– Кровать с периной проглотила меня. – Он разводит руками. – Что, остальные еще не проснулись? Мы сидели до глубокой ночи, пили виски и говорили о политике – это всегда нехорошая комбинация.
– Они ушли на пруд час назад. – Я наливаю ему кофе.
– Наконец-то мы одни. – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я подставляю щеку, потом другую для la bise. – Как я рад видеть тебя снова, Алекс.
От теплого тембра его голоса у меня бегут мурашки по декольте.
– Ты позавтракаешь? – Чтобы унять нервы, я снимаю с вешалки охотничий жакет и продеваю руки в рукава.
– Никакого завтрака. – Он допивает кофе, берет кофр с ружьем и жестом показывает на дверь. – После вас, моя дорогая мадам Поммери.
Я беру за дверью буковую трость и иду к утиному пруду. Шон рядом со мной. Вот уж никогда не думала, что в пятьдесят лет у меня будет учащенно колотиться сердце и трепетать все внутри. Вот такая чепуха. Возможно, это страх. Шон пугает меня. Вернее, не Шон, а сказочная жизнь, которую он представляет. Когда-то я так мечтала о ней.
Тогда я была настолько уверена в нашем будущем и написала маман, что жду от Шона предложения руки и сердца. Но потом, на большом обеде с нашими друзьями, его родители с гордостью объявили, что барон Шон Мак-Нейл Родерик Неистовый помолвлен с кузиной. Все наши друзья ахнули. Стыд, испытанный мной в тот вечер, жжет меня до сих пор, почти через тридцать лет.
Мы идем, я опираюсь на буковую трость. Пока еще я не вернула ее доктору, потому что лодыжка еще слаба.
– Что у тебя с ногой? – спрашивает он.
– Долгая история.
– Мне хотелось бы послушать ее.
– Может, потом, за виски.
Он стучит основанием ладони по виску.
– К сожалению, виски закончился. Твой банкир прожужжал мне уши про тебя и твою винодельню. Говорил так, словно владеет ее частью и что вы с ним очень близки. Тут есть что-то, что мне следует знать?
– Господи, нет. – Я смеюсь. – Я единственный собственник. Вольфа интересует все, что выдвигает его на первый план в империи банков. За прошедшие годы он ссужал нам очень много денег. Без его помощи я не могла бы ничего сделать.
– Значит, ты опираешься на его финансовое содействие, – говорит Шон.
– И он держит его над моей головой, как нож гильотины. – Я надуваю щеки. В лодыжке пульсирует боль, но утиный пруд уже виден. – Просто банк Вольфа держит закладную на винодельню, и в случае недостаточных доходов я буду вынуждена взять его в партнеры или все продать.
– Этого банкира нужно осадить, чтобы он умерил свои амбиции на пару делений. – Шон шумно вздыхает, адамово яблоко прыгает вверх-вниз.
– О нет, не говори ничего. – Я кладу ладонь ему на грудь. – Пожалуйста, Шон, это лишь ухудшит мое положение.
Он проводит пальцами по моему лбу, щекам и останавливает их под подбородком.
– Значит, с Вольфом чисто деловые отношения.
– Конечно.
– Тогда он не будет возражать, если я поцелую хозяйку дома. – Его губы приближаются ко мне, но они все еще далеко. Шон гладит пальцем мою нижнюю губу. Дразнит меня, и я не могу пошевелиться. Потом целует, и меня накрывает с головой волна желания.
* * *
– Где вы были? – с подозрением спрашивает Вольф, когда мы входим под навес.
Остальные охотники, замаскировавшись камышом и рогозом, не отрывают глаз от неба и поверхности пруда. Три утки лежат в корзине.
– Молодцы, вижу, что хорошо поработали. – Я хвалю подбежавших ко мне собак и чешу каждую за ухом.
– Спасибо Эмилю, сегодня у нас будет хороший обед. – Луи хлопает своего одноклассника по спине, и тот сияет.
Шон наклоняется и треплет собак по холке.
– Бретонцы?
– Французский брак, – отвечаю я, почесывая Харли. – Я купила щенков для мужа, когда он отошел от дел. Теперь соседи держат их для меня.
Шон открывает кофр и достает ружье, а в это время Вольф сыплет советами, как будто никто из присутствующих не охотился на уток ни разу в жизни. Игнорируя болтовню Вольфа, Шон вскидывает свое спортивное ружье и быстро стреляет. Несколько уток падают с неба.
Вольф опускает мушкет.
– Черт побери, это шотландский винчестер? Он лишает охоту спортивного азарта, не так ли?
Анри приказывает собакам принести упавших уток, и они с азартом мчатся через заросли тростника.
– Винтовка сделана в Шотландии самим Александром Генри. – Шон обтирает ствол ружья. – Красивая, прочная, надежная винтовка высочайшего качества и точности стрельбы.
Вольф соединяет ладони рупором у рта, вытягивает толстую шею и зовет пролетающих над головой уток. Его громкое и настойчивое кряканье больше походит на крик дикой индейки.
– Попробуйте не так резко и короче, – говорит Шон. – Утки любят спокойные звуки.
Вольф поворачивается с оскорбленным видом.
– Если хотите знать, я подзывал уток для великого герцога Мекленбург-Шверинского.
У меня встают дыбом волосы на загривке.
– Вероятно, это было на большом водном пространстве, – говорит Шон. – Но на прудах каждый аспект охоты полезно приводить в соответствие с их величиной.
Анри просматривает небо в бинокль, как всегда, неспешно и тщательно.
Вольф снова подносит ладони ко рту и издает ужасающий вопль.
– Пока что перестаньте кричать, – советует Шон. – Если утки почувствуют, что мы в отчаянии, они не опустятся на пруд.
Лицо Вольфа багровеет.
– Я проголодался. Что там будет на обед? Я люблю ваше утиное конфи.
– Ивонна готовит очень вкусную утиную грудку, – говорю я.
– Все понятно. Для высокого гостя только самое лучшее. – Вольф качает головой. – А как вы познакомились-то?
– Мы школьные друзья, – отвечает Шон. – Алекс внесла струю свежего воздуха в нашу скучную компанию с ее удушливыми шотландскими сантиментами. Она водила нас на полуночную охоту на мангуст, стреляла лучше всех и флиртовала, как Сара Бернар. – Его пылкий взгляд пробуждает во мне прежнюю, ничего не боявшуюся версию меня самой.
У Вольфа дрожат ноздри.
– Я знаю, что мадам Поммери установила в нашем городе четкие стандарты приличий. – Его лицо поворачивается ко мне. – Так кто же вы, мадам Поммери, отчаянная кокетка или опора общественной нравственности?
– Месье Вольф, вы знаете сами, что мадам Поммери неустанно работает на благо Реймса, – говорит Анри.
Вольф вскидывает подбородок.
– Это барон бросает тень на ее репутацию, а не я. Что вы скажете, мадам Поммери?
Ничего хорошего мой ответ не обещал. В старших классах школы я была бунтаркой, и моим друзьям это нравилось. Но когда я вышла замуж, с меня слетела вся бесшабашность, и двадцать пять лет я жила по правилам этикета.
– Каков ваш ответ, мадам? – не унимается Вольф.
Шон подходит к нему.
– Очевидно, у вас в Пруссии не учат в школе хорошим манерам, так что позвольте дать вам совет. Если дама не отвечает, значит, она не хочет отвечать вам.
Луи и остальные смеются.
Лицо Вольфа багровеет. Повернувшись к пруду, он снова яростно крякает по-утиному. Утки рассыпаются во все стороны. Шон достает из охотничьей куртки странную деревянную трубку.
– Ого! Что это за штуковина? – Луи разглядывает трубку, к нему присоединяется Эмиль Лубе, они ощупывают ствол, мундштук и язычок.
– Шотландский утиный манок. – Шон дует в манок и издает ноющий звук. Пять уток садятся среди деревянных приманок. Он дует снова, издав негромкие звуки, похожие на хохот. На пруд садится множество дичи – чирки, кряквы, свиязи, черные и серые утки.
– Наконец-то! – Вольф хватает винтовку Шона и прижимает приклад к ключице, что неправильно, а руки кладет на ствол. Он взводит курок, нажимает на спусковой крючок и палит по пруду, поворачивая ствол. Выстрелы морщат воду пруда. Приклад винтовки бьет в его ключицу, снова бьет и бьет, прижимая его тело к деревянной стенке.
– Verdammt, verdammt, verdammt. Проклятье! – Вытаращив глаза, он хватается за грудь. – Что это за оружие?
– Неужели все уроженцы Пруссии такие тупые, какими кажутся? – Шон поспешно поднимает винтовку с земли. – В уток надо стрелять, когда они летят, а не когда сидят на воде.
Я сажусь на корточки рядом с Вольфом, на его льняной рубашке выступили пятна крови.
– Луи, беги за доктором Лювелем.
Луи бежит по холму к домам. Анри, Эмиль и Шон подходят к Вольфу. Шон наклоняется к нему.
– Убери от меня руки, мерзавец, – рычит Вольф в лицо Шону. – Ты пытался меня убить.
На лице Шона вспыхивает ярость; задета его честь. Я поскорее даю ему уток, нанизанных на крюк.
– Пожалуйста, Шон, ради меня ты можешь отнести вот это Ивонне? А мы займемся месье Вольфом. – Хотя лично я с удовольствием макнула бы банкира в пруд.
* * *
Доктор мажет царапины и синяки Рейнара Вольфа какой-то вонючей мазью, чтобы успокоить разъяренного банкира.
Я отворачиваюсь, скрывая усмешку. Так ему и надо. Вел себя по-свински, вот и воняет, как свинья.
Вольф умоляет дать ему лауданум для облегчения боли, хотя его царапины не требуют такого лекарства. Он заявляет, что ему необходим постельный режим и что он остается в моем доме в Шиньи на несколько дней. Банкир ведет себя настырно и отвратительно.
Если Вольф думает, что я стану для него сиделкой, то он ошибается. Завтра я оставлю его здесь, а сама повезу Шона на прогулку в la montagne.
19Вольф всех достал
Барон в дорогих спортивных шмотках пыхтит от усталости за моей спиной, когда мы взбираемся на la montagne через заросли карликовых берез. В их корявых ветвях щебечут птицы, нашедшие пристанище на этих склонах.
Раздвигаю выросшие на тропе молодые побеги.
– До вершины уже остается немного. Потерпи, это стоит того. – Вытерев пот со лба, я вглядываюсь сквозь ветки, отыскивая мостик, построенный мужем. Но не нахожу вокруг ничего знакомого. Юбка цепляется за куст с ярко-желтыми цветами, из него вылетают разгневанные дрозды и бьют меня крыльями по рукам.
– Ой! – Я пытаюсь отскочить от них, и колючки еще сильнее цепляются за меня.