Спустя какое-то время Малышка, к моему удивлению, произвела на свет четырех крошечных щенят — двух черных, одного белого и одного рыжего. Судя по тому, какими они были очаровательными, она явно проявила большой вкус в выборе партнера. Вскоре все они стали избалованными обитателями богатых лондонских гостиных.
Я привыкла к своей новой жизни. Джеймс подарил мне тот маленький домик на тихой лондонской улице. Все в конце концов великолепно устроилось, и я ни в чем не испытывала недостатка. Кроме миссис Коллинз, у меня была теперь кухарка, миссис Берн, а также дворецкий по имени Уолкер. В моем распоряжении имелась сверкающая черная карета с позолотой и пара вороных лошадей, за которыми ухаживал кучер Джереми. Мне не приходилось ничего делать; Джеймс сам платил слугам, а в моей спальне серебряная шкатулка постоянно пополнялась звонкими монетами, и я могла тратить их на что захочу.
На Корсике — даже в самых смелых своих мечтах — я не могла бы представить себе такой роскоши. И все-таки то, что окружало меня сейчас, меркло в сравнении с великолепием и пышностью теперешней жизни Наполеона! Все чаще и чаще я слышала про него от других. В Италии в военных делах ему неизменно сопутствовал успех. Он жил там в замках и дворцах. Австрийская армия, точно стайка испуганных цыплят, бежала от Наполеона, изумившего блестяще одержанными победами даже свой собственный народ и правительство в Париже. Теперь его называли гениальным полководцем и непобедимым завоевателем. Солдаты боготворили Наполеона, враги боялись и уважали, он принес Франции в качестве военных трофеев бесценные произведения искусства и огромные суммы денег; не приходилось сомневаться, что немалая часть всего этого поступала в его собственное распоряжение. Все его грандиозные замыслы, вся та хвастливая болтовня, с помощью которой он когда-то вскружил мне голову и добился моей любви, осуществились, словно специально, чтобы досадить мне.
Все новые сообщения о его военных успехах приводили меня в состояние беспомощности и разочарования. Ведь чем громче его слава, тем труднее осуществить свою месть.
А чего же за это время сумела добиться я? Джеймс Уилберфорт был женатым человеком. Хотя я никогда не видела его супругу, мне постоянно приходилось помнить о ее существовании. У Джеймса были определенные обязанности мужа, отца и главы семейства, не говоря уже о его профессиональных и общественных функциях. И в этой его официальной жизни мне просто не находилось места — я была всего лишь его любовницей, его «второй семьей», поэтому всегда оставалась на заднем плане. Когда я получала приглашение и бывала в некоторых именитых домах с визитом, то видела, что принимают меня исключительно в те дни, когда там не было Эмили Уилберфорт, эдакий своеобразный заговор. Мне неприятно было находиться в столь двусмысленном положении, хотя я и понимала, что не могу пока рассчитывать на большее. Требовалось каким-то образом изменить ситуацию, тем более что Джеймс часто говорил мне:
— Я не ревнив и поэтому не прошу тебя непременно сохранять верность. Я, кстати, тоже этого не делаю. Тебе нужно лишь быть со мной совершенно честной. Если ты расскажешь мне обо всем, я никогда не стану на тебя сердиться.
Вначале я поверила его словам и принялась рассказывать о своих свиданиях с графом Радклиффом и лордом Лодердейлом, о встречах в какой-нибудь отдаленной таверне, о прогулках верхом, об объяснениях в любви и разных лживых обещаниях; поведала о подаренных и украденных поцелуях, об опасной игре с огнем. То, как Джеймс реагировал на это, полностью опровергало недавние разумные доводы. Его обычно насмешливый взгляд становился жестким и пронзительным, он непременно устраивал мне сцены, осыпал упреками. Постепенно я поняла, что лучше все-таки обманывать Джеймса, то есть делать все, что мне захочется, но ни в коем случае не говорить ему правду.
Я быстро научилась отрицать или преуменьшать остроту различных эпизодов, овладела всевозможными уловками и приемами, которые позволяли мне пользоваться полной свободой и в то же время продолжать поддерживать хорошие отношения с Джеймсом — до очередного объяснения. Раз уж мне приходилось играть вторую скрипку в его жизни, я предпочитала заполнять чем-то свободные вечера, когда он выполнял свои «семейные обязанности», и сама находила для себе развлечения.
Неизменным моим поклонником был Уильям Сэйнт-Элм, чья манера ухаживания отличалась необычной, пожалуй, даже излишней застенчивостью. Он ограничивался тем, что целовал мне руку, не претендуя ни на что больше и вообще просто был рад моему обществу. Уильям удивительно тонко разбирался в вопросах моды и в приготовлении изысканных блюд. Его, словно женщину, волновала тема покроя одежды, он обожал ткани, белье и принадлежности туалета. К тому же обладал особым талантом к перестановке мебели, после чего любая комната приобретала свой особый шарм. Благодаря его кулинарным познаниям простое приготовление пищи становилось событием. Следует заметить, это он подарил мне один свой рецепт, благодаря чему про мою кухню заговорили все гурманы: фаршированная устрицами утка медленно жарится над горящими ветками можжевельника, а затем подается с приправленным пряностями рисом и глазированными орехами. Только и всего. Зато блюдо было потрясающе вкусным. Он выступал также в качестве моего консультанта при посещении всевозможных модных лавок, его советы помогли мне войти в число наиболее знаменитых дам в Лондоне. Уильям рекомендовал мне все оттенки синего, включая сине-зеленый и цвет морской волны, и предостерегал от красного, коричневого и желтого из-за моей смуглой кожи. Как и я, он любил собак, в знак признательности я подарила ему однажды Джокера — черного кудрявого щенка Малышки.
Остальные щенки тоже не остались без восторженных хозяев. Белого я отдала леди Бриджпорт, под ее чрезмерной опекой он вскоре превратился в раскормленного и страдающего одышкой деспота, изводившего свою хозяйку и весь дом. Другого черного щенка захотел взять Джеймс.
— Что-то должно напоминать мне о тебе, когда я не смогу быть рядом, — льстиво уговаривал он, но я подозревала, что щенок нужен был ему для умиротворения супруги. Рыжая самочка осталась у меня. Я назвала ее Крошкой и любила не меньше, чем Малышку.
Однако мое беззаботное существование с бесконечными танцами, флиртом, новыми платьями, поклонниками, визитами, балами, театральными пьесами не приносило мне большого удовлетворения. Все чаще и чаще я с тревогой задумывалась о своем будущем. Мне не хотелось навсегда оставаться любовницей Джеймса Уилберфорта, точно так же как не было ни малейшего желания становиться любовницей одного из своих обожателей — таких, например, как лорд Лодердейл или граф Радклифф, которые неустанно преследовали меня своим вниманием и по очереди делали самые заманчивые предложения. Я понимала, что могу, таким образом, получить большой дом или шикарную карету, обилие нарядов и драгоценностей, деньги и всякие роскошные вещи, но я не собиралась всю жизнь играть роль женщины, находящейся у кого-то на содержании. Мне нужно было найти неженатого мужчину, влиятельного, обладавшего реальной властью, только так я сама могла приобрести влияние и власть. Ведь у меня была Своя цель — месть! И я не желала забывать об этом ради светских развлечений и острых наслаждений.
Я чаще стала вести беседы с Джеймсом о его политической деятельности, задавала ему самые неожиданные вопросы и внимательно выслушивала все его ответы. Таким образом, я узнала о его тесном взаимодействии с премьер-министром Уильямом Питтом и лордом Карткартом. Последний играл роль «серого кардинала» в политике, за фасадом открытой для всех общественной деятельности скрывалась незримая сеть дипломатических курьеров — он служил в тайной организации, стоявшей на страже интересов государства.
Члены этой тайной организации направлялись повсюду в качестве курьеров, выдавая себя за обыкновенных путешественников, торговцев, законопослушных граждан, мелких служащих или дипломатов. Свое задание они выполняли тайно, под вымышленными именами, прекрасно владея многими иностранными языками. Ради Англии они готовы были играть любую порученную им роль. Джеймс тоже приезжал тогда на Корсику как дипломатический курьер под именем месье Риго. Он с улыбкой напомнил мне о том своем старом визите и сообщил, что за пределами страны постоянно находится не меньше сотни специально отобранных людей, которые идут на риск ради столь важного дела. Некоторые из этих людей возвращаются домой, некоторые бесследно пропадают. Однако на смену им приходят другие, их специально готовят для этого. Ведь Англия — мировая держава, жить и умереть ради нее — великая честь.
Рассказы об этой тайной организации действовали на меня завораживающе. Я могла слушать их часами в нашей зеркальной спальне или у горящего камина, задавая Джеймсу вопросы и выуживая из него все новые и новые сведения.
Прошла весна, наступило лето. Поскольку Эмили Уилберфорт решила провести жаркие летние месяцы в поместье Вудхолл-Парк, мне пришлось остаться в своем домике в Лондоне. Впрочем, я не очень-то была этим расстроена, поскольку с утра до вечера шли дожди и земля буквально пропиталась влагой. Клумбы с цветами утопали в воде, никак не просыхали подолы платьев, а дождь все лил и лил, стекая каплями по стеклу.
Лондонский светский сезон закончился, теперь все общество, невзирая на погоду, перебралось «на отдых в деревню». Я сидела дома, читала книги и принесенные мне Джеймсом секретные доклады, совершенно забыв про лето, про бесконечные дожди. Джеймс, промокший насквозь, истомленный семейной деревенской жизнью, навещал меня каждые две недели, снова и снова утверждая свои права на широкой кровати с кружевами. Каждую неделю у меня появлялся Уильям Сэйнт-Элм с цветами или сладостями, а то и с каком-нибудь новым мудреным кулинарным рецептом и, конечно, кратким отчетом о самочувствии подаренного ему щенка. Тем не менее Джеймс, который обычно ревновал меня и довольно остро реагировал на появление новых поклонников, отмечал регулярные визиты Уильяма лишь с мягкой иронией. Это приводило меня в полное недоумение. Мне начало казаться, что Уилберфорт попросту не считает Уильяма серьезным соперником, и я никак не могла понять почему. Ведь у Уильяма была вполне привлекательная внешность, стройная мускулистая фигура, мне очень нравились его застенчивость и ненапористость.