давильщики, и это его первый сезон. Мы с Анри научили его, какое нужно давление, чтобы получить насыщенный вкус вина и чтобы его не портили косточки, черенки и кожица. Мне очень хочется, чтобы у Луи хватило терпения, чтобы он учился у нас, а не настаивал на собственных методах.
Перед весами стоят уже три повозки, подъезжает четвертая. Возчик присоединяется к другим, и все с усмешкой наблюдают, как Луи уставился на прыгающую стрелку весов. Наконец она останавливается, и Луи пунктуально записывает вес.
– Теперь напишите ваше полное имя, виноградник и распишитесь, – говорит он.
Возчик ухмыляется.
– Я в школе не учился. Месье Вольф сказал, чтобы я подписывался крестиком.
Я слышала, что Вольф забрал себе несколько обанкротившихся виноградников, несмотря на сопротивление их владельцев.
– Мы не можем принять крестик в качестве подписи, – возражает Луи. – Вдруг вы потеряете деньги на обратном пути к винограднику? Что, если Вольф не согласится с весом? У нас не будет доказательства сделки.
Встав между ними, я протягиваю возчику бухгалтерскую книгу.
– Вашего крестика достаточно.
Его карандаш прорывает два листка бумаги и угольную копирку между ними, и он хватает деньги из рук Луи.
Сын отводит меня в сторону.
– Не вмешивайтесь, маман, иначе возникнет анархия.
– Единственная анархия будет, если ты соберешь очередь из повозок, – возражаю я.
– Нет-нет, пожалуйста, не торопитесь, – усмехается следующий возчик. – Чем дольше вы разговариваете, тем дольше прожариваете виноград. Нам все равно, вы нам платите.
– Ты ей говоришь, Жакоб, – гогочут остальные. – Женщины любят поговорить, верно?
Я сердито шепчу Луи:
– Взвешивай приблизительно и отправляй виноград в давильню. Пожалуй, это моя вина. Я всегда подчеркивала важность точной записи виноградников, даты, веса и сортов. Но никогда не упоминула о том, что нельзя позволять винограду портиться.
– Если я не буду аккуратным, мы слишком переплатим, – возражает Луи.
– Если виноград испортится, твоя точность будет уже не нужна. – Схватив другую бухгалтерскую книгу, я иду к следующей повозке и записываю все необходимые сведения, чтобы Луи мог просто взвешивать виноград и платить возчикам.
Подъезжают все новые повозки. Старые, важные возчики беспокоятся, что их обвинят в порче урожая на солнце. Анри уже рычит на Луи, требует, чтобы он работал быстрее, а вот Дамá с его безмолвным миром крутит колесо виноградного пресса с мастерской точностью. Три нажатия, не больше.
Сердитые возчики, хмурые работники и проклятая жара – атмосфера сгущается, как перед грозой. Но у нас нет времени на конфликты, мы должны давить виноград и наполнять бочки соком. Мне кажется, что в этом году урожай винограда вдвое больше, чем в прошлом.
Появляется месье Вольф с таким видом, словно винодельня принадлежит ему. Впрочем, так и будет, пока я не смогу выплатить залог.
– Мадам Поммери, вы не имеете права блокировать площадь Реймса вашими повозками.
– Мы работаем изо всех сил, месье, – отвечаю я певучим голосом, хотя готова выцарапать ему глаза. – Самый большой урожай, какой я видела за десять лет.
Вольф хмурится.
– Кислая бурда.
На платформе у виноградного пресса Дамá пошатывается от жары, а его веки опасно трепещут.
– Анри, вы можете помочь Дамá? Ему нужен отдых, – говорю я.
Анри катит покрытый винными пятнами бочонок к другим.
– У Дамá было бы все в порядке, если бы Луи работал быстрее. Он у нас бутылочное горлышко.
Я жестом подзываю Дамá к себе и говорю в его здоровый глаз:
– Посиди у ящика со льдом и остынь. Выпей воды. – Он кивает, а я иду на помост и берусь за колесо.
Я кручу колесо. Круглый пресс опускается вниз в бочонке. Сок спелого винограда брызжет на лицо и юбку, вызывая у меня улыбку. Мне тут нравится. Брызжущий сок, напряжение мускулов, роскошный запах винограда. Вскоре темп становится симфонией, где все инструменты звучат в гармонии.
К прессу поднимаются Луи и Вольф.
– Где вы держите деньги для возчиков винограда?
Я вытираю с лица сок основанием ладони.
– Если в сумке пусто, тогда все. Денег больше нет.
– Если вы не заплатите за виноград, виноградники больше не будет поставлять вам его, – заявляет Вольф.
– Вы можете взять деньги с моего счета? – спрашиваю я.
– У вас не осталось средств после того, как вы приобрели новый пресс, – фыркает Вольф.
Меня охватывает паника.
– Я не рассчитывала, что будет такой большой урожай.
– Она может использовать будущие заказы в качестве обеспечения по кредиту? – спрашивает Луи.
– Блестяще, Луи, – говорю я. Наконец-то его образование работает на нас, а не против.
– Заказы в качестве обеспечения по кредиту? Крайне необычно. – Вольф гладит свой двойной подбородок. – Тогда банк потребует двадцать процентов интереса за такой кредит.
– Это вымогательство, – говорит Луи.
Луиза бросает Феликсу клубок шерсти мимо плеча Вольфа, и матагот прыгает на него и карабкается по его спине, выпустив когти. Луиза со смехом бежит ко мне, словно это забавная игра.
– Уберите его, уберите! – Вольф прыгает на одной ноге, потом на другой.
Луиза пытается оторвать Феликса, но когти застряли в твидовом сюртуке банкира.
Вольф извивается и визжит.
– Снимите с меня этого адского кота!
– Десять процентов? – спрашивает Луи.
Феликс орет и выдергивает когти из ткани, разрывая тонкую шерсть, и хлещет банкира хвостом по щеке.
– Ладно, ладно, – говорит Вольф. – Десять процентов. Снимите с меня этого монстра.
Луи вынимает когти Феликса из ткани сюртука и отдает кота Луизе.
– Я добавлю к тому кредиту новый сюртук. – Вольф топает прочь, вырванный клочок ткани свисает с сюртука, словно собачий хвост.
– Подъезжают новые повозки, – говорит Анри. – Что мы им скажем?
– Принимайте виноград, а мы найдем, что с ними делать.
Анри сует руки в карманы.
– Извините, мадам, но виноград сейчас слишком спелый. Мы просто выбросим сок. Лучше поберечь деньги.
Я пробую перезрелый виноград Вкус изменился с зеленого и кислого до сладкого как джем. С таким виноградом нам не придется добавлять сахар.
– Поммери будет придерживаться соглашения, – говорю я. – Давайте виноградникам банковские расписки, и они будут оплачены из кредита.
* * *
После страды я даю всем такой нужный отдых. Люсиль, нянька Луизы, навещает родных в Лондоне, и Луи предлагает сопроводить ее – он хочет навестить своих университетских друзей. Как галантно с его стороны, ведь Люсиль стала для нас как родная.
Я еду с Луизой и Феликсом в Шиньи. В доме пыль, сад зарос, но я слишком устала, чтобы наводить сейчас порядок. Мне требуется время, чтобы расслабиться и подышать деревенским воздухом. Но все-таки я не выдерживаю и подрезаю розы. Феликс кровожадно охотится на полевых мышей, а я прошу Луизу подержать корзинку, куда собираю нежные, душистые лепестки, опадающие при первом же прикосновении.
– Мамочка, что там делают те люди? – Луиза показывает на лежащее к югу от нас пшеничное поле.
Я загораживаю глаза ладонью. Дюжины женщин и детей наклоняются и покачиваются взад-вперед, а их пальцы роются в стерне с мякиной.
– А-а, их прозвали «сборщиками». – После того как мужчины заканчивают жатву, женщины и дети подбирают зерна, пропущенные мужчинами.
– Почему мужчины этим не занимаются?
– Они не считают, что ради таких пустяков стоит работать.
– Но ведь стоит?
– Всю зиму женщины кормят свои семьи зерном, оставленным на поле, – говорю я. – Они растирают пшеницу на муку, пекут багеты и подают их горячими со свежим сливочным маслом.
Луиза поглядывает на сборщиков, а я заканчиваю последний розовый куст.
– Мамочка, куда мне положить розы? – Она нюхает содержимое корзинки, закрыв влажные веки. Носик погружается в лепестки.
– Давай мы сделаем ароматическую смесь из розовых лепестков и поможем сиротам делать сашетки? Как ты думаешь?
Ее улыбка обнажает новый постоянный зуб, выглянувший из розовой десны.
Смешиваем лепестки с тертой корицей и гвоздикой и выкладываем эту смесь на лист пергамента.
– Завтра они подсохнут на жарком осеннем солнце.
Мы сидим на невысокий каменной стенке, окружающей террасу, и смотрим, как последние лучи солнца роняют яркий свет на виноградники и пшеничные поля. Сборщики несут на голове корзинки, их силуэты движутся на фоне розового заката.
– Что мы будем делать с тем старым виноградом, про который Луи сказал, что он испортился? – спрашивает Луиза. – По-моему, ягоды очень вкусненькие.
Я глажу ее волосы, блестящие в лучах закатного солнца.
– Ну, мы посмотрим, какой будет вкус у сока, когда он забродит. Мне кажется, что из него получится восхитительное шампанское.
– Тогда получится, что мы тоже сборщики. – Она прижимается к моему плечу.
– Устами младенца глаголет истина, – говорю я, обнимая ее. Часто ли вы видите, как что-то, чему вы пытались научить ваших детей, дает свои плоды?
15Если не одно, так другое
1869 год. В апреле забродивший сок готов для купажирования. Вино прошлогоднего урожая такое же обильное, как хлебы Иисуса. Я шепчу молитву благодарности Улыбающемуся Ангелу, когда моя команда выкатывает бочки с шардоне, менье и пино нуар. Мы держим сок последнего урожая отдельно, так как он слишком перестоял еще на лозе. Луи и Анри шутят, что они разольют его по бутылкам и отдадут священникам, которые неприхотливы к винам.
Я опускаю в кюве моего «винного воришку», как мы называем стеклянную пипетку-дроппер, и пробую.
– Нужно, чтобы был более фруктовый вкус, – говорю я Анри. – Добавь еще менье.
У него дергаются усы от беспокойства. Он хочет участвовать в купажировании, но я не могу позволить этого, пока не добьюсь нужного мне вкуса.
Дамá добавляет в купаж менье. Я снова берусь за капельницу, чтобы набрать новый купаж, потом держу ее на свет. Вино по-прежнему золотое, как солома. А я беспокоилась, что менье добавит вину из-за виноградной кожицы слишком много цвета. Подняв дроппер надо ртом, я нажимаю на резинку, и вино течет мне на язык и нёбо. Вкус кислой вишни, малины, клубники и чуточку розы – со временем он станет еще лучше. Я одобрительно киваю.