– Мы еще не сделали шампанское, – отвечаю я. – Но мы должны верить в себя.
– Простите, мадам, но я не могу так рисковать моей карьерой. – Он снимает фартук, кладет его на мешок свекловичного сахара и уходит с Вольфом и дюжиной других мужчин.
– Если вы передумаете, дверь для вас открыта, – кричу я им вслед, понимая, сколько отчаяния звучит в моем голосе. Разве я вправе их винить? Риск реален, я не могу это отрицать. Разве я думала об их благополучии, принимая свое решение? Честно признаться, не думала. И вот к чему привела моя самоуверенность.
* * *
Анри Васнье, Жильбер и Дамá остаются. Теперь ждут своей очереди уже три повозки, другие на подходе. Как мы вчетвером выполним работу двадцати человек?
Я закатываю рукава.
– Ваша верность будет вознаграждена. Эта страда будет тяжелой, но мы выдержим. Месье Васнье будет грузить виноград в пресс.
– Пожалуйста, зовите меня Анри, – просит он. Еще когда он был учеником, Луи всегда обращался к нему «месье Васнье», хотя других работников звал по имени.
– Как скажете, Анри. – Я киваю. – Жильбер будет давить сок – мягко. Только три раза. – Я наклоняюсь и гляжу в глаз Дамá, чтобы он читал мои слова по губам. – Твоя работа – переливать сок в бочки быстро, чтобы он не окрасился. Я буду писать на бочках сорт винограда и расположение виноградника. Итак, мы делаем шампанское!
– А я и теперь буду проверять виноград? – спрашивает Луиза.
Васнье подхватывает ее и ставит на площадку возле открытых дверей амбара.
– Конечно! Ты самый главный инспектор винограда.
Выжимка сока обычно бывает самым веселым временем для виноделов. Но без опытной команды у нас получилась гонка, мы работаем наперегонки с временем, чтобы успеть выжать сок, прежде чем виноград испортится.
В следующие две недели мы неустанно работаем. В амбаре потрескивает напряженность. Васнье, встревоженный и требовательный, хватается за те клочки знаний, которым он научился у моего мужа. Когда я задаю ему вопросы, он отвечает нервно и неуверенно. Дамá работает молча. Иногда он вглядывается в наши лица, вероятно, пытаясь понять, что происходит.
Вдобавок к нашему хаосу Люсиль, нянька Луизы, уезжает в Страсбург на похороны кого-то из родных, оставив на мое попечение энергичную пятилетнюю дочку. Ну, не только на мое. Дамá присматривает за ней, когда она бегает с Феликсом вокруг мешков сахара, которые я купила, чтобы добавлять в шампанское.
Работая в одиночку на прессе, Жильбер срывает спину. Я привожу к нему доктора Дюбуа. Он прописывает эвкалиптовую мазь и чередующиеся компрессы из горячего песка и льда – и неделю постельного режима, который мы не можем в данный момент себе позволить. Он настаивает на том, что должен надзирать за прессом, поэтому я приношу из дома перину, и он говорит Васнье и Дамá, что надо делать.
Я вынуждена отправить остальные повозки с виноградом назад.
– В этом году вы нарушили контракт, и мы к вам не вернемся, – заявляет мне перевозчик.
Эту проблему я решу потом. Сейчас мы должны выжать сок и разлить его по бочкам.
11
Нельзя быть сразу в двух местах
Апрель 1861 года. Адольф Юбине подхватывает меня за локти и целует в обе щеки.
– Ах, мадам Поммери, как я скучал без вас.
Молодой парень, незнакомый, протирает пыль на полках с модными безделушками – цветами из бархата, украшениями и чучелами птиц.
– Желаете шампанского? – Юбине показывает на запотевшее ведерко со льдом.
– Сейчас всего девять часов. Я даже кофе еще не пила, – смеюсь я.
Юбине хлопает в ладоши.
– Пьер, принеси мадам Поммери кофе с молоком, да молоко чтоб подогрели.
Гибкий и стройный Пьер бежит в заднюю комнату с тряпкой в руке. На ногах у него балетные тапочки.
– Как я вижу, у вас новый помощник, – говорю я. – А что случилось с Густавом?
У Юбине краснеют уши.
– Молодые бездельники. Нельзя на них положиться.
Юбине, обходительный и разговорчивый с клиентами, деспотически требователен к своим помощникам, которые днем работают в лавке, а вечером составляют ему компанию. Мальчишек он находит, вероятно, в «Ла Перль», гламурном убежище от враждебного общества.
Юбине предлагает мне мягкое кресло цвета фуксии возле столика.
– Как вам рабочие платья, которые мы сшили? – Он сидит напротив меня, сцепив пальцы на коленях. На его ногтях безупречный маникюр.
– Рабочие платья хорошие, но я обнаружила, что мне нужно что-то совсем другое.
Пьер возвращается, танцуя, и несет фарфоровую чашку горячего кофе с молоком, как раз то, что мне нужно в это утро.
Юбине небрежно машет ему.
– Виктор, продолжай уборку.
Пьер гримасничает.
– Вы ведь сказали, что его зовут Пьер, – шепчу я.
– Пьер, давай, давай! За уборку.
Пьер исчезает, и Юбине поворачивается ко мне.
– Скажите мне, что у вас в вашей прелестной головке.
Во мне бурлит восторг, я хочу поделиться моей новостью.
– Мы начали делать шампанское! Но не просто шампанское. Я хочу создать совершенно другое шампанское. Освежающее. Самое замечательное шампанское на свете!
Юбине хлопает в ладоши и сжимает руки.
– Конечно же вы создадите его, ma cherie.
– И мне требуется новый гардероб, такой, как я придумала. – Я лезу в сумочку за эскизами, над которыми я долго работала.
Юбине рассматривает мои рисунки.
– Мадам, ваши эскизы напоминают об утраченной элегантности. Но они в чем-то и современные. Позвольте, я принесу образцы ткани.
– Ничего черного. – Слова застревают у меня в глотке. Черная одежда вытягивала из меня жизнь.
Юбине залезает на передвижную библиотечную лестницу и выбирает ткани на верхней полке.
Мои пальцы гладят чувственные шелка, богатый бархат, пушистую шерсть. Меня завораживают сияющие оттенки синего: сапфир, индиго, лазурь, кобальт.
– Луи говорил, что он может определить мое настроение по цвету моих глаз.
– Я обратил внимание на ваши глаза сразу, как только мы познакомились, – они глубокие и турбулентные, как океан, – говорит Юбине. – Под спокойствием скрываются бунт и решительность.
– Да что вы говорите? – Я смеюсь, перебирая образцы.
– Превосходный выбор, мадам Поммери, – говорит он и приносит мне корзинку с отделочными материалами. Я перебираю блестящие шелковые ленты, затейливые кружева, многослойную кайму. Мое настроение поднимается, словно забродивший сок в бочках.
– Таков ваш секрет продаж? – спрашиваю я. – Соблазнять и возбуждать клиентку, пока она не поверит, что сама решила купить дюжины платьев, украшенных вашей самой дорогой отделкой?
Он привстает на цыпочках и расправляет плечи.
– Между прочим, я разработал кое-какие методы, когда был виноторговцем в Лондоне.
– Я забыла, что вы продавали вино. – Восторг бежит по позвоночнику, подавая мне сигнал.
– Я продавал только лучшие вина в самые престижные рестораны и бары, – говорит он, подкручивая мизинцем кончик уса. – Я скучаю по друзьям, по опере, симфоническим концертам, галереям, лондонскому театру.
Пьер возвращается с метелкой из перьев и небрежно смахивает пыль с безделушек. Но Юбине сидит, положив подбородок на руки, весь в тоске по Лондону.
Шаг получится дерзкий, но можно рискнуть.
– Знаете, «Поммери» очень сильно выиграет, если в Лондоне будет ее агент по продажам. Такой, кто может продавать предметы роскоши высочайшего качества.
– Какая блестящая мысль! – Он прижимает руку к груди и воздевает глаза к нему. Потом его подбородок падает на грудь. – Но увы, вы не можете позволить себе мою скромную персону. Мой брат платит мне процент с продаж. – Он шепчет абсурдную цифру. Я ахаю.
– Я никогда не смогла бы позволить такое жалованье. Мы пока только начинаем.
– Не жалованье, мадам. Комиссионные с продаж, которых у вас никогда и не будет без моей помощи. – Он пожинает плечами. – Я увеличил в три раза продажи моего брата.
– Боюсь, что «Поммери» в данное время не может позволить себе это, – разочарованно говорю я.
Он записывает мой заказ со своим обычным блестящим апломбом.
– Мадам Поммери, для меня всегда удовольствие быть вам полезным. – Он целует на прощанье меня в щеки.
Идя домой по многолюдным улицам, я не могу отделаться от навязчивого видения – экспансивный Юбине продает в Лондоне шампанское «Поммери». У своего порога я поворачиваюсь и иду назад в лавку. Весело звякает звонок, когда я толкаю дверь.
Юбине выходит из задней комнаты, раздвинув бархатные гардины.
– Что вас так долго задержало? Почему вы сразу не вернулись?
* * *
Каждый год в октябре мы празднуем День святого Ремигия в память о том, как святой епископ Ремигий крестил в 496 году первого короля франков Хлодвика священным миром, которое принес с небес ангел в виде голубя. Потрясенный таким чудом, король Хлодвик обратил в христианскую веру язычников Франции.
С нашей скамьи мы с Луизой смотрим на процессию голодных, калек, душевнобольных, изгоев и блудниц, которые стоят в очереди, чтобы получить у отца Питера миропомазание.
– Мамочка, почему они такие бедные? – спрашивает Луиза.
– Они не виноваты. Многие из них просто родились в бедной семье.
– А мы бедные, мамочка?
– Нет, моя милая, нам повезло, у нас есть работа и еда, и мы должны помогать тем, кому повезло меньше, чем нам. – Пока довольно объяснений. Со временем я объясню дочке сложную классовую систему, которая делит нас по праву рождения, роду занятий, благосостоянию, политическим и религиозным взглядам.
В храме душно, в воздухе витает запах отчаяния. По моей щеке катится слеза, но мне жалко не себя. Несмотря на новые расходы на лондонский офис для Юбине и необходимость нанять новых работников вместо ушедших, у нас все-таки есть мой особняк на городской площади и моя винодельня. Склонив голову, я стою на коленях, осеняю себя крестом и благодарю Всевышнего за все, особенно за моих детей. За умненькую Луизу, донимающую меня вопросами, и за самостоятельного и взрослого Луи.