Vive la France! – Она высоко поднимает бокал, делает глоток и садится.
Я подношу бокал к губам, но не пью, потом сажусь рядом с ней.
– Вам не нравится вино? – спрашивает императрица. – Я думала, вы будете довольны, что мы подаем «Поммери & Грено».
Поймана на обмане.
– К сожалению, у меня болит голова от красного вина.
Она вскидывает брови.
– Винодел, который не любит собственное вино? – Она машет лакею. – «Вдову Клико» для мадам Поммери.
Я подавляю стон, когда вынуждена пить эту патоку. Лакей наливает мне шампанское. Грено, подняв бокал, обращается ко мне через стол.
– Вы, должно быть, встречались с вдовой Клико, раз живете в Реймсе, – говорит императрица.
– Да, она нанесла мне визит, когда ушел из жизни мой супруг. Она легендарная женщина. – Я делаю второй глоток. – Ее управляющий Эдуард Верле присутствовал на похоронах моего мужа и нес вместе с другими его гроб.
Грено напрягается, пытаясь услышать наш разговор.
– Давно? – Императрица поднимает лорнет и разглядывает мое платье.
– Два года назад. – Я чувствую, как у меня горят щеки. – Я ношу полутраур. Я знаю, что это платье не соответствует правилам, но моему супругу не нравилось, когда я надевала что-то черное.
– У вас изысканное платье. В бальном зале все взоры были направлены на вас. Траурные платья – это так банально. Траур носят годами провинциалки и селянки.
Грено наклоняется вперед и кричит.
– Лесбиянка? Кто лесбиянка?
Все глаза устремляются на нас.
– Селянки, месье Грено, – говорю я. – Императрица сказала «селянки».
Грено багровеет от стыда.
– Пожалуйста, простите старика, ваше величество. Меня часто подводит слух.
– Ничего страшного, месье Грено. – Она милостиво кивает ему и поднимает бокал. Мы все тоже пьем с облегчением.
К императрице подходит ее мажордом и что-то шепчет ей на ухо. На ее лбу пульсирует жилка, накрашенные губы плотно сжимаются, ресницы трепещут. Она складывает салфетку и кладет на стол. Не говоря ни слова, подбирает юбку и выходит.
– Ее величество вызвана по срочному делу государственной важности, – с поклоном сообщает мажордом.
За столом все ахают; посол машет рукой гостям.
– Продолжайте трапезу, словно ничего не случилось. Мы должны продемонстрировать почтение к императрице и императору.
Сочувствуя императрице и ее постыдному уходу из-за стола, я опускаю шампанское. Его приторный вкус выворачивает мне желудок.
– Вам не нравится и это вино, – замечает Жан-Поль. – Пожалуй, вы не созданы для виноделия. Мой сокольничий сказал, что я никогда не смогу стать сокольником, если не люблю свою птицу.
– Возможно, вы пока еще не работали с птицей, которая заставляет ваше сердце замирать от восторга. – Я вожу пальцем по липкому ободку бокала. – А я, пожалуй, пока еще не создала вино на мой вкус. Но я не оставляю надежды. А вы?
* * *
Грено настаивает на том, что проводит нас в кабриолете на la gare, вокзал, но вид у него странный, и я не понимаю причину. Мы ведь продали много вина «Поммери» с помощью его контактов, и это хороший задел на новый год.
Луиза играет в «колыбель для кошки» с сидящим наискосок от нее Грено и с азартом перебирает нитки. Красная сумка с деньгами надежно лежит между нами. Деньги пройдут долгий путь к оплате расходов.
La gare стоит прямо за мостом. Мокрый снег тяжело лежит на листьях и шлепается на дорогу. Пальцы тумана обвиваются вокруг старинной арки над мостом, причудливых фонарных столбов, горгулий и затейливой кирпичной кладки.
– По-моему, жалко, что Наполеон разрушит все это, – жалуюсь я. – Неужели у него нет уважения к прошлому?
– Перемены неизбежны. – Грено вздыхает. – Будущее надо встречать мужественно.
– Я рада, что вы верите в перемены. Потому что я обдумываю планы на этот год и хочу сделать интересные перемены. «Поммери» перестанет делать красное вино и заменит его на шампанское.
Грено роняет нитки, натянутые на его пальцы, и садится на скамью, его синеватые губы дрожат.
– Александрин, вы хоть понимаете, как это глупо?
– Почему же, месье? – Я помогаю Луизе распутать нитки. – Что не так?
– Вы! – шипит он. – Вы и ваши нелепые идеи. Я терпел финансовые убытки из-за вашей блажи с винодельней. Но сейчас вам пора продать винодельню Вольфу и переехать в Шиньи.
Во мне факелом вспыхивает раздражение.
– Почему вы так решили? Или я способна лишь выращивать розы?
Он машет рукой.
– Я старый. У меня больше нет энергии на ваши безумные идеи. – Он хватается за грудь и хрипит.
Луиза сматывает нитку в клубок.
Грено нездоров. Ужасно нездоров. Какая я эгоистка.
– Все в порядке, месье. Делайте как хотите, вы свободны от всяких обязательств перед «Поммери».
Его старческие глаза полны стыда.
– Александрин, я продал Рейнару Вольфу мою половину бизнеса.
– Не может быть! – У меня пульсирует боль в висках. – Вы не могли так поступить. – Я вздыхаю. – Когда я предложила вам выкупить вашу долю, вы сказали, что винодельня ничего не стоит.
– Вольф сделал хорошее предложение. – Он слабо пожимает плечами. – Во всяком случае, с Вольфом в партнерах вам не придется думать о деньгах.
Я кручу прядь волос.
– Я отклоню его предложение.
Он морщится.
– Пожалуй, вы не сможете это сделать. К тому же я успел отправить контракт по почте.
Я разочарованно прижимаю ладонь ко лбу. Нет, я не позволю этим мужчинам украсть мою винодельню. Достав из сумочки носовой платок и ручку, я пишу на нем соглашение, аннулирующее предложение Вольфа.
– Подпишите это и продайте мне вашу долю, – говорю я.
– Мне жаль, Александрин, но мне сейчас нужны деньги. Я должен по кредитам всему городу, и в конце года пришел срок оплаты по моим счетам.
Я протягиваю ему сумку с деньгами, вырученными от продажи вина.
– Сейчас возьмите это, а остальное я отправлю вам, когда вернусь.
– Александрин, вам трудно отказать. – Грено качает головой. – Но я уже совершил сделку.
Луиза берет его за руки и заглядывает ему в лицо своими фиалковыми глазами.
– Дедушка Грено, пожалуйста, не забирайте у нас винодельню.
9
Птичка строит гнездышко веточка за веточкой
Открытие нового железнодорожного вокзала в Реймсе. Он занимает целый квартал: внизу три зала с арочными сводами, служебные помещения наверху, четыре платформы и девять путей. Я проталкиваюсь сквозь толпу, чтобы поздравить мэра Верле.
Рейнар Вольф бочком подходит ко мне.
– Я всегда считал вас этичной персоной.
– Благодарю вас, месье. Я стараюсь быть ею. – По его тону я понимаю, что мы стоим на грани публичного поединка. Это крайне неприятно.
– Вы пытались за моей спиной выкупить партнерскую долю Грено. – Он шмыгает мокрым носом.
– Забавно, но я считаю, что все обстоит как раз наоборот. – Я нарочно проталкиваюсь между людьми, надеясь, что он отстанет, но он протыривается следом за мной.
– Если я стану вашим партнером, у нас будет капитал на приобретение нового оборудования и мы сможем нанять опытного винодела, – бубнит он. – А с моими связями мы станем продавать наше вино во всех землях Германии.
– «Поммери» больше не будет делать вино, и мне не нужна ваша помощь. – Я ныряю в толпу, оставив Вольфа стоять с разинутым ртом.
Мэр Верле перерезает широкую голубую ленту, и толпа бросается поздравлять его. Я жду возле платформы, пока промышленники и политики жмут ему руку. У мэра поседела борода, а любовь к мучному расширила талию. Но все-таки он видный и элегантный мужчина в длинной норковой шубе и черном смокинге с кремовым бархатным жилетом и шелковым галстуком.
Когда Реймс нуждается в том, чтобы идти в ногу с прогрессом, мэр Верле быстро улучшает ситуацию. Вероятно, его упорство и энергия были теми чертами, которые вдова Клико увидела в своем молодом работнике тридцать лет назад, когда сделала его своим партнером. Теперь Верле управляет всем шампанским домом Клико. Кто лучше него научит меня, как делать шампанское?
Мэр спускается с платформы, видит меня и виновато улыбается.
– Мадам Поммери, простите, что я не навестил вас.
– Примите мои поздравления, месье Верле! Вы сделали нашему городу такой замечательный подарок.
– Северная железная дорога открывает для нашей промышленности всю Францию и другие страны. – Он глядит поверх моей головы на ждущих его «отцов города».
– Кстати о промышленности. Возможно, вы слышали, что я занимаюсь теперь винодельней «Поммери», – говорю я. – Мне очень важно научиться всему, что только можно. Могу ли я попросить вас об экскурсии на винодельни «Клико»?
– Но мы производим шампанское, – говорит он. – Это вдвое сложнее, чем вино.
– Вам будет удобно сделать это завтра пополудни? – спрашиваю я.
Он деликатно кашляет.
– Боюсь, что нет, мадам Поммери. Наши методы уникальны, и я не имею права делиться с кем бы то ни было технологиями изготовления шампанского, на разработку которых вдова Клико потратила всю жизнь. А теперь, извините, я должен встретиться с другими гостями. – Он проходит мимо меня и обменивается рукопожатием с Вольфом.
У меня не остается иного выбора, как взять все в собственные руки.
* * *
Мы подъезжаем к Шато де Бурсо с его башнями и башенками, высокой крышей, украшенной декоративными коваными решетками, отдельно стоящими флигелями, арками окон на узорчатых фронтонах. Все это отражается в обширном пруду. Луиза вне себя от восторга, оттого что побывает в настоящем замке.
Невысокий, коренастый мажордом ведет нас по широким коридорам, соперничающим с элегантными чертогами Версаля. Несколько черных матаготов пробегают по коридору словно суслики в виноградниках. Дворецкий игнорирует их и выходит через зимний сад под стеклянным куполом на веранду, окруженную желтыми форсинтиями и розоватой магнолией. Но мой взгляд привлекают не цветы, а золотые кудри вдовы Клико. Они сияют так, словно художник в последнюю минуту нанес на свою картину блики. Вдова не поднимается на ноги, как т