Сезар задумчиво кивнул. Что ж, это обычная история: дочь отдают первому попавшемуся богачу в обмен на погашение долгов семьи. Богач получает прелестную молоденькую девушку, отец невесты – деньги. В сущности, ничем не лучше, чем продажа в рабство. Сезару подобные браки претили, однако он не мог не замечать, что в обществе такое случается сплошь и рядом. Да и поднявший головы средний класс тем грешил. Там все было грубее и жестче, о чувствах девушек мало кто заботился. И зачем? Чтобы выжить, нужно руководствоваться в первую очередь выгодой. Брак – та ступенька, которая помогает подняться выше, если с умом распорядиться рукою невинной дочери.
–И как, рассчитался Бонне с долгами?
–Временно – да. Виньоль дал ему за девушку хороший откуп. Но деньги быстро закончились, Бонне попросил еще, и зять ему не дал. Нашлись свидетели их публичной ссоры. Родители девушки перестали общаться с супругами де Виньоль. А затем, увы, почти одновременно умерли от простуды – в их доме было чертовски холодно, как говорят.– Амеде невольно поежился.– Их похоронили, имение ушло за долги, и госпожа де Виньоль осталась в доме мужа – а он весьма и весьма небрежно с нею обходился.
–Вот как!
–Да, хотя на людях они изображали любящую пару, кое-кто полагал, что все не так просто. Ведь известно было, что Виньоль не прекратил ходить налево, а знатную даму это обычно смертельно оскорбляет.
–Большинство предпочитают закрывать на это глаза. Если они умны.
–Тогда эта просто гениальна. Она вела себя образцово. Сидела дома, вышивала, читала и вообще была тиха, как солнечный полдень.– Иногда Амеде любил ввернуть сравнение покрасивей – дворецкий Сезара научил мальца читать, и тот не упускал случая блеснуть некоторой образованностью.– Выходя в свет, держала мужа под руку и счастливо улыбалась. Черт знает, может, она и вправду его сильно любила.
–Но девушку выдали замуж против ее воли, как ты говоришь.
–Да, но женское сердце – загадка! Была у меня знакомая дочка мясника, которую выдали замуж за писаря. Сначала она его хаяла последними словами, теперь живут душа в душу. Пятеро детей наплодили.
–Но у Виньолей не было детей?
–Нет, не было. Вроде как госпожа де Виньоль и молилась усердно, и к чудотворным источникам ездила, а все никак не удавалось. Так что наследницей состояния после смерти мужа сделалась она.
–Как он умер?
–Ну, тут все ясно. Был пьян – он к бутылке прикладывался частенько – и сверзился в собственном доме с лестницы, да и сломал себе шею. Вдова тут же его похоронила, оделась в черное и уехала в Париж, и с тех пор ее в Бордо не видели.
–Что сам думаешь?
Амеде пожал плечами.
–Не знаю, ваша светлость. Кое-кто сказал мне, что она его очень любила и от скорби была сама не своя; но и то, что он являлся человеком не самого честного поведения, не отрицают. Может, он какой секрет знал или в постели был хорош. Кабы я знал, за что девки так сильно любят, давно женился бы на какой-нибудь красотке.– Амеде хихикнул.
–Хорошо поработал.– Сезар достал из ящика стола туго набитый кошелек и бросил его Бланшару – тот поймал на лету.– Отдохни, а в три часа сменишь Жана на посту у дома госпожи же Виньоль.
–Так и есть, сменю.
Он поклонился и ушел, а Сезар, подождав, пока за верным шпионом закроется дверь, встал и подошел к окну. День стоял ясный и тихий, в такое время Париж особенно хорош, и ощущалось это даже сквозь стекло. Но виконт думал о другом.
Значит, Флер выдали замуж против ее воли; что ж, обычная история, к сожалению. Сезар знал об этом не понаслышке. Его родители едва не сотворили то же самое, сосватав за его спиной одну милую девушку из хорошей семьи, и лишь ярость Сезара и его предупреждение, что если они станут настаивать, он навсегда покинет дом, остановили эту затею. Теперь виконт вспоминал об этом с усмешкой, а тогда ему было не до веселья. Договорные браки – дело привычное; только Флер, нежная, как ее имя [5], не смогла противостоять ни родителям, ни жениху. Или научилась позже. Ведь у некоторых цветов имеются шипы, не так ли?
Могла ли она полюбить своего мужа? Конечно, и это явление тоже не из редких. Когда осознаешь, что твоя жизнь отныне навеки прикована к вот этой, другой и незнакомой тебе, жизни, поневоле остается два выхода: бунтовать или смириться. Бунтовать – какой же смысл? Все равно сделанного не воротишь, а разводы по-прежнему редки, и для них нужна веская причина. Остается смириться, и временами смирение перерастает в любовь. Женщина смотрит на своего мужа и думает: да, на лицо не слишком хорош, да, грузен и одышлив, да, любит поесть и выпить и на девок посматривает,– но все равно ведь муж. С ним дальше жить, с ним рожать детей. С ним оставаться до старости. Разве можно пребывать в ненависти долгие годы? На подобное способны лишь натуры пламенные; агоспожа де Виньоль точно не из таких. Если ее муж вряд ли задумывался о чувствах (куда ему!), то она могла прийти к выводу, что душевное спокойствие стоит некоторых усилий – и полюбить его. Полюбить искренне, надежно, как любят женщины, подобные ей.
Вот только почему эта мысль, столь логичная и правильная (она любила его, иначе не могла бы так долго скорбеть),– не нравилась виконту де Моро? Словно чертенок нашептывал ему в ухо: «Хорошо бы она не была так в него влюблена, хорошо бы этот траур ее – всего лишь дань приличиям». Зачем это нужно? Кому это нужно? Сезар полагал, что ему-то уж точно нет, однако беспокойство не оставляло его, и он расхаживал взад-вперед по кабинету, предаваясь размышлениям.
Кто или что могло заставить госпожу де Виньоль приносить эти письма Анри? В то, что она пишет их сама, а затем так хладнокровно держится в обществе своей жертвы, Сезару верилось все меньше и меньше. Он пытался убедить себя, что необходимо сохранять ясную голову и не отбрасывать все сомнения сразу же, основываясь лишь на том, что Флер – чего скрывать!– понравилась ему; однако здравый смысл отступал перед интуицией, подсказывающей, что все не так просто – но вина госпожи де Виньоль меньше, чем может показаться. В другое время Сезар спросил бы женщину напрямик, однако сейчас он всей душою чувствовал: следует соблюдать осторожность. Если госпожа де Виньоль виновна лишь в том, что доставляет почту, хорошо бы знать, кто дергает эту марионетку за ниточки.
Он ждал и дождался: к вечеру того же дня произошло второе событие.
Амеде прибежал в сумерках, запыхавшийся.
–Ваша светлость, у госпожи де Виньоль был посетитель! Жан за ним следит, а я к вам. Она велела готовить карету!
–Откуда знаешь?
–Я слышал. Конюх отпирает ворота.
–Возвращайся обратно,– велел Сезар,– и за каретой следи. И чтобы мне лошадь под седлом подали немедленно!
Устраивать гонки экипажей по парижским улицам, конечно, занятие веселое, однако теперь Сезару требовалась скорость, ибо он знал, куда направляется госпожа де Виньоль, и должен был ее опередить.
Не прошло и пяти минут, как оседланная лошадь стояла у крыльца особняка; Сезар вскочил в седло и легким галопом – только так и можно было рисковать ездить по людной улице – направился к дому Жиффара. Если он прав – а он знал, что не ошибается,– госпожа де Виньоль тоже там будет, и очень скоро.
Виконт оказался у дома Анри достаточно быстро. Окна кухни тепло светились, когда Сезар спешился у ворот; из тени под раскидистым платаном появился его слуга.
–Уведи коня, Франсуа,– велел виконт,– а затем смотри в оба. Я буду в доме.
Он постучал в парадную дверь, дождался, пока Мари откроет, и проскользнул внутрь.
–Анри, конечно же, не здесь?– спросил Сезар, закрывая дверь за собою.
–Хозяин сказал, что будет в мастерской у ипподрома и вернется поздно. А сейчас я вам ужин подам!– обрадовалась Мари.– Цыпленок есть жареный целиком, а хотите, так и еще одного зажарю.
–Позже, Мари,– покачал головой виконт.– Сейчас мне нужно, чтобы ты сидела очень тихо и никуда не уходила с кухни. Сделаешь?
–Сделаю, ваша светлость. Коли надо…
–А Клотильда где?
–Ушла давно.
Виконт кивнул.
–Ну, теперь ступай на кухню, Мари, ступай. Я тебя потом позову.
Кухарка ушла, а Сезар занял привычное уже место около окна, откуда просматривались крыльцо и ведущая к нему дорожка. Он знал, что ждать придется недолго. Сумерки сгущались, накрывая Париж полупрозрачной пеленой, но вечер был ясный, и туман не спешил наползать с Сены – возможно, и вовсе сегодня без него обойдется. По двору бродила тощая курица, одна из подопечных Мари; ветви деревьев казались на фоне ясного неба черным кружевом, из которого делают испанские вуали. Виконт сидел неподвижно, укрывшись в тени, и самому себе казался каменной гаргульей, поджидающей добычу.
Окно было чуть приоткрыто, и в тишине, что царила на этой окраинной улочке, Сезар издалека услышал топот копыт и стук колес кареты; экипаж остановился дальше, не подъезжая к дому, и снова установилась тишина. Сезар ждал, весь напрягшись. Вот скрипнула калитка, и в сумерках, словно соткавшись из них, возникла темная фигура; по походке Сезар сразу же узнал госпожу де Виньоль. Он был рад, что не ошибся, однако к радости примешивалась странная горечь. Виконт привстал, словно готовящийся к прыжку леопард. Женщина прошла по дорожке так тихо, что казалось, будто призрак сошел за землю и сейчас развеется пылью, туманом; вот она близко, совсем близко, и белый прямоугольник вспархивает в ее руках, подобно вестовому голубю. Сезар поднялся и распахнул дверь на крыльцо в тот самый момент, как почтальонша положила письмо на ступени, и, молниеносно наклонившись, схватил послание.
–Добрый вечер, госпожа де Виньоль,– громко произнес виконт, выпрямляясь,– чудесная нынче погода, не правда ли?
Глава 11Погоня
Она вскрикнула и отпрянула, и хотя ее лицо было скрыто за вуалью, темной волной спускавшейся со шляпки, Сезар все равно хорошо ее разглядел, да и голос выдал Флер – мелодичный, негромкий голос. Она повернулась и бросилась бежать, но виконт, кинувшийся за ней, настиг ее буквально через несколько шагов и поймал в объятия; женщина забилась, пытаясь вырваться.