– ты все сам за себя решаешь.
Госпожа де Виньоль, определенно, ведала, что такое честь. Даже слишком хорошо. И потому, по всей видимости, так растерялась, став, по ее собственным понятиям, бесчестной женщиной – и от этого словно бы перестала быть настоящей женщиной вообще. Но так нельзя. Она заслуживает лучшего. Сезар чувствовал это.
Он еще немного посидел в ванной, а потом его осенило. Можно совместить, если так выражаются, полезное с полезным – ему надо было посетить одного старинного друга, а заодно, возможно, удастся что-то сделать с душевным спокойствием Флер. Сезар выбрался из ванны и позже, уже ночью, написал записку, которую велел доставить госпоже де Виньоль с первыми лучами рассвета.
Утро выдалось роскошное, другого слова и не подберешь,– словно поджаристый каравай из печи умелого пекаря, румяное, будто бы хрустящее. Париж был залит солнцем, на небе даже самый внимательный взгляд не отыскал бы ни одного облачка, и оно казалось васильково-синим, такое встречается иногда на выцветающих, но оттого еще более хорошеющих картинах. На Больших Бульварах уже начали золотиться листья на деревьях, и Сезар подумал мельком, что скоро весь Париж будет окутан этим шафрановым покрывалом опадающей листвы.
–Вы не сказали, куда мы едем,– заметила Флер, прикрывая ладошкой рот, чтобы скрыть зевок.
Сезар сочувствовал ей, поднятой с постели так рано, однако считал невозможным и далее делать две вещи: упускать госпожу де Виньоль из виду и тянуть дольше с этим делом. Если его не подводила интуиция – а она его обычно не подводила – развязка близко. Запуск дирижабля через неделю, Анри прислал вчера известие, что все движется по плану, а за Сезаром и Флер охотятся головорезы с палашами. Театр абсурда.
–К одному моему старому приятелю,– ответил виконт рассеянно.– Я хотел бы представить ему вас, а заодно надеюсь, что он нам поможет.
–Поможет нам? Вот как?
–Эта ваша прелестная привычка переспрашивать с такой надеждой, госпожа де Виньоль!
–Вы, кажется, называли меня по имени.
–А вы меня – нет. Ну да ладно. Вам понравится этот человек, и я надеюсь, что вы прислушаетесь к тому, что он говорит. В нем живет некая особенная мудрость, хотя он вовсе не кажется мудрецом.
–Вот как!
–Да, именно так. Впрочем, вы сами сможете о нем судить.– Виконт, наконец, отвлекся от созерцания утра в окошке кареты и улыбнулся госпоже де Виньоль, повторив: – Он вам понравится.
–А не слишком ли рано для визита?
–Этот человек встает с первыми лучами зари. К тому же, я отослал предупреждающую записку еще до рассвета. Приличия соблюдены, уверяю вас.
–Виконт,– нерешительно произнесла Флер,– я хотела бы узнать… Тот бандит, которого вы отпустили вчера…
–Шрам?– Он ждал этого вопроса.– Да, я его знал прежде, вы об этом хотели спросить?
–Но откуда? То есть, я желаю сказать, что обычно такие люди, как вы, не знаются с подобными ему. А он говорил с вами уважительно, и вы его отпустили. Почему вы так сделали? Ведь он пришел вас убить. Почему вы уверены, что он не попытается сделать это снова, выстрелив в вас из-за угла?
По всей видимости, Флер после вчерашнего пришла в себя достаточно, чтобы задавать эти вопросы не со страхом, а с любопытством.
–Ах, вот вы о чем. Не тревожьтесь о моей жизни, во всяком случае, в том, что касается Шрама. Вы правы, он желал забрать мою жизнь; но теперь он ни за что этого не сделает. Шрам – один из наемных убийц Парижа, не лучший, но хороший, и поверьте мне, если бы он желал меня убить вчера, он взял бы с собою не этих желторотиков, которые и палаш-то толком держать не умеют. Шраму я хорошо известен, и мы с ним соблюдали нейтралитет, до вчерашнего дня. Он не хотел меня убивать.
–Как же не хотел,– беспомощно произнесла госпожа де Виньоль,– если…
–Ну разумеется, он не мог отказаться от подобного заказа. Особенно если чувствовал, что за тем, кто его сделал, стоит реальная власть. Такого не прощают. Но Шрам хитер, как сто лисиц; он все рассчитал. Я и не заметил, как он мне поддался в схватке, и поначалу принял все за чистую монету, чем и сыграл ему на руку.
Улыбка Сезара стала поистине дьявольски обаятельной.
–Не удивлюсь, если он давно хотел покинуть Париж, а тут такой предлог! Обоснуется в Марселе, будет там столичной шишкой, хотя по мне, видит Бог, лучше уж сумасшедшие парижане, чем чванливые провансальцы. А марсельцы – так они вообще отдельная нация…
–Но скажите же, откуда вы его знаете!
–О, история долгая. Наши дорожки пересеклись, когда я занимался дельцем вроде этого, только более кровавым. В том насчитывался уже десяток трупов, когда я повстречался со Шрамом. Тогда ему удалось от меня уйти, а позже я узнал, что он был и вовсе ни при чем, так что не стал его более преследовать; по всей видимости, он оценил.
–Вы… занимались дельцем?– растерянно повторила Флер.– Но вы же не полицейский, Сезар!
Довольный тем, что она, по рассеянности или намеренно, назвала его по имени, виконт сказал:
–Верно, не полицейский. Я изощренный любитель.
–Так кто же вы такой на самом деле?– она смотрела на него во все глаза.
Сезар рассмеялся и не ответил.
В Сен-Манде, небольшом городке, стремительно врастающем в Париж, который столь же стремительно разрастался (процесс этот являлся обоюдным, и большой город глотал мелкие городки, прилепившиеся к нему, как рыба побольше заглатывает рыбешку помельче), было слишком рано для того, чтобы на улицах возникла осмысленная деятельность. Обитатели небольших домиков еще спали, а поместья, прятавшиеся за серым камнем стен и кованой пеною решеток, хранили молчание, словно хорошо выдрессированные псы. Карета проехала мимо длинного забора – за ним, как пояснил виконт, начиналось бывшее владение гордеца Фуке, желавшего перещеголять короля в богатстве и жестоко за это поплатившегося еще полтора с лишним века назад,– и свернула на длинную тенистую улицу, обсаженную высоченными тополями. Их нежный шелест казался песней нимф, навевающей сны. Воздух, проткнутый копьями солнечного света, казалось, можно было пить, словно белое вино.
Гостей ждали, и потому ворота стояли распахнутыми, а видневшийся в глубине ухоженного сада дом выглядел, словно на картинке. Сложенный из серого камня, он в ярком утреннем свете показался Флер сладким и незыблемым приютом, который она в глубине души всегда желала обрести. Ее стремления никогда не лежали в области славы или же еще большей знатности, чем у нее была, или же знакомств с влиятельными людьми; не привлекала ее и светская жизнь, вроде той, что вела в своем салоне мадам де Жерве. Но такой вот дом, не слишком большой, не слишком маленький, являлся если не пределом ее мечтаний, то значительной их частью; втаком доме можно растить детей, в нем не бывает зла, а самая большая беда – это порванная при вышивании нитка или разбитая коленка сына. И жить здесь могли только люди, у которых все хорошо на душе. Так считала Флер; и, доверяя виконту, она надеялась, что знакомство окажется приятным.
Одетый в серый костюм седовласый слуга распахнул дверцу кареты; Сезар помог Флер выйти, ответил на приветствие и спросил, где хозяин.
–Он на террасе, ваша светлость,– поклонился слуга.– Где обычно.
–А, хорошо! В таком случае, мы сами его найдем.– Он подал Флер руку.– Идемте, госпожа де Виньоль, нам вот по этой дорожке.
Они пошли по тропе, усыпанной светлым гравием, среди цветущих розовых кустов – эти поздние розы уже роняли лепестки, но по-прежнему распространяли вокруг себя пьянящий аромат. Над раскрывшимися навстречу солнечному свету цветками вились деловитые пчелы, их маленькие мохнатые тельца взмывали и опускались в потоках утреннего сияния, и это напоминало танец – древний, дикий и прекрасный танец самой природы. Какая-то птица крикнула в ветвях вяза над головами у проходивших мимо людей, шевельнулись ветки. Толстый серый кот спал на постаменте прямо у ног садовой статуи, изображавшей Афину.
Виконт и госпожа де Виньоль обогнули дом, и их взорам открылась прелестная каменная терраса, с которой в сад полукругом спускались ступени. На террасе в удобном кресле восседал человек, являвшийся, по всей видимости, хозяином этого чудесного дома.
Он был уже далеко не молод, морщины избороздили его лицо, однако, не портя его, а придавая еще больше красоты и величия. Есть люди, которых старость красит, и господин, сидевший на террасе, из таких. Даже сейчас, когда неизбежные отметины старости лежали на нем, он казался сильным – чудовищно сильным, будто от него исходило властное и покоряющее сияние. У него был жесткий подбородок, веселые серые глаза, сверкавшие под высоким лбом, тщательно расчесанные бородка и усы, и длинные седые волосы. Его одежда оказалась простой: белая рубашка, штаны, стеганый жилет и мягкие ботинки, из тех, что привычно и давно носят дома. Он поднялся навстречу визитерам без видимых усилий и поджидал их, стоя у своего кресла, пока Сезар помогал Флер взойти по ступеням.
–А, мальчик мой! Как всегда, вы наносите мне неожиданные визиты, но сегодня превзошли самого себя – привели прекрасную даму!– Голос его раскатывался и рокотал, но никакой угрозы в том для себя Флер не чувствовала. Наоборот, она ощутила исходящее от этого человека обаяние, резкое и прямолинейное, и потому, возможно, ее смутившее. Щеки ее подернулись румянцем, и Флер присела в реверансе, не зная толком, как приветствовать хозяина дома, и насколько он знатен.
Старик расхохотался.
–Ну, ну! Да вы, похоже, не рассказали девочке, куда ее везете, Сезар?
–Я желал, чтоб она увидала вас таким, не придумав себе что-то заранее,– рассмеялся виконт,– но теперь уже, пожалуй, можно вас познакомить. Госпожа де Виньоль, позвольте представить вам моего друга, Эжена Франсуа Видока.
Флер невольно ахнула, а потрясающий старик, завладев ее рукою, запечатлел на тыльной стороне ладони поцелуй и, не выпуская пальцев гостьи, заметил:
–Давно Сезар не приводил ко мне столь очаровательных дам! Обычно он притаскивает наших общих и весьма нечестных знакомых, общение с которыми не несет никакого, совершенно никакого интереса! Проходите же, мадам, садитесь. Сейчас подадут закуски. Эй, Мишель, где ты там, старый пень?