Паолина не теряла времени на всякие вступления и вопросы о здоровье. В первых же строчках своего по-детски корявого послания она извещала о том, что сегодня около полудня заедет за мной, чтобы отвезти на прием во дворце Мальмезон. И надо же было случиться этому именно сегодня, когда мне удалось наконец хотя бы ненадолго забыть о существовании Наполеона! А с другой стороны, почему бы и нет? Именно сегодня, утомленная и насытившаяся ночными удовольствиями, я буду в особенно хорошей форме. Прелесть новизны добавит мне очарования. Это как раз то, что так понадобится мне при встрече с Наполеоном.
Я была полностью готова задолго до того, как приехала Паолина — как всегда, небрежная и несобранная, она заставила меня прождать ее почти целый час. Хотя я и была самым строгим своим судьей, мне пришлось признать, что я прекрасна. Платье из атласа цвета перламутра со строгими длинными рукавами и довольно низким декольте великолепно гармонировало с накидкой из меха песца. В этот раз мне не потребовалось большого количества косметики. Моя кожа приобрела тот удивительный сочный оттенок, которого не достичь ни пудрой, ни румянами — женщине его может дать только мужчина. Мои глаза источали полученную дань восхищения и блестели от переполнявших меня радостных чувств и приятных ощущений.
Паолина приветствовала меня в своей вычурной, перегруженной украшениями карете, в которую была запряжена четверка гнедых лошадей. Она вела себя довольно нервно. Ее лицо побледнело, глаза окружали темные тени, а от носа к уголкам рта пролегли глубокие морщины. Вся увешанная драгоценными украшениями, усталая, истощенная, жалкая, больная, она, несмотря ни на что, была одержима здоровой, естественной жаждой жизни. В первых же словах, обращенных ко мне, отчетливо ощущалась зависть.
— Ты потрясающе выглядишь, — ядовито сказала она. — Подумать только, а ведь ты старше меня! Нет, это даже как-то ненормально.
Я невольно рассмеялась.
— Нормально это или нет, а я такая, какая я есть.
— А может, это все из-за князя? — похотливо спросила Паолина, проведя по губам кончиком языка.
Я с благодарностью подумала о Талейране и кивнула, признавая, что в этом есть доля истины. Сейчас, когда мы выехали за пределы Парижа, моросящий дождик перешел в снег, который мгновенно припорошил поля и луга. Облепленные белым снегом ветви деревьев красиво освещались светом, льющимся с сероватого зимнего неба. Карета въехала в широко раскрытые ворота парка и по аллее покатила к белому дворцу. Даже в это неблагоприятное время года в устройстве местного декоративного парка чувствовались женская изобретательность и изысканный вкус хозяйки. Группы мощных деревьев посреди широких открытых пространств живописно контрастировали с причудливо изгибающимися дорожками, живыми изгородями, клумбами, искусственными прудами и открытыми беседками на фоне поблескивающих ото льда веток.
Несмотря на голые ветви кустов и деревьев, на укрытые на зиму клумбы, на пустые сады и покрытые тонкой корочкой льда пруды, при желании нетрудно было представить себе все великолепие этого парка в ясный летний день. Меня вдруг заинтересовала личность Жозефины — той, которая задумала это великолепие и которую так ненавидело и высмеивало все семейство Бонапарт.
Карета остановилась перед портиком с колоннадой. Лакеи в зеленых ливреях бросились вперед, открыли дверцу кареты и откинули вниз ступеньки. Паолина спустилась первой. Она была в отвратительном настроении и не обращала ни малейшего внимания на окружающую ее красоту.
— Надеюсь, что благодаря тебе, — сказала она, — сегодня не будет обычной тоски. Представляю их изумление, когда они тебя увидят. Возможно даже, что эта моя чертова невестка лишится своего высокомерного спокойствия.
Внутри дворец Мальмезон выглядел не менее прекрасно, чем снаружи. Направо от вестибюля располагались бильярдная, выкрашенный в золотой цвет приемный зал и музыкальный салон. Расположенные слева столовую, кабинет и библиотеку я в тот раз не успела увидеть, поскольку распорядитель повел нас вверх по широкой лестнице, а затем — через другую приемную в фарфоровый зал. Когда я вошла туда вслед за Паолиной, то услышала голоса людей и лай множества собак.
Два мопса, а за ними пара пуделей и длинношерстный сеттер устремились ко мне, почуяв запах Минуш и других моих собак, и с энтузиазмом принялись приветствовать меня. Хотя я очень люблю собак, в данный момент питомцы Жозефины представляли для меня куда меньший интерес, чем она сама и ее гости. Зал был полон людей, но, как я ни старалась, разглядеть среди них Наполеона я не смогла. Впрочем, пока меня это устраивало, поскольку давало возможность спокойно и без спешки познакомиться с теми, кто принадлежал к наиболее узкому кругу приближенных императорской четы.
Мы приблизились к Жозефине, чья стройная фигура была облачена в обычное белое платье, а на плечи накинута того же цвета кашемировая шаль с серебряной вышивкой. Обменявшись с Паолиной обязательным, ничего не значащим поцелуем в щеку, она взглянула на меня. Паолина что-то прошептала ей, и Жозефина улыбнулась своей загадочной, сдержанной улыбкой. Я низко присела перед ней в реверансе.
— Как это замечательно, — сказала она приятным голосом. — Еще одна родственница и, как только что сказала Полетт, подруга юности императора на Корсике.
С этого близкого расстояния я отчетливо разглядела ее безупречно припудренное лицо, подкрашенные губы и глаза, приветливый взгляд. Мне она понравилась, хотя именно ей сейчас принадлежало то, чего когда-то лишилась я.
— Не только подруга — любовь его юности! — резко и мстительно воскликнула Паолина.
Хотя улыбка Жозефины стала чуть более напряженной, она оставила без внимания слова Паолины и взяла меня за руку.
— Дорогая, пойдемте. Я хочу познакомить вас с нашими гостями.
В этом зале со стенами, облицованными расписными фарфоровыми плитками, собралось сейчас множество разных подхалимов и прихлебателей. Я не запомнила их имен, а их лица забывались уже тогда, когда они склонялись, чтобы поцеловать мне руку. В моей памяти остались лишь несколько действительно важных людей, и среди них блондинка с квадратной фигурой, бесцветными глазами и недовольно поджатыми губами — королева Голландии Гортензия, непривлекательная дочь очаровательной Жозефины, супруга толстого Луиджи. Еще одним таким человеком был Жан Батист Бернадот, маршал Франции и князь Понте Корво, командующий французской армии в северной Германии, который по каким-то своим делам ненадолго приехал в Париж.
Бернадот запомнился мне как высокий худощавый мужчина с крупным орлиным носом и твердым взглядом, а его женой, княгиней, оказалась Эжени-Дезирей Клири из Марселя. Обмениваясь вежливыми приветствиями с дочерью торговца шелком, я поразилась этой встрече бывших соперниц. Она была невысокой и склонной к полноте, ее круглые, покрытые темной пудрой щеки, короткий курносый нос и широко посаженные глаза по-прежнему придавали ей вид обеспеченной дочери буржуа, не принадлежащей к высшему свету, но практичной, всему удивляющейся и при этом достаточно искушенной. Когда-то из-за нее я едва не впала в отчаяние, ведь это ради ее приданого Наполеон тогда в Марселе бросил меня. А позднее он бросил ее, поскольку политические связи Жозефины показались ему важнее столь выгодной партии. Как долго будет он терпеть рядом с собой Жозефину, которая так и не родила ему наследника престола? Ведь он уже давно не нуждается в ее политических связях, не случайно поэтому ходят слухи о приближающемся разводе императорской четы. Кто же будет следующей? Кого путем тщательных расчетов Наполеон выберет себе в супруги, кого использует, а затем безжалостно выбросит, когда она перестанет быть ему полезной?
Гости повсюду стояли и сидели; слуги разносили прохладительные напитки. Я принимала участие в какой-то малозначительной беседе, но мои мысли были далеко. Где же Наполеон? Паолина опять слишком много пила. Она расположилась в оконной нише, хихикая и болтая с какими-то двумя молодыми офицерами, и не обращала на меня никакого внимания. Недалеко от себя я увидела Бернадота, который с мрачным лицом стоял, опираясь на спинку стула своей супруги. На его лице было написано презрение, даже враждебность. Может быть, он ненавидит Жозефину? Или он с неприязнью относится ко всему, что связано с Наполеоном? Я решила при случае спросить об этом у Талейрана. Бернадот словно почувствовал мой взгляд, поскольку внезапно оглянулся и посмотрел на меня, посмотрел жестко и строго. Я подумала, это человек негибкий и весьма амбициозный. Тогда, возможно, он не ценит титулов и постов, которыми наградил его Наполеон? Есть ли у него какие-нибудь собственные планы на будущее? И если есть, то какие?
— Ты что, пытаешься флиртовать с Бернадотом? — шепнула мне на ухо Паолина, которая неожиданно оказалась рядом. — Все равно из этого ничего не получится. Ведь он бесчувственный сухарь, его интересуют лишь армия и управление государствами, которые ему доверены. Для него не существует ничего, кроме службы и военных баталий.
Что ж, значит, ему тоже не терпится управлять. Но Наполеон ни за что не позволит Бернадоту независимо править в какой-нибудь стране, для этого Наполеон слишком жаден, да к тому же и сам страдает от неутоленной жажды власти над всей Европой.
— Император вот-вот будет здесь, — продолжала Паолина; ее глаза блестели. — Ты волнуешься?
— Нет, — ответила я, и это было правдой. Я ощущала абсолютное спокойствие — во всяком случае, пока.
— Как меня раздражает, что здесь даже близкие люди непременно должны кланяться друг другу и делать реверансы, — негромко проворчала Паолина.
Внезапно двери распахнулись и в зал вошел Наполеон. Торопливыми шагами он направился к Жозефине.
Никто не произнес ни слова. Все ждали, когда Наполеон заговорит первым. Он занял место возле Жозефины и сказал что-то герцогине де Ларошфуко.
— Фу-у, ну вот теперь мы наконец снова можем говорить и двигаться по-человечески. Не надо больше шаркать ногой и кланяться, точно дрессированные обезьяны. — Паолина подтолкнула меня. — Пошли, давай-ка присоединимся к кругу приближенных императора. — Она громко усмехнулась. — Представляю его лицо, когда он вдруг увидит, что перед ним стоишь ты!