товила тогда партию Ширин к премьере «Легенды о любви». И на репетиции у меня случился надрыв связок на колене: меня отвезли в ЦИТО, наложили гипс, потом доставили домой. На следующий день звонит Володя:
– Привет, я в Ленинграде!
– Как – в Ленинграде?! Ты же под Ярославль собирался! Что ты в Ленинграде-то делаешь?!
– Да фильм тут смотрел, «Я – Куба!» называется. Теперь домой еду. А ты как?
– В гипсе лежу!
Так, в гипсе, пролежала я целый месяц, «Легенду» не станцевала. А Володя с тех пор, как куда один отправляется, меня спрашивает: «Ну и что у тебя случится на это раз? Как меня нет – так у тебя какая-то травма!» И правда, когда он уезжает, со мной постоянно что-нибудь да происходит: то вдруг горло так схватило, что голос пропал, то правое плечо «выскочило», то еще что-то. Володя говорит: «По-моему, ты это специально делаешь – чтобы я не уезжал!»…
А «срывается с места» он довольно часто, и не только на этюды: может и просто часами гнать машину без всякой цели, просто думая о чем-то и слушая музыку – так он отдыхает. Может абсолютно внезапно умчаться на рыбалку. Однажды уехал аж куда-то в Карелию. Через пару дней я ночью встала, вышла на кухню воды попить, а там на полу лежит что-то здоровое, как бревно, и шевелится. Я с перепуга завопила, а оказалось – это рыба замороженная, которую Володя из Карелии привез, – он ночью вернулся и положил рыбу на кухне. Она в тепле оттаяла и начала дергаться. Правда, рыбину эту не Володя поймал – он сам никогда в жизни ни одной не поймал, но, впрочем, и не пытался. Он не рыбак, он только ездил с ребятами на рыбалку; они ловили, а Володя рисовал, гулял и рыбу ел. Обычно выезжали рано – и, пока ребята рыбачили, он отсыпался в машине, а когда уха была готова – выходил…
Еще Володя обожает (как и я) грибы собирать. Особенно в нашем любимом Щелыкове, в Зачарованном лесу, где шляпки белых грибов, как в сказке, выглядывают из мягкой глубины серебристо-голубого мха. Володя всегда так увлекается, что уходит все дальше и дальше, и мы потом уже его ищем, а не грибы. Правда, чистить-готовить весь грибной урожай достается мне – вот это его совсем «не увлекает». Ну а Володя – он опять же к столу выходит.
Правда, есть и в кулинарии один момент, в котором Володя – несравненный мастер! Он великолепно разделывает селедку. Конечно, я и сама могу почистить, но у меня разделка одной рыбины займет часа полтора. Володя за десять минут начистит десять селедок – у него конвейерный способ! Не успеешь оглянуться, а он уже говорит: «Давай банки!» Селедка – это вообще его коронное блюдо: селедку жарит, селедку парит, селедку солит. Как-то раз пришел голодный, а дома никого не было. Володя вскрыл банку атлантической сельди, но так как хотелось горяченького, то, недолго думая, бросил ее на сковородку. Можно представить, что получилось! Володя вообще-то в еде непривередлив, ест абсолютно все и с удовольствием (кроме незабвенной гречневой каши), с друзьями любит посидеть за хорошим столом (и обязательно попросит супчика).
Отдыхать стал буквально заставлять себя только в самое последнее время. Уезжает на дачу в Снегири или в любимую Рыжевку и там рисует совершенно самозабвенно! Отключается от всего: ничего, кроме своей картины, не видит, не слышит, в это время с ним говорить бесполезно, потом даже не помнит, о чем его спрашивали… Иногда утром на самом рассвете вдруг вскакивает и летит с этюдником по пшеничному полю, волосы вразлет…
Наверное, мне в жизни повезло, что у меня такой муж, который никогда не давал мне скучать, не позволял притупиться моим чувствам. Я знаю: Володя для меня – самый лучший и, если его не будет рядом, я многое потеряю, а может, и вообще растеряюсь…
Забегая в своем рассказе далеко вперед, скажу, как мы отметили серебряную свадьбу. Снова, как и двадцать пять лет назад, все переплелось – Володя, театр, праздник. Только что на сцене Большого прошла премьера балета «Анюта» в постановке Васильева, где я танцевала главную партию. Гости, приглашенные на банкет в Дом актера, поздравляли нас с Володей с премьерой, и многие только здесь узнали, что мы празднуем свой серебряный юбилей.
А сейчас уже и рубиновая свадьба позади. Я думаю, любая женщина после сорока лет совместной жизни была бы счастлива услышать от мужа слова, которые услышала я в этот день от Володи: «Я хочу, чтобы все подняли бокалы за самого дорогого для меня человека. За человека, которого я любил, люблю и буду любить всегда. За тебя, Катя!»
Глава шестая. «Щелыково – это мировоззрение»
Задумываясь о том, что составляет главные ценности моей жизни, что остается важным и значимым для меня с ранней юности и до сегодняшнего дня, я, конечно, не могу не назвать это особенное место на земле, которое навсегда в моем сердце – как театр, как любовь, как верность…
Знакомство
В Щелыково я начала ездить с 1959 года. Попала туда абсолютно случайно – благодаря тому, что была членом ЦК комсомола, куда меня определили после победы на Всесоюзном конкурсе артистов балета в Москве. Закончился мой первый театральный сезон, я только вернулась с гастролей, и вот в театре мне сообщили: «А теперь – отпуск!» Я вообще тогда не знала, что такое отпуск; не знала, что есть санатории, дома отдыха. Понятия не имела, что существует такая организация, как ВТО. Надо куда-то ехать – я пришла в ЦК комсомола и спросила: «Ребята, а вы мне можете дать какую-нибудь путевку?» – «Ты что, – говорят, – с ума сошла?! Кто же в июле месяце за путевками приходит? Во все приличные места (ну куда люди ездят – в Сочи, в Ялту) путевки давно кончились!» Я отмахнулась: «Да не нужна мне никакая Ялта, никакие Сочи! Мне все равно, где отдыхать. Под Москвой так под Москвой – просто куда-то поехать, чтобы не терраску в чужом доме снимать». Своей дачи мы не имели, да и моей тогдашней зарплаты (98 рублей в месяц) никак не хватило бы, чтобы дачу купить. И тут мне предложили «горящую» путевку в Щелыково. Я сказала: «Очень хорошо!» – и взяла путевку. Понятия не имела, куда надо ехать, где это Щелыково, только поняла, что где-то в средней полосе России.
Добрались мы с мамой в дом отдыха только к вечеру, уже начинался ужин, и нам показали, где мы можем сесть в столовой. Рядом с нами за тем же столиком сидел Коля Караченцов (он тогда, конечно, еще не был актером). Отдыхал там Коля с родителями с самого раннего детства, все здесь знал и считал Щелыково «своим». Поэтому, как только он узнал, что я здесь в первый раз, немедленно решил взять меня под свое покровительство и стал планировать: «Я тебе все покажу, здесь так много интересного, мы с тобой пойдем туда, мы пойдем сюда…» Я слушала, слушала и спросила: «Коля, а сколько тебе лет?» И тут он важно произнес замечательную фразу: «Мне уже скоро шестнадцатый!» Утром мы встретились за завтраком, и Коля опять начал: «Я тебе покажу, я тебя отведу…» А в это время в столовую входят другие отдыхающие. Вера Николаевна Пашенная величественно кивает мне головой: «Катя, здравствуйте, я рада вас здесь видеть!» Владлен Давыдов восклицает: «Катя, мой Бог! Это вы?!» – и целует ручку. Никита Подгорный радостно устремляется навстречу. И тут я замечаю, что Колька примолк и начинает так потихоньку съезжать со стула. А через некоторое время заговорил со мной уже совсем по-другому: «Катя, вы не передадите мне соль?» Конечно, накануне он решил, что новенькая девочка приехала, и вдруг такие знаменитости ко мне на «вы» обращаются… Потом у нас с Колей сложились отличные отношения: там была целая компания таких ребят четырнадцати-пятнадцати лет, они и рыбалки, и походы устраивали, и какие-то шуточные розыгрыши. Конечно, пятнадцать и двадцать лет – это существенная разница в возрасте, а вот в тридцать пять и в сорок уже никакой разницы не замечаешь. И со временем наши добрые отношения только укреплялись. Коля стал известным артистом, мы на его спектакли приходили, он тоже на наших премьерах бывал. Мы с ним как родные люди: можем не видеться подолгу, но если где-то встречаемся – то всегда очень рады друг другу.
Но, возвращаясь в мое первое щелыковское утро, хочу сказать, что только тогда я узнала, что это Дом отдыха ВТО (Всероссийского театрального общества) и вообще – что это за место…
Щелыково – бывшее имение Александра Николаевича Островского под Кинешмой. После революции имение заняли под детскую колонию беспризорников (как в «Педагогической поэме»). До того как пионеры-беспризорники имение разнесли, Луначарский успел забрать его под покровительство Наркомата просвещения, а потом передал Малому театру. Артисты театра начали туда ездить, нанимали какую-то местную жительницу из соседней деревни, чтобы она готовила, и там отдыхали. В 1928 году дом Островского официально превратили в Дом отдыха артистов Малого театра, а в конце пятидесятых, когда объединяли все дома отдыха, – передали его ВТО, правда, артисты Малого оставались привилегированными, для них выделялось больше путевок, чем для других театров.
С артистами Малого театра мы, ученики хореографического училища, были знакомы с детства: Щепкинское училище находилось в одном дворе с нашей школой. Мы вместе участвовали во всяких концертах и всегда много общались. Я удивляюсь, что сегодня молодежь из разных театральных вузов совсем не встречается друг с другом! А мы знали всех своих театральных одногодков: ходили на их студенческие спектакли в Школу-студию МХАТ, в Щукинское училище, в Щепкинское (это уж само собой!), и они приходили к нам на концерты. Так что в Щелыкове я сразу нашла многих своих старых знакомых, и с того первого раза потом редкий год не бывала в этом доме отдыха…
Никакого чванства!
В Щелыкове тех лет бытовые удобства, конечно, сильно отличались от нынешних. Никаких дорог, никаких шоссе тогда не существовало. С электричеством постоянно возникали проблемы. Работал движок, который в одиннадцать часов вечера отключался, и все сразу погружалось в темноту. В маленьком клубике, где иногда показывали кино, на экране едва можно было различить, что происходит. Двухэтажные дома – деревянные: на одном этаже мужской туалет, на другом – женский, и никакой горячей воды. Баня под горой. По глинистым дорогам после дождя можно пройти только в высоких резиновых сапогах. Но! Мы шли в лес, мы шли на рыбалку – и нам было абсолютно наплевать, что у нас под ногами. И все очень нравилось! В столовой варили какую-то кашу – мы ели да нахваливали. Нагуляешься, находишься по лесу: кто за грибами, кто за ягодами, кто просто так – вернешься, что тебе в тарелку положат, то и съешь с удовольствием. Никогда там не кормили с изысками, но мы на это просто не обращали внимания.