Не меньше сотни «вольных стрелков» стоят в три ряда у каменной стены, примыкающей к собору. Я ищу Луи с Анри и других солдат, которых оставила в Сен-Реми. Они вернулись в крайеры? Я чувствую облегчение оттого, что не вижу никого из них, но меня наполняют ужасные предчувствия. Генерал вытащил всех нас из постелей, чтобы мы стали свидетелями чего-то. Но чего? Не к добру все это.
Прусские солдаты встают напротив пленников. Голубь взлетает на колокольню, и «вольные стрелки» провожают взглядом его полет, говоря последние молитвы. Пекарь падает на колени и умоляет сохранить ему жизнь.
Генерал Франц поднимает свою властную руку.
– Fertig! Готовсь!
Солдаты поднимают ружья.
Я загораживаю ладонью глаза Луизы, но она отталкивает мою руку.
– Zielen! Целься! – кричит генерал.
Пятьдесят игольчатых ружей прицеливаются в пленников.
– Feuer! Огонь!
Вспышка и грохот ружей, ужасный звук пуль, вонзившихся в плоть. Наши храбрые стрелки выбегают из строя и падают на площадь, сраженные пулями.
Леденящие кровь крики. Рыдания и вой толпы.
Дым смешивается с туманом, едкий запах пороха обжигает ноздри.
Из груды тел поднимается чья-то рука и снова падает.
Матери и жены с криками бегут к своим любимым, но их останавливают солдаты.
Такая жестокость выжигает мне нутро, словно я выпила уксус с солью, которыми мы чистим полы. Луиза рыдает у меня на груди, ее бьет крупная дрожь. Я обнимаю ее за плечи и веду сквозь толпу в Сен-Реми.
* * *
Оставив Луизу у сирот, я ищу Луи и остальных «вольных стрелков». Нахожу Дамá во внутреннем дворе; птицы цепляются за его косматые белые волосы и плечи, когда он складывает маленькие деревянные клетки возле большого авиария.
– Где Луи? – спрашиваю я.
Он лезет в карман и протягивает мне сложенную бумажку. Я узнаю торопливый почерк Луи.
Дорогая маман,
я не могу пренебречь долгом. Мы с Анри и другими присоединяемся к армии генерала Гамбетта и Третьей республики.
Не беспокойтесь за нас. Мы переоделись в немецких коммерсантов, скупающих награбленное добро у германских солдат. Таким образом мы добудем больше информации. Мой немецкий наконец-то пригодился.
К Новому году мы споем «Марсельезу», победив германских захватчиков. Пожалуйста, передайте мои извинения генералу Францу за то, что оставил его в одиночку справляться с Вашей твердостью и храбростью. У него нет шансов.
Письмо я пошлю с голубем, если получится.
Ваш преданный сын.
Сердитая, грустная и гордая одновременно, я смотрю, как Дамá кормит голубей, и пытаюсь разобраться, что мне делать дальше. Я не могу пойти домой и встретиться с генералом после всего, что он сделал.
«Я не могу пренебречь моим долгом», – пишет Луи, и я тоже не могу.
Захожу к мадам Дюбуа. Самыми деликатными словами, какие могу найти, я рассказываю ей, что случилось с ее мужем, и обнимаю ее.
30Не знаешь, что и сказать?
1871 год. До конца декабря у меня нет никаких новостей от Луи или Анри. Батальон генерала Франца присоединяется к другим германским армиям, окружившим Париж. Беспомощная и опустошенная, я могу лишь зажигать свечки и молиться моему Улыбающемуся Ангелу с верой, что мои мужчины вернутся домой живыми-здоровыми.
Мороз сковал виноградники по всей Шампани, грозя погубить виноградные лозы, и нет виноградарей, чтобы их спасти. Если лозы погибнут, не будет ни вина, ни денег на посадку новых. Каждая винодельня и каждый шампанский дом пострадают от этого врага, с которым мы не можем бороться – или все-таки можем?
В канун Нового года, несмотря на праздник, я зову приютских дам спасать общими усилиями виноградники, дело, сплачивающее всех, даже самых высокомерных из нас, поскольку не только мы, но и наше благосостояние зависят от вина. К нам присоединяется даже мадам Верле. Мы делаем факелы, чтобы согревать ночью виноградники и не дать им замерзнуть.
Дамá и Луиза собирают все необходимое для факелов, а когда мы готовы, я зову в винодельню моих дам. Они приводят своих детей, и мы рады помощи. Улыбаюсь, глядя на их красивые платья с турнюрами, которые они надели для грязной работы, и мы предлагаем им надеть на всякий случай фартуки виноградарей.
Первым делом мы обертываем тканью длинные кисти, затем макаем их в известь и серу, обжигающие нам нос. Наконец покрываем ткань на факеле желтым воском. Как приятно работать всем вместе, когда рядом нет пруссаков. Даже Вольф и его прусские солдаты оставили нас в покое: вечер они проводят в «Биргартене», ночи – в «Альгамбре», а утром приходят в себя.
В полагающейся униформе и чепцах Ивонна и Шанталь подают дамам и их детям горячий ужин – луковый суп и свежие багеты.
После ужина мы грузим факелы в три повозки – получается целая гора. Другие повозки везут женщин и детей. Выезжаем в долину, где низкие виноградники наиболее уязвимы к морозу. Луиза и дети раздают факелы дамам, те втыкают их в землю между рядами. Дамá идет позади всех и поджигает факелы. Он, с его бледным лицом и пышными волосами, при таком освещении напоминает мне ангела.
Мы работаем всю ночь. Наш караван перемещается от виноградника к винограднику.
– Мамочка, у меня болит спина, – жалуется Луиза, наклоняясь за очередным факелом.
– У меня тоже болит, доченька, но мы не должны сдаваться. Лозы погибнут без нашей помощи. – Я запеваю «Это только до свидания», думая о наших мужчинах. Одни за другими дамы и дети присоединяются ко мне по всему винограднику.
Да, мы уезжаем без надежды,
Без надежды вернуться,
Да, мы уезжаем без надежды
Увидеть друг друга когда-нибудь.
Но это только до свидания, мои братья,
Это только до свидания.
Да, мы увидим друг друга снова, мои братья,
Это только до свидания.
Да, мы увидим друг друга снова, мои братья,
Это только до свидания.
Давайте возьмемся все за руки
В конце этого дня,
Давайте возьмемся все за руки
Цепочкой любви.
Потому что Бог видит нас всех вместе,
И Он благословит нас,
Потому что Бог видит нас всех вместе.
Он знает, что мы встретимся снова[9].
Женщины с детьми возвращаются к повозкам, не переставая петь. Долину освещают яркие факелы, посылающие к небесам наши страстные молитвы. Я беру за руки мадам Дюбуа и мадам Верле, они делают то же самое. Луиза и Дамá следуют нашему примеру. Вскоре мы встаем в круг, взявшись за руки, и поем под бескрайним звездным небом. Дамы импровизируют и поют на несколько голосов, звонко и чисто, словно морозная ночь. У детей разгорелись щеки, их улыбки сияют ярче факелов. В моей душе шевелится надежда и прогоняет отчаянный страх, что наша жизнь никогда уже не наладится.
На горах, окружающих долину, появляются силуэты всадников. Мы продолжаем петь, отказываясь подчиняться террору.
Они скачут вниз по склону к виноградникам с винтовками наготове, впереди всех Вольф.
– Мы видели огни от самого Реймса! – рычит он. – Где «вольные стрелки»?
Я качаю головой.
– Мы зажгли факелы, чтобы спасти виноградники от мороза.
Он бросает взгляд на факелы, пылающие по всей широкой долине.
– Не морочьте мне голову. Где они?
Луиза разводит руками.
– Месье Вольф, вы ошибаетесь. Мы приехали сюда, чтобы спасти виноградники.
– Мадам Поммери, объясните вашей дочери, как следует обращаться к офицеру, – говорит с усмешкой Вольф.
– Вы банкир, месье Вольф. Эти женщины – ваши клиентки, все до одной. Если вы хотите, чтобы ваш банк был открыт и дальше, вам надо благодарить нас за спасение виноградников и позволить нам вернуться домой.
Вольф приказывает солдатам обыскать виноградники.
– Вы гоняетесь за призраками, – говорю я ему. – «Вольные стрелки» не вернулись в город.
Прищурив глаза, он глядит на виноградники, его губы плотно сжаты, на лице беспокойство.
– Отпустите нас, – повторяю я. – Женщины замерзли и устали, к тому же нам нужно готовиться к завтрашнему празднованию Нового года.
Он упрямо качает головой.
Вперед выходит мадам Верле.
– Немедленно отпустите нас, или мой супруг первым заберет средства нашего предприятия из вашего банка.
Вольф хмурится – несомненно, теперь он соображает, как спасти лицо.
– Садитесь в повозки, мы будем вашим эскортом до города. – Он стреляет в небо, и всадники возвращаются. Они едут за повозками, часто оглядываясь на виноградники – не видно ли там стрелков.
На Реймсской площади он поздравляет дам с наступающим Новым годом, словно вооруженный эскорт был для него делом чести.
* * *
Сильный ветер принес с запада густой снегопад. Из снежной завесы выныривает Феликс и кладет к моим ногам мертвую птицу. И не просто птицу, а голубя с ярко-зеленым носком на лапке.
– Джошуа! – Луиза бросает свое рукоделие и бежит к безжизненно лежащей птице. Ее слезы капают на растрепанные и окровавленные перья.
– Луиза, не трогай голубя, может, он больной, – говорю я.
– Джошуа – один из голубей, которых взял с собой Луи. – Дочка дует на мертвую птицу, надеясь ее оживить. – Он был нашим лучшим курьером.
– Думаешь, он привез письмо? – спрашиваю я.
– Возможно.
Дрожащими руками я стаскиваю с голубиной лапки зеленый носок и вынимаю длинную тонкую бумажку, как и в предыдущий раз. Развернув ее, я вижу почерк сына и ахаю.
– Ты можешь прочесть письмо?
Дочка берет письмо:
Дорогие маман и Луиза. Мы приехали в Версаль, куда бежало из Парижа правительство. Германцы обстреливают Париж из гаубиц. Будет чудо, если там кто-то выживет. Общение с городом возможно только через катакомбы. Генерал поручил нам доставить послание Жюлю Фавру, который едет в Германию для переговоров с Отто фон Бисмарком. Молитесь за Францию.
– Какое стоит число? – спрашиваю я со вздохом.