Он сворачивает в помещение, наполненное рядами бродильных чанов; они вдвое больше наших. Когда работники видят Верле, они ускоряют темп. Я отмечаю: надзор делает работу более производительной. Мы идем мимо пятидесяти или шестидесяти чанов с этикетками vins de reserve. От подвала отходят коридоры, наполненные бочками, на которых обозначены виноградник и год. Я пишу: посетить виноградники в Бузи, Верзене, Верзи.
– Здесь так много разных виноградников и так много винтажных вин. Откуда вы знаете, что нужно купажировать друг с другом?
– Чтобы делать выдающееся шампанское, нужен талант. – Он стучит пальцем по своей ноздре. – Мадам Клико – Le Nez.
– Нос? – спрашиваю я.
– У нее невероятное обоняние. Она может определить свойства винограда, почву, погоду после одного дуновения их букета. Она десятки лет работала с нашими виноделами.
– А этому можно научиться? Стать Le Nez? – Я дотрагиваюсь до моего необычайно обычного носа.
– Другой вдовы Клико никогда не будет, – усмехается он.
– Я и не намереваюсь занять ее место. – Но, может, появится какая-нибудь мадам Поммери?
Мы входим в пещеру, где работники вынимают пробки из горлышка бутылки и добавляют жидкость.
– Я полагаю, что они удаляют мертвые дрожжи, про которые вы говорили. Но что они наливают в бутылку?
Он плотнее кутает шарфом шею.
– Это называется le dosage, и рецепт меняется в зависимости от вина, которое мы разливаем по бутылкам, и от того, что нужно для достижения полного потенциала.
– Вы можете пояснить?
– Дозаж зависит от того, когда распустились листья винограда, сколько солнца получил виноградник, как были подрезаны виноградные лозы.
– Но что это конкретно?
– Мадам, вы испытываете мое терпение. Это все равно что спрашивать рецепт суфле. – Он хмурится и смотрит на золотые часы. – Я покажу вам наши les crayeres, крайеры, и потом должен уйти. – Он ведет меня через пещеры, где пахнет сырой землей, словно на поле после дождя. – Римляне добывали здесь мел в I веке нашей эры. Теперь это прекрасное хранилище для шампанского.
– Добывали мел? Он использовался в строительстве?
Он поднимает кусок мела и крошит его в руке.
– Мел слишком мягкий для этого. Мел использовали как удобрение, как чистящее средство, для дубления шкур животных и как раствор для кирпичной кладки.
Тысячи темно-зеленых бутылок лежат в стеллажах по обе стороны коридора.
– А бутылки обязательно зеленые? – спрашиваю я.
Он фыркает.
– Позвольте сказать вам прямо. Производство шампанского – вовсе не элегантное, гламурное занятие, приличествующее женщине вашего положения. Дело опасное, а заработать на нем невозможно. Ваш супруг жаловался, что ему трудно делать красное вино, а шампанское – другой, более высокий класс сложности и капиталовложений.
Его предостережение грызет мои кости, словно дубильная кислота.
– Я учту ваши слова, мэр Верле.
Внезапно взрыв сотрясает меловые стены и все помещение. Рядом со мной на стеллаже взрывается бутылка. Я ударяюсь плечом о твердую стену и защищаю ладонями сердце. Осколки стекла впиваются мне в руку, словно стрелы в глаз быка.
Верле толкает меня к лестнице. Когда мы выходим на улицу, кровь льется по моим суженным от запястья до локтя рукавам.
Верле перевязывает мне руку своим носовым платком с вышитым якорем вдовы Клико и завязывает узлом.
– Пойдемте. Я отведу вас к доктору Дюбуа, – говорит он и направляется на рю Клэр. Мы проходим мимо «Отель-де-Виль», где с ним здороваются несколько советников.
– Идите на совещание, мэр. Я сама дойду до доктора, – говорю я.
Он глядит на советников и снова на меня.
– Пусть доктор Дюбуа пришлет мне счет. – Он приподнимает шляпу и поднимается по ступенькам.
Внутренний голос подсказывает мне, что это мое последнее приглашение к вдове Клико. Факты, которые я узнала, крутятся в моей голове, словно листья в бурю. Там много аспектов; мне нужно учесть их все, а красное вино и так трудно делать. Зачем мне двойные трудности?
10
Как научить старую обезьяну кривляться
Другие виноделы тоже отказываются учить меня, как делать шампанское. Так что я сижу в библиотеке Реймса и поглощаю каждую книгу на эту тему, какую только могу найти. Отец Питер устраивает для меня визит в бенедиктинское аббатство Овиллер, где Дом Периньон когда-то первым сделал шампанское для Людовика XIV.
И все же, когда в винодельню приезжают повозки с виноградом, я теряюсь и чувствую себя как белка, собирающая грецкие орехи накануне урагана. Если мой первый сезон шампанского окажется неудачным – а это может случиться по дюжине причин, – я стану посмешищем для всего Реймса: вдова, вообразившая, что она умнее покойного мужа. Хуже того – возможно, тогда я буду вынуждена принять предложение Вольфа и сделать его партнером.
– Скорее, мамочка. – Моя маленькая молния, Луиза, тянет меня за руку к повозкам. – Месье Васнье нужна моя помощь. Он попросил меня пробовать виноград.
– Это очень важная работа, – говорю я дочке. – Ты у нас самый главный дегустатор винограда.
– Ты слышал, Феликс? – Она качает пальчиком перед котом, растянувшим узкое тело на солнечном пятачке. – У меня важная работа.
Я смеюсь, но вдруг вижу, как Рейнар Вольф, сунув кулаки в жилетку колбасного цвета, наблюдает за разгрузкой винограда.
Я наклоняюсь к Луизе.
– Иди же и помоги месье Васнье.
Она убегает в сопровождении Феликса, ее крошечные башмачки задевают длинную юбку.
Вольф гладит имбирную щетину на лоснящемся красном лице.
– Мадам, я отлично помню, как вы сказали мне, что больше не хотите делать вино и поэтому не нуждаетесь в моей помощи в винодельне. Вы лгали мне?
– Мы не делаем вино, месье Вольф. – Я прохожу мимо него в винодельню, где работники под надзором Васнье перегружают виноград из повозки на площадку. Луиза выбирает стебли и гнилые ягоды, а Дамá несет виноград к прессу. Меня охватывает гордость, оттого что все так слаженно работают вместе.
– Каким образом вы купили новый пресс? – Рыжие брови Вольфа сходятся на переносице.
– Вы только посмотрите на его производительность. – Я хлопаю по полированной клепке бочки и вовсе не намерена говорить ему, что новый виноградный пресс пока еще не оплачен и что мне требуется так много другого оборудования для купажа и розлива вина по бутылкам.
– Пресс вам не по бюджету, уверяю вас. – Губы Вольфа кривятся, словно он съел прокисшую квашеную капусту.
Васнье наклоняется и подбадривает Луизу. Его зеленые глаза озаряет улыбка. Ему надо чаще улыбаться.
Когда корзиночный пресс наполняется доверху, Жильбер, давильщик, поворачивает рукоятку; мускулы на его спине дергаются от усилий. Деревянная плита опускается на виноград, давит его, и сок льется сквозь щели между вертикальными клепками.
Я поднимаю руку и останавливаю его.
– Жильбер, не так сильно. Помягче. Я не хочу, чтобы кожица дала цвет.
– Но это ведь пино нуар, – сердится Жильбер. – Черный виноград. Чем больше цвета, тем лучше вино.
– Мы сейчас не делаем красное вино, – говорю я.
Все работники поворачиваются ко мне, словно я сказала, что Наполеон ходил голый.
– Мы делаем шампанское, – говорю я им.
Все глядят на меня разинув рот, за исключением Дамá – тот несет очередную корзину на давильную площадку.
Жильбер снимает фригийский колпак и чешет в затылке.
– Простите, мадам, но мы ничего не знаем о том, как делать шампанское.
– Требуются годы на то, чтобы освоить методы, – говорит другой работник. – А все шампанские дома держат их в секрете.
Утреннее солнце льется в двойные двери амбара. Я вижу недоверие и смущение на испачканных виноградным соком лицах работников.
Васнье останавливается на краю давильной площадки.
– Мадам Поммери, простите, что я так говорю, но зачем нам делать шампанское, когда на рынке уже доминируют «Вдова Клико» и «Моэт»?
– Вы правы, – соглашаюсь я. – Вы все правы.
Рейнар Вольф разражается смехом.
– Значит, все это шутка?
Мужчины с заметным облегчением присоединяются к нему.
– Хорошо пошутили, мадам Поммери.
– Подождите. Не так быстро. – Я выставляю перед собой ладони. – Месье Васнье, вы привели хороший довод. Но мы и не собираемся копировать «Вдову Клико» или «Моэт». Мы сделаем что-то абсолютно уникальное: шампанское «Поммери».
– «Поммери» обанкротится, а банк не может позволить себе убытки, – зло фыркает Вольф.
Подвальная крыса бежит по дощатому полу, и Феликс бросается к ней. Банкир отскакивает от крысы, но наступает на хвост Феликсу. Матагот широко раскрывает свои золотистые глаза, издает пронзительный кошачий вопль и впивается длинными когтями в ногу Вольфа. Сквозь брюки банкира брызжет кровь.
Вольф пинает Феликса ногой, а кот мгновенно взбирается по корпулентному телу немца и рвет на его голове волосы, словно пучки травы.
– Уберите этого адского кота от меня! – орет Вольф.
Луиза топает ножкой.
– Феликс, ко мне. – Матагот прыгает с Вольфа и бежит к ней.
Банкир поправляет волосы на поцарапанном лбу.
– Мадам Поммери, ваш залоговый кредит привязан к производству красного вина. Если вы делаете шампанское, вы берете на себя риск, и банк не может его поддержать. Мы аннулируем кредит и подадим на вас в суд за мошенничество. Ваша винодельня будет закрыта, а эти люди потеряют работу. – Он проверяет свои раны. – Вам это ясно?
Мои работники пронзают меня кинжалами взглядов, словно я тут главный злодей.
Звучит колокол Реймсского собора, звон вибрирует в моих костях. Если я сейчас проявлю слабость перед Вольфом, другого шанса у меня не будет.
– «Поммери» переходит на шампанское.
Вольф подходит к площадке и обращается к работникам.
– «Клико» набирает людей. Если кто-то из вас хочет получить рекомендацию, я дам ее.
– У нас есть заказчики на шампанское, мадам Поммери? – спрашивает бочар.