Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют — страница 11 из 56

– Королевская персона использует свои привилегии, моя дорогая.

Лакей подает нам бокалы с шампанским.

Наконец сотня горнов возвещает о прибытии королевской четы. Глашатай ревет в медную трубу:

– Ее императорское величество Императрица Евгения!

Гости бала тянут шеи и привстают на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть. При первом же взгляде на императрицу у меня бегут по спине мурашки. Императрица стоит наверху широкой лестницы, сверкает золотая тафта, отделанная бахромой и яркими черными бантами. Ее юбки и жесткие кринолины еще шире, чем у Марии-Антуанетты, отчего талия кажется буквально осиной. Низкий лиф открывает плечи, оливковый цвет кожи подчеркивается множеством сверкающих жемчужных нитей. Мелкий жемчуг обвивает черные пряди волос и струится по голой спине. Императрица единолично возрождает высокую моду и экстравагантность королевских дворов.

– Где же Наполеон? – кричу я на ухо Грено.

Императрица плавно движется в зал в сопровождении восьми фрейлин в платьях цвета утренней зари, от персикового до малинового.

Я тут же начинаю переживать, что одета не по протоколу. Платье императрицы сияет, как солнце, а мое творение – луна и звезды. Ведь я взяла с собой в Париж лишь платья, приличествующие полутрауру, но в галантерейной лавке я порылась в лентах, кружевах и других отделочных материалах, и мне попался пурпурный тюль, усеянный стразами, словно покрывало Шехеразады из «Тысячи и одной ночи». Взяв иголку с ниткой, я присборила тюль на плечах и спустила ее по спине, словно тонкие, как паутинка, крылья стрекозы. Потом вплела в темные пряди марказитовые бусинки и уложила волосы в затейливый шиньон. Ничего не скажу про императрицу, но на себе я ловила множество взглядов. Никогда нельзя затмевать хозяйку бала элегантностью и роскошью наряда.

– Императрица выглядит потрясающе, – говорю я Грено, прикрывая рот веером из павлиньих перьев.

– Неподобающе? – Он щурит глаза. – Ну, у нее действительно длинноват нос, но другие качества компенсируют этот недостаток. Императрица Евгения умна, образованна, и ее можно назвать адвокатом женщин. Вообще, у вас с ней много общего. Она тоже основала сиротский приют.

Снова звучат горны. Входит Наполеон, одетый в изумительный военный мундир. Его сопровождает гвардия. Король спотыкается на королевском ковре и падает в толпу гостей. Гвардейцы поднимают его и отряхивают. Он подходит к императрице и спотыкается о собственные туфли. Гвардейцы помогают ему встать рядом с ней. Она отворачивается от зала и приказывает им увести императора, что они и делают.

– Что с императором? – кричу я на ухо Грено.

– Вы обратили внимание на его расширенные зрачки? Я слышал, что император не расстается с опиумной трубкой.

– Удивительно, что она мирится с этим.

– Она серый кардинал, – говорит Грено. – И она ни за что не расстанется со своей властью.

Императрица как ни в чем не бывало приветствует гостей, обращаясь ко многим по имени и титулу. Ее трудно назвать классической красавицей из-за острого носа и длинного лица, но у нее все равно яркая внешность.

– Она ведь из Испании, не так ли? – спрашиваю я.

– Ее мать была испанской графиней, – говорит Грено. – Луи Наполеон увидел ее на балу в Тюильри. Он мог выбрать любую другую иностранную принцессу и закрепить выгодный для Франции союз, но выбрал ее.

Императрица подходит к нам, и я чувствую свежий, загадочный аромат ее духов. Лимон и бергамот?

Грено удивляет меня тем, что целует ей руку. Смело для простолюдина.

– Вы всегда такой обаятельный, месье Грено. – Императрица улыбается, и я замечаю у нее кривой глазной зуб. – Кажется, я еще не знакома с вашей изысканной гостьей. Это ваша дочь?

– Вы рады, что я привел ее? – Грено наклоняет набок голову, пытаясь понять ее слова.

Я делаю глубокий реверанс.

– Ваше императорское величество, какая честь для меня. – Я выпрямляюсь. – Я мадам Поммери. Месье Грено партнер в нашей винодельне.

– Партнер? – Она улыбается, обнажая тот кривой зуб. – Как интересно. Я знаю, что мы подаем сегодня к столу вино «Поммери».

– Вы хотите, чтобы мы сидели за столом рядом с вами? – с удивлением спрашивает Грено.

Я ахаю от его неловкости.

– Простите, ваше императорское величество. Месье Грено сегодня слышит не очень хорошо. Мы сидим рядом с послом Казимир-Перье.

Императрица вскидывает тонкие брови.

– Кажется, во главе стола будут пустые места. Мне будет приятно, если вы присоединитесь ко мне.

– Мы будем в восторге, – говорю я.

Когда королевские особы просят вас пообедать с ними, ответ, несомненно, должен быть утвердительным.

– Великолепно. – Императрица кивает мне, и мы свободны.

Грено берет с подноса лакея два бокала шампанского. Пузырьки колючие и крайне сладкие. Должно быть, «Вдова Клико». Кто способен переварить такой сироп? А если делать легкое, сухое шампанское?

К нам подходит сребровласый мужчина. На его груди орденская лента с медалью. Рука в белой перчатке тянется к руке Грено, но глаза не отрываются от меня.

– Посол Казимир-Перье, я рад снова вас видеть, – говорит Грено.

– Это ваша прелестная мадам Поммери? – Посол хватает мою руку в пурпурной перчатке и проводит губами по моим пальцам. Он делает это слишком долго. Целовать руку следует не дольше секунды.

– Позвольте представить – мой сын Жан-Поль Казимир-Перье, – говорит он.

У мальчика розовеют щеки. Он приблизительного одних лет с Луи, долговязый и неловкий.

– Здравствуйте, Жан-Поль. – Я пожимаю его руку и чувствую на ней мозоли, хотя он отнюдь не рабочий.

Мальчик прячет ее за спиной.

– Вы живете в Париже? – Я пытаюсь завязать с ним беседу.

– Мы живем в Лондоне, – отвечает за сына посол. – Я нахожусь в Париже, чтобы убедить императрицу, что эти бесконечные войны разрушают французскую экономику.

Молодой человек внимательно слушает отца. Я чувствую укол сожаления, что у Луи больше нет отца, чтобы тот направлял его. Посол глядит на меня.

– Тогда вы не согласны с австрийской войной, – говорю я.

– Наполеон Бонапарт сражался за благородное дело – за равенство, свободу и братство, – говорит посол. – Но Луи Наполеон воюет, чтобы оплатить реконструкцию Парижа.

Звучит гонг к обеду, и имперская партия направляется в зал Маршалов, увенчанный куполом из сусального золота. Портреты французских маршалов, генералов и адмиралов висят на стенах бального зала. Но меня больше всего поразили огромные каменные женские фигуры, поддерживающие небо и землю. Кариатиды изумляют силой и грацией. Я подумала, что архитектор видел параллель с императрицей Евгенией и всеми сильными женщинами Франции, проявившими себя во всех аспектах французского общества: композиторами, писательницами, художницами. Это дает мне надежду на будущее для моей дочери.

Королевский лакей приглашает идти за ним. Завистливые взгляды сопровождают нас, когда мы проходим через банкетный зал к столу, где ожидает императрица.

– Я поменяла вашу именную карточку, чтобы вы сидели рядом со мной. – Императрица подмигивает мне веком с позолотой. – Иногда этикет мешает, вы согласны?

– Этикет не позволяет мне не согласиться с вами, ваше императорское высочество. – Я смеюсь.

Императрица знает, что нарушила сразу три правила:

Правило № 1. Гости одного пола не сидят рядом.

Правило № 2. Самый важный гость должен сидеть слева от хозяина.

Правило № 3. Именные карточки никогда нельзя менять ради удобства.

Оказалось, что сын посла сидит рядом со мной. Грено сидит по другую сторону стола и беседует с бароном Османом, реформатором планировки Парижа, через обширный бюст его жены. Я не представляю, как Грено справляется без слуховой трубки и моей помощи. Стол такой широкий, что я не слышу, о чем они говорят, но предмет беседы явно волнует Грено.

– Я должна поблагодарить вас. Вы спасли меня от барона Османа, – говорит императрица, устремив взгляд на бальный зал. – Я не хочу быть втянутой в противоречия и конфликты, окружающие его. Не могу позволить себе это. А каково ваше мнение о реконструкции Парижа?

Никогда нельзя обсуждать за столом противоречивые предметы.

– Я за то, чтобы Париж стал красивее, ваше императорское величество. – Я осторожно иду по полю, избегая ловушек. – Вот только я чувствую, что не повезло парижанам, которые были выселены из города. Судя по газетам, это больше трехсот тысяч человек, разгневанные бедняки, страдающие оттого, что оказались вдалеке от своей работы и родных мест.

– Признаюсь, что были жертвы, – говорит она. – Но когда Париж будет перестроен, весь мир назовет его самым красивым городом на свете. – У нее трепещут ноздри, а ледяной взгляд требует согласия.

Лакеи наливают красное вино «Поммери & Грено», насыщенный купаж пино нуар и мёнье с виноградников в Бузи. Увы, я никогда не смогу пить красное вино, потому что жесткие танины в кожице красного винограда мгновенно вызывают у меня головную боль.

Рядом со мной Жан-Поль Казимир-Перье пьет вино из серебряного кубка. Я поднимаю пальцы и делаю ему знак.

– Мы должны подождать тост, – говорю я, спасая его от ужасного конфуза.

Он опускает кубок на парчовую скатерть, и я снова замечаю мозоли на его пальцах.

– У вас ястреб или орел? – спрашиваю я.

Он щурит глаза.

– Откуда вы знаете?

– Мой сын увлекается соколами. Я почувствовала ваши мозоли во время нашего рукопожатия. Ланолин смягчает кожу.

Он трет мозоль на пальце и морщится.

– Мой сокольничий заставляет меня работать с жалкой пустельгой.

– Кажется, вы не рады этому.

Он кривит рот.

– Мне нравится белый кречет. Самый крупный и красивый из соколов.

– Тренируйтесь, Жан-Поль, – говорю я ему. – И у вас будет белый кречет. Я уверена в этом.

Императрица Евгения встает, чтобы произнести тост. Звучат трубы. Шум разговоров умолкает. Все встают с бокалами в руках.

– За наших храбрых солдат, сражающихся за Францию, и за императора Наполеона, за его победы!