Он возвращает бутылку в пюпитр.
– Какой у вас лучший винтаж?
– К сожалению, он весь распродан. – Я надеюсь убедить его, но на самом деле он хранится в Бют-Сен-Никез. – 1865 год был очень удачный. После винтажа Великой кометы 1811 года виноград никогда не был таким спелым и вкусным. В том году нам повезло с погодой.
– Я хотел бы попробовать то шампанское. – Он щурит глаза, словно видит меня насквозь. – Если вы сможете найти бутылку.
От холода в подвалах меня бросает в дрожь.
– У меня есть похожий винтаж, и я подам его вам, когда мы вернемся в дом.
Мы поднимаемся наверх. Генерал говорит, что вернется к нам, когда проверит своих офицеров.
Вольф идет за мной.
– Вы действовали безупречно, мадам. Его пребывание здесь должно пройти хорошо, иначе это неблагоприятно отразится на нас с вами.
В дверях я загораживаю ему вход в дом.
– Я пригласила генерала в качестве моего гостя, ну а вы просто предатель. Вы привели его в мой дом.
У Вольфа отвисает челюсть, потом резко захлопывается.
– Зря вы грубите мне, мадам. Неразумно поступаете. Я лично осуществляю связь между генералом Францем и Реймсом. И учтите – приютские дамы должны явиться в дворец То и подавать блюда и напитки на банкете победы.
Я хмурю брови.
– Но ведь вы не хотите, чтобы наши гости поняли, что их присутствие в Реймсе нежелательно?
* * *
Я привожу себя в порядок и попутно уговариваю. Добавочная напряженность не принесет нам ничего хорошего. Я должна защитить Луизу и Люсиль да и всю нашу прислугу.
Когда ко мне присоединяется генерал Франц, у него хватает любезности снять остроконечный шлем, и лысеющая голова придает ему более человеческий вид. Пока я открываю бутылку, генерал ходит от картины к картине. Местные художники, чьи картины я собирала много лет, желая их поддержать. Впрочем, также картины с улиц Парижа и Лондона.
– Моя жена любила искусство. – Его гранитные глаза блестят, когда я протягиваю ему узкий бокал.
– За вашу жену. – Я чокаюсь с ним.
Он пригубливает шампанское и делает глоток, кадык подпрыгивает. Веки крепко сжимаются.
– Вам не нравится это шампанское? – Я нюхаю мой бокал; букет свежий и необычный.
Он качает головой.
– Нет.
Я удивленно поднимаю брови.
– Нет-нет. – Он машет рукой. – Шампанское неплохое. Ваш тост заставил меня вспомнить моих жен.
Жен?
Он опирается о мраморную каминную полку, его плечи поникли.
– Моя первая жена умерла от чахотки, вторая при родах. Моей третьей жене повезет, если она не умрет из-за наших шестерых детей. – Он хохотнул.
– Шестеро детей? Мне тоже было бы нелегко. – Я делаю глоточек шампанского и удивляюсь про себя, что в такой ситуации мы говорим о семье и детях.
– Вообще-то, у меня восемь детей, а моей третьей жене только что исполнилось двадцать, поэтому я сомневаюсь, что она при смерти. – Он с лукавой улыбкой поднимает бокал. – Вас удивляет, что я выбрал военную стезю?
Я тоже улыбаюсь.
– Как я поняла, вы великий герцог? А где ваше герцогство?
– Мекленбургский дом находится в Шверине на Балтийском море, в окружении других немецких земель. Мой долг – защитить мое герцогство, чтобы его не поглотил Северогерманский союз.
Он глядит, как я наполняю его пустой бокал. У меня такое чувство, что от него ничего не ускользает.
– Почему вы не вышли замуж повторно, мадам Поммери? – Он садится на диван возле очага.
– Долгая история. – Барон появляется в моем сознании вместе с немалым сожалением.
– Я люблю истории. – Он небрежно кладет руки на спинку дивана, словно он уже хозяин дома.
Сидя рядом с диваном в мягком кресле, я потихоньку пью шампанское.
– После смерти мужа моя жизнь протянулась передо мной словно новая дорога. Я увидела возможность сделать что-то совершенно другое, что-то, что я люблю.
– Но это еще не объясняет, почему вы не вышли замуж, – говорит он.
– Тушé. – Я поднимаю указательный палец. – Замужняя женщина не может заниматься предпринимательством. А вдове это позволено.
– Амбициозная женщина. – Он пьет шампанское и слегка морщится. – Но если вы хотите продавать шампанское в Германии, кладите в него больше сахара.
– Мне говорят об этом, – отвечаю я с легкой досадой.
– Немцы любят «Вдову Клико». Следуйте ее примеру, держите цены ниже, чем у нее, и вы заберете у нее продажи. – Он гладит рыжую бороду. – Вообще, если вы измените ваше название на «Вдова Поммери», люди даже не поймут разницу.
У меня встает шерсть дыбом на загривке.
– Мне совершенно не интересно копировать чье-то шампанское, даже собственное. Шампанское «Поммери» становится лучше с каждым годом. Моя цель – сделать самое восхитительное на свете шампанское.
– Ну, у вас просто огненный нрав. – Он протягивает пустой бокал за добавкой, что недопустимо по этикету. Я подливаю ему, и он опускает нос в бокал.
– Да, определенно нужно больше сахара.
– Германия собирается завоевать Францию?
– От меня это не зависит, к сожалению. – Он вскидывает брови. – Но пока я здесь, я намерен жить во Франции как бог.
Расхожая немецкая поговорка. Немцы считают, что мы гедонисты с нашим вином и изысканной кухней. Я наливаю все оставшееся в бутылке шампанское в его бокал до самых краев, нарушив еще одно правило.
– Вам нужно еще что-нибудь от меня? Или я могу уйти?
– А-а, да. В шесть утра мне нужны крепкий кофе и свежие круассаны, днем вкусный французский обед с вином, а вечером ужин в столовой для моих офицеров.
– Вы хотите, чтобы я обеспечивала вас питанием?
– И я требую вашего общества за обедом, когда сочту это нужным. – Он смотрит на огонь. – Женщины умеют смягчать тяготы войны. – Он выливает в глотку шампанское.
Я могу лишь догадываться, что он имеет в виду.
– Простите, что не могу обедать с вами. Я должна обедать с дочерью и невесткой.
– Вы будете обедать со мной. – Его голос меняется и звучит уже строго. – И позаботитесь о том, чтобы ваши дамы подавали блюда на сегодняшнем офицерском банкете.
– Эти дамы принадлежат к верхнему слою общества в Реймсе, – возражаю я. – Они совершенно не умеют подавать блюда. Их обслуживают служанки, которые были обучены этому в нашем приюте.
– Dumme Frau! Глупая женщина! – Он с раздражением ставит бокал и ломает ножку. Осколок впивается в ладонь, кровь капает на пол.
– Ой господи! – Схватив с кресла кружевную накидку, я туго перевязываю его руку. – Вот. Сейчас кровотечение остановится.
Он отдергивает руку.
– Вы не понимаете, что происходит. Вы моя пленница и будете делать то, что я прикажу, без разговоров. Verstehen Sie? Понятно вам? – Вся его любезность исчезла.
Я его пленница. Эта мысль парализует меня. Мои друзья и соседи столкнулись с такой же ужасающей реальностью.
Он встает и поворачивается спиной ко мне.
– Вы должны найти женщин, которые будут прислуживать на сегодняшнем банкете. Пятидесяти будет достаточно.
Подойдя к двери, я выхватываю из гардероба накидку. Пятьдесят, сказал он. Это невозможно. Я не знаю ни одной, кто согласится прислуживать нашим врагам.
На площади Реймса орды солдат роятся словно шмели, обнявшись за плечи, плюют на булыжник, орут, завывают, горланят немецкие песни, размахивая украденными бутылками шампанского.
Накинув на голову капюшон, я торопливо бегу боковыми улочками к дворцу «Альгамбра».
24Кормить мармеладом свиней
Во дворце То жарко пылает огонь в огромном камине. Роскошные залы мгновенно наполнились новыми запахами – вонью от перегара, немытых ног и застарелого пота прусских офицеров. Они козыряют пятнами крови и грязи на своих мундирах, хвастаются убийствами и грабежами перед своими командирами и генералом Францем. И перед Рейнаром Вольфом. Что тут делает банкир? Он сидит рядом с генералом Францем и беседует с ним так, словно они старые друзья.
Ирония этого вечера давит на меня. Прусские захватчики празднуют победу над Францией во дворце То, где в течение многих столетий короновались французские монархи. Оглушительные вопли ликования несутся к готическим сводам, отскакивают от них, разжигая общий настрой.
Гигантские бочки разрезаны пополам и наполнены сотнями бутылок шампанского и вина, украденных из каждой винодельни в Реймсе. Солдаты не заморачиваются со стаканами, а хватают бутылки и срезают горлышко саблей, как это ввел в моду Наполеон. Еще одна ирония этого вечера.
Звучит гонг, отдаваясь эхом в большом вестибюле. Солдаты пробираются к длинным столам.
Звуки фанфар прорезаются сквозь их болтовню. Генерал Франц вскидывает кулак и торжественно потрясает им в воздухе. Он запевает, и солдаты присоединяются к нему.
Победа, победа, победа, победа!
Германия с вами, отчизны сыны!
Пусть смерть своей сенью мне сердце укроет,
О Рейн, твои воды навеки сильны,
Такая же кровь у германских героев![8]
Генерал Франц подает мне сигнал, и я открываю двойные двери кухни. Шахерезада и ее куртизанки несут над головой подносы и огибают столы. Солдаты ликуют и свистят. Я уверена, они не ожидали, что им будут подавать блюда такие экзотические шлюхи в пестрых гаремных шароварах и бюстье.
Мне бы возмутиться, но разве я могу жаловаться? «Альгамбра» выручила меня, когда приютские дамы отказались покидать свои дома и послали вместо себя прислугу. Их я тоже не могу винить. Наших мужчин нет в городе, они в плену или убиты, и враг занял наши дома. Да поможет нам Господь. Я крещусь и вздыхаю.
Люсиль и Луиза, скромно одетые, разносят к столам свежие багеты. Какой-то солдат хватает Люсиль и сажает себе на колени; ее ноги в украшенных гладкими пуговицами панталонах болтаются в воздухе, как у танцовщицы канкана. Другой солдат рядом с ним хватает Луизу и впивается губами в ее губки. Их дружки весело гогочут.