– Мы с мужем стреляли в Шиньи перепелов и рябчиков. – Голос дрожит от непрошеных эмоций. – Приезжайте ко мне в утиный сезон. Занятная штука.
– Мы охотно приедем в Шиньи, если ты обещаешь готовить дичь, – говорит Шон.
– Я стреляю, – смеюсь я. – Готовит моя кухарка.
Джентльмены отдают ружья слугам, и те чистят их специальными щеточками и замшей.
Мы возвращаемся в замок.
– Это мой последний вечер, и я приглашаю вас в пять часов на террасу на дегустацию шампанского.
Герцог смотрит на часы.
– У меня два часа на сон. Превосходно.
Шон удерживает меня, остальные уходят вперед.
– Почему ты уезжаешь? Ведь ты только что приехала.
– Я получила письмо от сына, – говорю я. – Он пишет, что бросает университет, чтобы помогать мне в винодельне.
– Разве он не вправе решать сам, что ему делать? – спрашивает Шон. – Кстати, сколько ему лет?
– Ему двадцать один.
Он трет подбородок.
– Достаточно взрослый, чтобы определить свое будущее.
– Он всегда планировал стать юристом. Я не могу позволить ему отказаться от мечты ради помощи мне. – Откуда-то налетает порыв ветра, и я кутаю горло шалью. – Вдруг придется продать винодельню или даже закрыть? Тогда он останется ни с чем.
– Он мужчина. Вот и относись к нему как к мужчине. Поставь во главе винодельни и посмотри, как он будет справляться. – Шон целует мне пальцы. – А сама возвращайся в Шотландию. – Он тянет меня прочь с тропы и прижимает спиной к дереву, когда остальные мужчины скрываются за поворотом. Наклоняется, и его губы, сначала нерешительные, впиваются в меня, пылая желанием. Былая страсть вспыхивает во мне вихрем самозабвения. Его запах, прикосновения, дыхание возле моего уха. Мои ладони гладят его шею, плечи, спину; кажется, я чуть не протерла ткань его куртки. Его пылающие поцелуи стирают сословную дистанцию между нами; мое тело до боли жаждет его.
– Возвращайся ко мне, Алекс. – У него прерывается дыхание, а голос сдавлен от страсти. – Тебе понравится замок Бенегал. Виды роскошные. Будешь рисовать их или писать картины сколько душа пожелает. Мы будем ездить верхом, стрелять, играть в криббедж – да что угодно. Главное, чтобы ты была со мной. Будем жить так, как и надо нам было с самого начала.
Жизнь без денежных проблем, без проблем с изготовлением шампанского, вообще без трудностей. Я беру в ладони его грубоватое лицо – наследие многих поколений рода Мак-Нейл, моряков и пиратов.
– Шон, я не та девочка, которую ты любил. У меня семья и винодельня, требующие моего внимания.
Он хватает меня за плечи.
– Ты не можешь так легко оттолкнуть меня, Алекс. Не в этот раз.
Поднырнув под его рукой, я выскакиваю на тропу и иду прочь.
– Увидимся вечером. Я должна убедиться, что шампанское охлаждают правильно.
– Для этого есть слуги, – кричит он мне вслед.
Я отмахиваюсь, не слишком понимая, зачем бегу от него. Шон предлагает все, о чем я когда-то мечтала. Не могу отрицать, что мое сердце и тело отзываются на него, и, если я приеду в Шотландию, меня ждут дружба и любовь. Он живет так, словно сошел со страниц сказки. Он богатый, и мне никогда не придется беспокоиться, где брать деньги.
Пока я одеваюсь к обеду, мозг бурлит, перебирая варианты. У меня не так много времени, чтобы решить, что делать, поскольку я планировала уехать утренним поездом.
* * *
Как только я заканчиваю инструктировать служанку Прю, как она должна подавать шампанское, в бальный зал входит Бетти, красивая и свежая, в бальном платье с открытыми плечами, источая аромат eau de toilette a la violette, фиалковой воды. Ее светлый шиньон заколот изумрудным гребнем, плечи сверкают белизной, словно она читала роман на диване, а не играла полдня в крокет.
– О, великолепно. – Она сжимает руки с идеальным маникюром. – Я хотела поймать тебя, пока не пришли остальные. Почему бы тебе с Луизой не остаться с герцогом и со мной? Мы можем пригласить и Шона.
– Играешь в сваху, да? – спрашиваю я. – Думаю, для разговора об этом нам понадобится шампанское. – Я киваю Прю, и она достает бутылку из серебряного ведерка с колотым льдом и водой.
– Просто я подумала, что ты будешь рада побыть с ним, – продолжает Бетти. – Мы получим возможность подольше общаться, а наш грум научит Луизу ездить на пони.
Прю обтирает бутылку салфеткой и наливает шампанское медленно, чтобы не лопались пузырьки. Молодец, девочка, быстро учится.
– Луиза без ума от лошадей, – призналась я. – Но мой сын прислал письмо, где сообщает, что хочет бросить учебу, и я должна немедленно пресечь эту глупость.
Прю подносит нам бокалы на деревянном подносе с гербом Стеллармана.
– Твой Луи всегда был упрямым ребенком. – Бетти пожимает ослепительным плечом.
Конечно, она намеревалась выразить сочувствие, но ее замечание задевает меня. Я поднимаю бокал.
– Au santé.
Бетти глядит на пузырьки.
– Знаешь, вам с Шоном еще не слишком поздно возобновить отношения.
Шон и остальные входят в бальный зал.
– Легок на помине, – говорю я.
Прю подает шампанское, и я произношу тост всей группе, поочередно глядя каждому и каждой из них в глаза, а Шона оставляю напоследок.
– Выпьем за то, чтобы мы умели оглянуться назад и понять, где мы были, умели заглянуть вперед, чтобы понять, куда мы идем, и умели взглянуть на настоящее, чтобы понять, когда мы зашли слишком далеко. – Я улыбаюсь и чокаюсь со всеми, а сама мысленно молюсь, чтобы Шон все понял и избавил меня от мучительных объяснений.
* * *
Но Шон не знает удержу и ведет себя так, словно у нас уже все решено; садится рядом со мной за обедом, шепчет мне на ухо интимные секреты, касается моих голых рук и плеч при любой возможности. После трапезы он ведет меня на середину зала, где играет оркестр, и мы танцуем один танец за другим, охваченные восторгом и романтикой. Танцуем игриво и рискованно, как когда-то, наши тела дразнят друг друга. Переводя дух, пьем шампанское, находим темный альков и ласкаем друг друга. Наши друзья отодвигаются куда-то далеко, и мы только вдвоем.
Эту ночь я провожу с Шоном, наслаждаясь его жадными руками, поочередно ласкающими чувственные места на моем теле, которые я так долго игнорировала.
После нашей первой неистовой страсти он замедляет ласки, позволяя телам вспомнить, как мы движемся вместе, утоляя то, к чему стремились. Мы оба изменились и делимся новыми способами доставить удовольствие друг другу. Шон был моим первым любовником и учил меня этому танцу. Испытывая это снова, я открываю важную часть себя, давно мной забытую.
Лежу, обессилев, у него на груди, он гладит мои плечи.
– Алекс, любимая, стань моей женой, – говорит он, целуя меня в темя.
Волнующее тепло его поцелуя струится вниз по шее и позвоночнику к сердцевине моего тела. Такой восторг беспокоит меня. Продлится ли он? Не успев на него ответить, я слышу ровное дыхание спящего Шона. А я лежу много часов без сна на пуховом матрасе, слишком мягком для моей спины, и размышляю, что все это значит.
Шон отыскал ту часть меня, про которую я забыла, и презентовал ее мне на бархатной подушке, словно бриллиантовое кольцо. Я чувствую себя невероятно живой, ведь рядом со мной тот, кто делит со мной эту магию. Тут такая красивая жизнь. Наша с Шоном любовь может перерасти в нечто, подходящее нам.
Но так ли это? Я провожу большим пальцем по ладони и трогаю мозоли, признаки той жизни, которую я веду после ухода из жизни Луи. Я уже скучаю по винодельне со всеми ее сложностями и хлопотами. Скучаю по Дамá и нашей команде. Скучаю по Анри и нашей с ним любви к искусству.
Встаю и одеваюсь.
– Убегаешь? – Шон опирается на локоть. Я застегиваю юбку.
– Обещала Анри вернуться к розливу вина по бутылкам.
– Может, после этого ты приедешь в замок Бенегал? – Его игривый тон удивляет меня. У меня возникает подозрение, что я нужна ему лишь, чтобы убедиться, что он добился своего.
– С удовольствием взгляну на твой замок. – Я целую свои пальцы и дотрагиваюсь ими до его губ.
Когда поезд трогается, даже веселое щебетанье Луизы не поднимает настроения. Почему я отвергла второй шанс на любовь? И ради чего? Ради мечты, слишком грандиозной для моего возраста и моих финансов. Как сказала бы маман, я откусываю больше, чем могу прожевать.
Часть II1863–1869
Нам нужно вино как можно более сухое, но без жесткости.
Оно должно быть нежным и бархатным для нёба… Но самое главное, постарайся, чтобы оно было изысканным.
14Я – знаю – все
1865 год. Луи приезжает домой из школы, чтобы «помогать» на сборе винограда. Его аргументированные утверждения, на какие способен только юрист, нарушают наш ритм. Всякий раз, когда он изрекает свои дилетантские предложения, мое сердце трепещет, подобно кролику, и меня бросает в жар и холод.
Зато Анри проявляет ангельское терпение и уделяет Луи все нужное ему внимание, никогда не показывая разочарование. В благодарность я приглашаю его на обед. Один обед превращается в многие, мы обсуждаем искусство и музыку за бутылками отборного вина.
Погода в этом сентябре жаркая, под сорок градусов, на небе ни облачка, но Луи измеряет каждую партию винограда так, словно взвешивает алмазы, и долго смотрит на прыгающую стрелку весов.
– Лучше поторопитесь, – уговаривает его Анри. – А то виноград портится.
– Вот если бы вы купили новые весы, как я просил, дело бы шло быстрей, – огрызается Луи.
– Дайте мне этот виноград и взвешивайте другой. – Анри берет корзину и отдает ее Люсиль и Луизе на сортировку.
Возчики таращат глаза и смеются над Луи, но это лишь нервирует его еще сильнее.
Дамá поправляет повязку и ждет возле пресса партию винограда. От жуткой жары его белые волосы липнут к голове, словно у новорожденного лебедя. Благодаря сноровке он повышен в