– Очень оригинальная, – сухо заверил его собеседник. – Автор, наверное, гений… Кто ее написал?
– Она переведена с немецкого, сэр, – ответил мистер Вопплс, прихлебывая разбавленный херес. – Изначально она вышла в Лондоне под названием «Банка с соленьями», и завещание в ней прятали в банке с луком. В Мельбурне она шла под тем же названием и была самой успешной пьесой года. Я же назвал ее «Судок»!
Последние слова артист проговорил с видом истинного гения.
– Но как же вы ее заполучили? – спросил Рэндольф.
– Моя жена, сэр, нанесла визит в Мельбурн. Она сидела в дальней части партера между возчиком угля и торговкой яблоками, сэр, и записала всю эту штуку.
– Но разве это не нескромный поступок?
– Вовсе нет, – надменно ответил Вопплс. – Напыщенные мельбурнские импресарио отказались позволить мне ставить их новые пьесы, поэтому мне пришлось самому устанавливать правила игры. Тем же способом я заполучил и все последние лондонские успешные постановки. Мы играем «Наши» под названием «Возвращение героя, или Невеста солдата» и с огромным успехом закончили играть «Серебряного короля», переименовав его в «Живого мертвеца».
Вилльерс подумал, что пьеса с таким противоречивым названием сильно раззадорит любопытство публики.
– Завтра вечером, – продолжал мистер Вопплс, – будет идти «Призванный обратно», но на афишах пьеса значится как «Слепой детектив». – Актер с благородным негодованием пояснил: – Таким образом мы избегаем жадных лап скупых мельбурнских импресарио, которые заставили бы нас заплатить за постановку этих пьес. Между прочим, – мистер Вопплс внезапно оставил легкомысленный тон, – когда я шел сюда, я видел одинокую девушку… Настоящую фею, сэр… С золотистыми волосами и яркой улыбкой; ее образ до сих пор преследует меня. Я обменялся с ней нескольким репликами о красоте дня, и таким образом аллегорически сослался на ее собственную красоту… По-моему, очаровательный полет фантазии, сэр!
– Это, наверное, Китти Марчёрст, – сказал Рэндольф, не обратив внимания на последнюю ремарку мистера Вопплса.
– Ах, неужто? – живо отозвался артист. – Как прекрасно имя Китти! На ум тут же приходят стихи… Например: «Китти, чудесная Кэт, прекрасней тебя в мире нет. Господа, вы меня извините, что не славлю в поэме я Китти!» Сочинено под влиянием момента, уверяю вас, сэр! Не напоминает Геррика?[31]
Мистер Вилльерс напрямик сказал, что не напоминает.
– А! Может, больше похоже на Шекспира? – заметил мастер поэтического слова, ничуть не смутившись. – Вы так думаете?
Рэндольф и в этом сомневался и выказал такое нетерпеливое желание уйти, что мистер Вопплс протянул ему на прощание руку.
– Вы уж простите меня, – сказал артист извиняющимся тоном, – но представление начинается в восемь, а сейчас половина седьмого. Не сомневаюсь, что увижу вас нынче вечером.
– Было очень любезно с вашей стороны дать мне билет, – ответил мистер Вилльерс, в котором до сих пор еще не погибли манеры джентльмена.
– Ничего подобного, ничего подобного, – отозвался мистер Вопплс, подмигнув. – Бизнес, мой мальчик, бизнес. На первом представлении всегда надо иметь хорошую публику, поэтому следует ходить по дорогам и проселкам в поисках аудитории. Ха! Прямо как в Библии, видите ли[32].
И, грациозно помахав рукой, он легкой походкой зашагал по тропе и исчез из виду.
Уже темнело, поэтому мистер Вилльерс пошел своей дорогой и, выбрав шахту, где можно будет спрятать самородок, взобрался на вершину холма и улегся там в тени скалы. Оттуда был хорошо виден дом Марчёрста, и Рэндольф принялся терпеливо ждать, когда его жена отправится домой.
– Я отплачу тебе за все, что ты сделала, – пробормотал он себе, свернувшись в черной тени, как отвратительная рептилия. – Око за око, зуб за зуб, моя леди!
Глава 12Грабеж на большой дороге
Обед в доме мистера Марчёрста был не таким уж веселым мероприятием. Честно говоря, хотя это событие и носило величественное название «обед», на самом деле то была всего лишь одна из пестрых трапез, известных как «ранний ужин с чаем».
Ванделупу это было известно, и, питая сильную антипатию к беспорядочной коллекции еды, появлявшейся на столе мистера Марчёрста, он отлично поел в отеле Крэйга, а чтобы окончательно себя ублажить, выпил пинтовую бутылку шампанского.
Мадам Мидас тоже не нравились то ли обеды, то ли чаепития, но поскольку она все-таки была в гостях, то приходилось есть то, что подавалось.
За праздничным столом присутствовали лишь миссис Вилльерс, Китти и мистер Марчёрст. Наконец хозяин дома завершил трапезу и произнес длинную речь, благодаря небеса за добрую еду, которой они насладились (каковая еда, будучи тяжелой и плохо приготовленной, гарантировала им несварение желудка и переход от молитв к проклятиям). Честно говоря, благодаря крепкому чаю, кое-как состряпанной пище и отсутствию физических упражнений мистер Марчёрст был подвержен ужасным ночным кошмарам. Он привык расценивать их как видения, но на самом деле их источником служила скорее диспепсия, чем вдохновение.
После обеда Мадам Мидас сидела и разговаривала с Марчёрстом, а Китти вышла на улицу, в теплую темноту летней ночи, и попыталась разглядеть сквозь мрак, не идет ли ее возлюбленный. Ее усилия не пропали даром: примерно в половине девятого вечера она увидела месье Ванделупа, который вернулся после встречи с Пьером, как и обещал.
К этому времени Пьер уже отыскал место, где залег в засаде Вилльерс, и, пока Рэндольф наблюдал за домом, немой наблюдал за ним.
Не сомневаясь, что все идет по плану, Ванделуп в отличном расположении духа взбежал на крыльцо, где его нетерпеливо ожидала Китти, и, обняв девушку, нежно поцеловал. Убедившись, что Мадам Мидас сидит в доме с Марчёрстом и не может их увидеть, француз обхватил Китти за талию, и они принялись расхаживать взад-вперед по тропе. Теплый ветер, разносивший в дремотном воздухе аромат акаций, мягко овевал их лица.
Однако, прогуливаясь и неся любовную чепуху хорошенькой девушке, Гастон не забывал, что Вилльерс злыми глазами издалека наблюдает за домом. И еще он знал, что Пьер наблюдает за Рэндольфом с ненасытной жаждой крови, присущей диким зверям.
Луна встала, как огромный серебряный щит, повсюду протянулись ажурные тени деревьев. Ветер вздыхал в ветвях акаций, заставляя их золотистые цветки трепетать в лунном свете, пока возлюбленные рука об руку прогуливались по тропе и по короткой сухой траве. Вдалеке слышалось пение женщины; высокий милый голос мягко разносился в чистом воздухе.
Внезапно молодые люди услышали, как в доме отодвинули стул, и поняли, что Мадам Мидас готовится уезжать. Они разом двинулись к двери, но на крыльце Гастон помедлил и схватил Китти за руку.
– Крошка, – мягко прошептал он, – после отъезда Мадам я собираюсь вернуться в Балларат, поэтому проводи меня чуть-чуть, ладно?
Конечно, Китти эта просьба привела в полный восторг, и она с готовностью согласилась. После чего девушка вбежала в дом, а Ванделуп последовал за ней.
Миссис Вилльерс надевала шляпку, но при виде француза на мгновение замерла.
– Вы здесь? – удивленно воскликнула она. – А почему не в театре?
– Я туда собираюсь, мадам, – спокойно ответил Гастон, – но сперва решил заглянуть сюда, чтобы помочь вам уложить самородок в коляску.
– О, это сделал бы и мистер Марчёрст, – сказала Мадам, очень благодарная Ванделупу за внимание. – Жаль, что из-за этого вам пришлось лишиться вечернего удовольствия.
– Ах, мадам, я всего лишь обменял меньшее удовольствие на большее, – с милой улыбкой ответил галантный француз. – Но вы уверены, что не хотите, чтобы я отвез вас домой?
Тем временем они уже вышли из дома.
– Совершенно уверена, – сказала Мадам Мидас. – Мне ничто не угрожает.
– И все же, поскольку вы везете это, – заметил мистер Марчёрст, замыкавший тыл с самородком, благополучно водворенным в деревянный ящик, – вас могут ограбить!
– Только не я, – вполголоса жизнерадостно отозвался слышавший этот разговор мистер Вилльерс. – Никто не знает, что я в засаде. И, кроме того, никто не может угнаться за Рори, стоит ему пуститься вскачь.
Браун привел к воротам лошадь и двуколку, и Марчёрст положил самородок под сиденье. Но Мадам Мидас, опасаясь, что ящик может случайно выпасть, переместила его вперед и поставила на него ноги – теперь сокровище находилось под ее неотлучным присмотром и никуда не могло деться. Миссис Вилльерс попрощалась со всеми и велела мистеру Ванделупу не приходить завтра на Пактол до полудня.
Затем, взяв вожжи, она медленно поехала вниз с холма – к восторгу мистера Вилльерса, которого уже начало утомлять долгое ожидание.
Китти и Гастон неторопливо зашагали по освещенной лунным светом тропе, а мистер Марчёрст вернулся в дом.
Тем временем Вилльерс выбрался из своего потайного места и свирепо посмотрел на безмятежную луну: она давала слишком уж много света для успешного осуществления его замыслов. Но, к счастью для себя, Рэндольф увидел быстро приближающуюся большую тучу, которая угрожала вскоре скрыть луну. Он бегом пустился вниз по холму, чтобы перехватить жену там, где дорога была из рук вон плоха и где миссис Вилльерс поневоле придется ехать медленно. Там у него появится шанс выпрыгнуть из засады и застать женушку врасплох.
Но, каким бы быстрым ни был Вилльерс, Пьер оказался быстрее, и Ванделуп с Китти увидели два черных силуэта, мчащихся в лунном свете.
– Кто это? – с внезапным испугом спросила Китти. – Они гонятся за Мадам?
– Маленькая простушка, – со смехом отвечал ее возлюбленный. – Если и гонятся, им ни за что не догнать ту лошадь. Все хорошо, Крошка, – успокаивающе улыбнулся он, видя, что девушка все еще встревожена. – Это просто какие-то рудокопы вышли, чтобы порезвиться спьяну.
Успокоенная его словами, Китти весело засмеялась, и они пошли дальше под яркой луной, болтая всякую любовную чепуху, какая только приходила им на ум.