я воспитывалась — а мама все еще живет — в доме в итальянском стиле, расположившемся на Саут-Бэттери-стрит. Это был прекрасный сон и ночной кошмар в одном флаконе. Веранды, без которых не обходятся дома на юге, балюстрады и украшения, которые скорее увидишь на свадебном торте.
И хотя я посмеиваюсь над Чарлстоном, именно благодаря ему я стала той, кто я есть. А еще Чарлстон сделал из меня ту девочку, какой я покинула свой родной город и поехала в Бостон учиться в колледже Эмерсона, окунувшись в приятную анонимность большого города. А выросла я, окруженная Смыслом с заглавной буквы «С», поскольку все в Чарлстоне имело свой смысл и значение.