ю, была ли ты когда-то такой амбициозной, правда, Джордж?
Герцог моргает за своим моноклем.
– Скорее, Алекс была душой компании.
Я принужденно смеюсь – не очень хочется лакировать ностальгией мои юные годы. После ухода отца маман отправила меня в Великобританию, рассчитывая, что я окончу школу и познакомлюсь с верхами общества. Бетти пригрела меня на груди, сделала лучшей подругой и ввела в круг ее шотландских друзей с титулами, уходящими в прошлые столетия. Можно было бы ожидать, что они подвергнут остракизму француженку без знатного титула. Но все же при поддержке Элизабет Мюррей-Рид-Скотт-Ливсон Мак-Дональд они были очарованы жизнерадостной новой подружкой с французским акцентом и вниманием к стилю. Особенно им нравилась моя безоглядная активность, которая почти вошла у них в поговорку. Они приглашали меня в свои замки на Хогманай, шотландский праздник последнего дня перед Новым годом. Его празднуют с кострами, музыкой и поэзией. Гораздо увлекательней, чем встречать Новый год с маман и вдовыми тетками в моем безрадостном доме.
Теперь и вся остальная компания собирается возле ларька «Поммери». Целуют меня в щеки и с преувеличенным восторгом вспоминают прежние времена. Они все навеселе, и уровень шума возрастает на несколько децибел. Мои друзья-шотландцы пьют каждый день, чтобы защититься от чумы и прочей напасти, изгнать паразитов и прочее, и прочее. Короче, изобретают всевозможные отговорки.
– Мне нужен историк, чтобы вспомнить все ваши титулы, – шучу я. Они хохочут, словно я сказала что-то невероятно смешное.
Производители шампанского смотрят на них от своих столов с чем-то средним между шоком и благоговением, что существенно поднимает мое настроение.
Анри открывает бутылки с быстротой барабанной дроби. Юбине наливает свежее шампанское моим веселым шотландцам и изрекает:
– Ваша подруга, мадам Поммери, стала первой женщиной, которая изменит взгляд на шампанское. Вы действительно можете почувствовать в каждом пузырьке вкус разных сортов винограда.
Я поднимаю мой бокал.
– Lang may yer lum reek!
Луиза дергает меня за юбку.
– Что это значит, мамочка?
– Да здравствует дым из вашей трубы. – Я улыбаюсь. – Пожелание долгой, здоровой жизни.
Бетти пьет и морщится – кисло.
Изящным взмахом серебряных щипцов Юбине роняет в ее бокал кусок сахара, и она благодарит его. Юбине никогда не упускает шанс угодить потенциальному клиенту.
– Алекс, представь нас твоим молодым людям, – говорит Бетти, с любопытством разглядывая Анри.
– Анри Васнье, мой управляющий винодельней. – У меня краснеют щеки. – И месье Юбине, мой торговый агент.
Юбине подкручивает тонкие усы и отвешивает преувеличенный поклон.
– К вашим услугам. Я нахожусь здесь, в лондонской конторе. – Достав золотой футляр, он раздает мужчинам и женщинам визитные карточки с гравировкой. Разумно. Очень разумно.
– Значит, мы можем делать у вас заказы? – спрашивает герцог.
– Абсолютно, ваша светлость. – Юбине хватает книгу заказов в кожаной обложке. Герцог диктует огромный заказ, другие мужчины смотрят.
Мое измученное сердце пляшет от радости.
Следующий заказ делает Лахлан Бейл, 11-й граф из замка Стелларман, посланник королевы Виктории, член Палаты лордов и президент Королевского общества лучников. На нем новый килт, который каждый год шьется у лучших шотландских портных в паре со сделанным на заказ кашемировым жакетом с медными пуговицами, на которых выгравирован герб Стеллармана, чтобы никто не забывал, кто он такой. Я не могу сказать ничего о его манерах: он строго следует этикету, кланяется, целует мне руку и обращается ко мне по имени. Но все же его взгляд никогда не оживляется, глядя на меня. Я замечаю, что и с другими женщинами то же самое. Он предпочитает мужскую компанию.
Элен, его жена, графиня Уоллес-Гордон-Гибсон-Расселл-Хантер-Фергюсон-Стелларман, делает глоточек и трясет рыжими локонами, скрепленными золотой заколкой с гербом Стелларманов.
– О! О! Боже! Я не ожидала этого.
Подражая Юбине, Анри бросает в бокал Элен кусочек сахара и подливает ей шампанского.
– О, так гораздо лучше, – говорит она. – Почему ты не стала художницей, Алекс? Ты всегда мечтала стать художницей. Ты рассматривала в музеях каждую картину. Без тебя я никогда бы не изучила гуманитарные предметы.
Пока мы с шотландскими леди предаемся воспоминаниям, Анри вновь наполняет наши бокалы, используя технику, которой я его научила. Рука охватывает бутылку, а большой палец поддерживает ее под дно. При этом он обаятельно улыбается из-под пушистых усов. Леди собираются вокруг него, словно пчелы вокруг куста роз, чтобы посмотреть на такой элегантный способ. Он помогает каждой леди правильно держать бутылку. Его руки накрывают их пальчики. Они жеманничают и хихикают. Их чрезмерная суета раздражает меня, хотя я не понимаю причину.
– Алекс, раз уж ты в Британии, тебе действительно надо заглянуть в замок Стелларман, – говорит Элен. – Хм, второй бокал гораздо лучше первого.
– А третьи бокалы всегда еще лучше, – смеюсь я. – К сожалению, я не могу поехать в Стелларман. Я путешествую с дочкой.
– Замок, мамочка? – Луиза дергает меня за рукав. – Настоящий замок?
Графиня хмуро глядит на Луизу.
Бетти привстает на цыпочки и неистово машет рукой в перчатке высокому рыжеватому мужчине, стоящему чуть поодаль.
– Йо-ху, Шон! Шон! Иди сюда, поздоровайся с Алекс!
Она машет мне и жестом зовет его. И – вуаля! Барон Шон Мак-Нейл, он же Родерик Неистовый, идет ко мне, мелькая голыми коленками. Взгляд его голубых глаз пронзает меня, словно молния. Coup de foudre. Удар молнии.
Он целует меня в щеки, и я поражена запахом моря и вереска – сердце бьется возле горла. Чтобы прийти в себя, я отворачиваюсь и наливаю ему шампанское.
– Мое первое винтажное шампанское, – говорю я, протягивая бокал.
Он пьет, и его сильная челюсть шевелится. Она такая же крепкая, как двадцать шесть лет назад, когда мы лежали в объятьях друг друга в замке Кисимул. Шон повез меня туда, чтобы показать свое потерянное наследство. Глава клана Мак-Нейл был вынужден продать замок и весь остров Барра, оставив Шона ни с чем. Шон поклялся изменить свой несчастливый титул, чего бы это ни стоило. Я никогда не думала, что его амбиции разобьют мое сердце.
Бетти машет ему рукой, сверкая изумрудными кольцами.
– Уговори Алекс поехать в замок Стелларман.
Он наклоняется ко мне.
– Бетти не принимает «нет» за ответ. – Его хрипловатый голос пробуждает в моей душе воспоминания о том полном страсти лете. Но его голубые глаза потемнели от пережитой трагедии. Бетти писала мне, что его жена, баронесса Бенегал, собирала дикие цветы на утесе, когда внезапно обвалился край.
Шон допивает шампанское.
– Лучше, чем «Клико», но не такое хорошее, как «Моэт».
Я хмыкаю и улыбаюсь.
– Значит, мне надо постараться еще больше.
– Вам стоило бы поехать в Стелларман, – говорит Юбине, многозначительно взглянув на книгу заказов. – Вообще-то, я настаиваю, чтобы вы нашли время и обновили ваши дружеские связи. – Он смеется. – Особенно, раз они заказали столько шампанского.
– Вот-вот, – говорит Бетти.
– Я думаю, что мы могли бы отложить розлив на следующую неделю. – Я гляжу на Анри, чтобы он подтвердил, но он поджал губы и глядит куда-то в сторону. – Ой, верно. – Я хватаюсь за лоб. – Чуть не забыла. У нас билеты на выставку Камиля Коро в Музее изящных искусств. – Я поворачиваюсь к Бетти. – Мы давно запланировали это. Анри, когда будет эта выставка?
– Поезжайте в Стелларман, мадам, – мрачно говорит Анри. – Для вас это редкая возможность повидаться с друзьями.
– Тогда решено. – Шон протягивает Анри бокал. – В честь этого я выпью еще немного вашего шампанского.
Анри наполняет бокалы и кладет сахар в шампанское леди.
Я должна сделать это ради «Поммери», говорю я себе. Ради нашей винодельни. И это никак не связано с Шоном.
13
Молния ударяет дважды
Когда мы приезжаем в Стелларман, няньки уводят Луизу вместе с другими детьми в дальнее крыло замка. После ужина заглядываю к ней, мы молимся перед сном, и я лежу рядом, пока не слышу ее ровное дыхание.
Когда я возвращаюсь к моим друзьям, солнце уже низко висит над зелеными и лиловыми волнистыми холмами. Волынки заводят свою жалобную песню, когда лакеи зажигают вдоль тропы факелы. Розовый закат озаряет стены замка, и от такой красоты у меня захватывает дух. Вся цветовая палитра отражается в пруду. В девятнадцать лет я думала, что буду всю жизнь рисовать эти поразительные пейзажи. Я не стала бы подписывать их мужским псевдонимом, как вынуждены делать другие художницы, но моя собственная подпись, баронесса Александрин, была видна в глазах Шона, в их королевской синеве.
Какой непохожей была бы моя жизнь, если бы я провела ее с Шоном. Стоя возле замка, чтобы немного подышать свежим ночным воздухом, я гляжу на моих замечательных друзей. В курительном салоне Шон раздает сигары мужчинам, рядом, в отдельной гостиной, сплетничают женщины и пьют хайлендский ликер. По старинному обычаю они расходятся после ужина. Почему же у крестьян мужчинам и женщинам позволено собираться после ужина вместе и вести беседы у очага? И что заставляет высшие сословия разделять нас по гендерной принадлежности, богатству и исторической традиции?
После таких размышлений ловлю себя на том, что скучаю по моей подушке. Я смертельно устала после долгой дороги до замка, размещения в гостевой комнате, долгого коктейля и еще более долгого ужина. Устала изображать из себя ту остроумную девицу, которую они знали и которая развлекала их веселыми шутками, рисовала на них шаржи, затевала рискованные игры или водила при лунном свете на прогулку по вересковым пустошам.
Я уже не та девица. Теперь меня занимает другое – неясный процесс создания идеального шампанского. Идеального, по крайней мере, на мой вкус. Мой первый винтаж пока далек от идеала. Конечно, как же иначе? А следующий год будет другим из-за другой погоды и всего прочего. Однако, в отличие от вина, шампанское создается по уникальному рецепту, для этого смешивают разные сорта винограда, выросшие на разных почвах, собранные в разное время. Я наверняка пропустила какой-то этап этого процесса, иначе мой первый винтаж получился бы лучше. Но какой этап? Полночи думаю и гадаю, что же ускользнуло от меня.