– Мамочка, это Святая Дева Мария?
Я смеюсь, внезапно развеселившись.
– Это Бона Деа, древнеримская богиня доброты, которая защищает женщин, внося перемены в их жизнь. Она представляет такие женские качества, как честность, храбрость, здоровье и богатство.
Луиза пьет шоколад и разглядывает шоколадную богиню.
– Мамочка, а у Девы Марии есть шоколадная статуя? – Дочка наклоняет голову набок и лукаво улыбается.
Я щиплю ее за нос, она смеется.
– Нам надо спросить об этом отца Питера. Ты готова посмотреть на наш киоск шампанского?
– Да-да, мамочка, я готова, – улыбается она.
Я хватаю сумку с декором, которую забыла отдать моим мужчинам. Когда мы доберемся до нашего киоска, выставка вин уже откроется, и все мои изысканные придумки будут никому не нужны.
Толпа становится все гуще, и я с трудом проталкиваюсь сквозь нее. Меня поражает разнообразие шляп: блестящие шелковые цилиндры, экзотические меховые шапки, тюрбаны, фетровые шляпы «джон булль» с плоским верхом и узкими полями, котелки, фуражки «белл-кроун» с козырьком и широкой тульей, дерби, соломенные шляпы «гранде». Разнообразные женские шляпы с плюмажем, вуалью, лентами, цветами и птицами. Моя намокшая шляпка с виноградной лозой отяжелела и лишает меня остатков уверенности в себе. Когда я наконец вижу павильон шампанского, Луиза дергает меня за рукав.
– Мамочка, мне нужно в toilettes. – Она морщит носик.
– Ты можешь немножко потерпеть? Нам нужно дойти до киоска «Поммери».
Она уже приплясывает. Ей надо срочно.
– Кажется, я видела toilettes у входа. – Я веду ее назад через толпу, крепко сжимая сумку с декором и руку Луизы. Где же Благая богиня, когда она так мне нужна?
* * *
Стеклянная оранжерейная крыша павильона шампанского, по замыслу архитектора, должна была бы освещать выставочное пространство солнечным светом, но вместо этого, по-моему, несет сюда грозовой полумрак.
Посетители толпятся возле киосков в ожидании своей очереди пробовать шампанское, но я держусь центра и пробираюсь вперед. Я не знаю, где киоск «Поммери», но он где-то здесь. Грудь вздымается от эмоций при виде лучших домов шампанского и людей, которых я знаю двадцать пять лет, с тех пор как невестой приехала в Реймс. Мои земляки и друзья приехали сюда, на мировую сцену.
Но все же они могли бы больше постараться, чтобы произвести впечатление. Их столы скучные, словно они представляют банки или фабрики. Каждая винодельня выглядит так же, как и остальные – круглый дегустационный столик и люди в скучной одежде. Я машу им рукой, но они слишком заняты, чтобы обратить на меня внимание. Некоторые хмурятся, словно я не бывала у них дома или не занималась благотворительностью вместе с их женами. Мэр Верле небрежно дергает головой и возвращается к своим клиентам. Что вселилось в этих людей? Они такие мрачные, словно сидят в кресле дантиста, а не представляют свое шампанское на Всемирной выставке в Лондоне.
Столик «Поммери» стоит в самом конце, рядом с ним никого нет. Луи, Анри и Юбине растерянно глядят по сторонам. Возле них никакой очереди. Ни одного посетителя.
Анри протягивает мне фужер шампанского.
– Сделайте вид, что вы посетительница. – Холодное шампанское прекрасно освежает, но пока не дозрело, это точно.
– Неплохо, – говорю я. – Почему у нашего ларька никого нет?
– Все в восторге, что могут попробовать продукцию больших домов шампанского, – говорит Юбине. – О «Поммери» никто не слышал, ПОКА не слышал.
– Мы должны изменить ситуацию, верно? – Я раскрываю сумку, которую таскала с собой, и протягиваю Луи отрез ярко-голубого тюля со сверкающими слюдяными блестками. – Помоги мне украсить наш киоск. Повесь эту ткань над вывеской, чтоб было похоже на театральный занавес. Постарайся сделать аккуратно.
Юбине помогает ему повесить длинный кусок сверкающего тюля над вывеской. Вскоре наш киоск становится похожим на шатер. Мы с Анри накрываем стол радужной сапфировой тканью и завязываем углы серебряными ленточками. Луиза помогает мне наполнить льдом медную чашу для пунша и положить в нее бутылки «Поммери». Мы отходим на шаг и любуемся нашей работой.
К нашему столу направляется Верле в сопровождении других седовласых производителей шампанского. Как мило с их стороны, что они приветствуют меня.
– Мэр Верле, как я рада видеть вас снова. – Виноградины свисают с моей шляпки почти до щеки. – Выставка волшебная, правда? Весь мир хочет попробовать наше вино.
– Мадам Поммери, вероятно, тут какая-то ошибка. Здесь павильон шампанского, а вы делаете красное вино. – Он упирается кулаками в бока.
– Месье, теперь «Поммери» дом шампанского. – Взяв запотевшую бутылку, я наливаю шампанское в бокалы, стоящие на серебряном подносе. – Я буду польщена, если вы, месье, попробуете его.
Никто из виноделов не трогается с места, поэтому я протягиваю бокал мэру. Тогда у остальных не остается другого выбора, как попробовать мое шампанское.
Верле держит бокал подальше от лица, словно ему неприятен запах.
– Всемирная Лондонская выставка показывает все лучше, что есть на свете. А вы новичок.
– Я очень внимательно прочла правила выставки, – спокойно возражаю я, не показывая свое смятение. – В правилах ничего не сказано о том, как долго нужно делать шампанское.
– Вы лучше многих понимаете негласные правила, – возражает Верле.
– А-а, правила. – Теперь внутри меня все бурлит от негодования. – Вообще-то трудно сначала выучить много правил, чтобы потом рассуждать о негласных правилах. Вы согласны со мной, мэр?
Он нюхает шампанское, и его ноздри трепещут. Он делает глоток. Остальные следуют его примеру. Перекатывая жидкость во рту, он хмурится, потом морщится и втягивает воздух. Глотает шампанское и смеется.
– Мадам Поммери, моя дорогая. – Он поднимает кверху палец. – Вы забыли про дозаж и добавили мало сахара. Шампанское слишком кислое. – Он хмыкает и глядит на других виноделов. – Вы согласны, коллеги? Типичная ошибка начинающего. – Он выплескивает остальное шампанское в корзину для мусора.
– О нет, я не забыла про дозаж. – Я поднимаю бокал. – Я хотела сделать более сухое шампанское, поэтому добавила меньше сахара.
Мужчины посмеиваются и ставят бокалы на поднос.
Верле качает головой.
– Мадам, все пьют сладкое шампанское уже целое столетие. Вы не можете по своей прихоти изменить вкусы покупателей.
– Но если бы шампанское было не таким сладким, мы могли бы пить его за обедом, – возражаю я.
– Шампанское – не фривольная игра в ку-ку. Вы оскорбляете себя и нас, мадам Поммери. Вам не к лицу такая беспардонность. – Виноделы уходят.
Вот так мне публично сделали выговор отцы города. У меня шумит в ушах, сердце колотится о грудную клетку.
Луиза хватает меня за юбку.
– Мамочка, что такое «беспардонность»?
Я глажу ее по голове, заставляя себя дышать.
– Ничего особенного, доченька.
Луи сердито глядит на Анри.
– Я так и подозревал, что тут дело нечисто. Анри, зачем ты позволил ей заниматься этим?
– У твоей матери свой взгляд, и я думаю, что она чего-то добьется, – говорит Анри.
Юбине делает глоток, потом другой.
– Сухое, изысканное, словно пьешь воздух, – говорит он. – Английский рынок не любит сладкие напитки.
– Не потакайте ей, – говорит Луи. – Это действительно беспардонность, как сказал мэр.
– Можно мне попробовать? – Брови Луизы складываются домиком, угрожая новыми капризами, и я уступаю.
– Только глоточек.
Она пробует, морщит носик и кивает.
– Беспардонность. Слишком большая беспардонность.
– Теперь вы, маман, превратили род Поммери в посмешище. – Луи швыряет свой бокал о стенку. Летят осколки.
Луиза прячет лицо в моей юбке.
Луи уходит прочь под множеством взглядов.
Что мне делать, если очень важный для тебя человек называет тебя посмешищем?
* * *
Шотландцы в килтах и их жены в украшенных цветами шляпах пробуют шампанское у киоска «Вдова Клико». Я с ужасом узнаю моих школьных подруг и готова провалиться сквозь землю. Мы не виделись много лет, хотя они прислали соболезнования, когда скончался мой супруг. Как всегда, они богатые, яркие и красивые и мгновенно затмили всех остальных. Одеты по последней лондонской моде: тугой лиф с высоким горлом и цепочкой пуговиц спереди, белое кружево по вороту и на манжетах, юбки колоколом. Мое собственное платье все еще не просохло и забрызгано грязью.
Моя самая давняя подруга, Бетти, перекинув через руку палантин из рыжей лисы, тянет мужа к ларьку.
– Алекс! Неужели это ты? – говорит она с игривым акцентом. – Что ты здесь делаешь?
Внутренне ежась от моего старого прозвища, я растягиваю губы в ослепительной улыбке. Ее глаза затуманиваются слезами, когда она целует меня, как я ее учила. А я ну совершенно не могу сообразить, как же правильно обращаться к ней. Бетти – это уменьшительное имя от Элизабет Мюррей-Рид-Скотт-Ливсон-Мак-Дональд-Белнесси, 8-я герцогиня Абьелл. Ее супруг – герцог Джордж Белнесси из замка Белнесси.
Она любуется моим тщательно продуманным декором, баннером «Поммери», полотнами синего тюля, медной чашей для пунша и подносами.
– Почему ты не сообщила мне, что «Поммери» участвует во Всемирной Лондонской выставке? – говорит она с упреком.
– Дорогая Алекс, как восхитительно видеть вас! – говорит герцог с шотландским акцентом, наклоняется и лобызает мою руку, выставив при этом из килта бедро – это он потерял по дороге килтпин, булавку.
– А эта юная красотка, вероятно, Луиза, – говорит Бетти.
Луиза приседает в реверансе и едва не падает, потеряв равновесие. Но потом улыбается, демонстрируя прелестные ямочки.
– Боюсь, что мне придется взять назад свои слова. – Бетти проводит пальцем по голубой шелковой скатерти. – Помнишь, как я уверяла тебя, что глупо браться за дела компании после смерти мужа? Но теперь я вижу шампанское «Поммери» среди лучших и просто не нахожу слов. – Она промокает глаза платочком с вышитыми инициалами. – Хотя я не помн