– Анри, я спустилась сюда, чтобы сообщить вам, что вы до сих пор не вознаграждены за все, что сделали для «Поммери». Теперь я назначаю вас управляющим винодельни с двадцатью процентами от прибыли и акций.
Странное дело, он разочарованно глядит на клавиши.
– Вы спустились сюда, чтобы сообщить мне это?
– Да, и чтобы пригласить вас ко мне в мои покои. – Лукаво улыбаясь, я встаю и протягиваю ему руку.
34Любовь слепа
1874 год. После двух дождливых лет осень 1874 года принесла нам обильный урожай, самый большой за десять лет. Мы не успеваем давить виноград в нашей старой и тесной винодельне и все еще не можем пользоваться меловыми крайерами – там до сих пор работают Нэр и Навле, и конца этому не видно.
Семь повозок с виноградом все еще стоят на Реймсской площади. Если мы не сможем обработать ягоды сегодня, они превратится завтра в ужасное месиво, годное только на корм скоту. Дорогой корм, за который я уже заплатила премиальные.
Луиза направляет повозки на разгрузку, блестящие черные волосы завязаны на затылке лентой, такой же, как кайма на ее рабочем платье. Когда она машет рукой, очередной возчик, молодой парень, дергает за вожжи и едет к платформе. Там он привязывает лошадей и, пока работники выгружают ящики, находит минутку, чтобы поболтать с Луизой. Для крестьянина он слишком смелый и уверенный в себе. Он откидывает со лба светлые волосы и заливается смехом, словно она сказала что-то остроумное.
Я вспоминаю свои семнадцать лет. Тогда я училась в хорошей школе, проводила каникулы с аристократами, мечтала стать хозяйкой шотландского замка. Наивные и красивые мечты. Какой же другой жизнью живет моя дочка. Я давно должна была ввести Луизу в наши местные высшие круги, но слишком долго пренебрегала общением с ними и утратила связи.
Луи надзирает за работниками, которые ставят ящики на весы. Анри записывает вес и распоряжается, чтобы виноград вываливали из ящиков на столы. Почти сотня работников слаженно исполняет прекрасный и отточенный танец. Все это так отличается от того, как мы начинали.
Новый мэр Реймса наносит нам визит, его тонкие усы шевелятся, словно гусеница, пытающаяся сбежать.
– Месье Госсе, вам нравится это время года? – спрашиваю я. – Такого урожая я еще не видела, обильного и красивого.
Он с важным видом прочищает горло.
– Мадам Поммери, вы блокируете движение, а сегодня рыночный день. Крестьяне не могут въехать на площадь и поставить свои ларьки. – Сняв цилиндр, он вытирает лоб. – Почему вы так задержались со сбором винограда? Остальные убрали его пару недель назад. – Он смотрит с неодобрительной гримасой на наших женщин, сортирующих виноград. Их ловкие руки выбирают переспелые ягоды и бросают их в корзинку, которую отнесут свиньям.
– Простите, месье, но я боюсь, что нам понадобится еще несколько часов, чтобы привезти весь виноград. В этом году огромный урожай.
– Вы заплатите штраф за блокировку площади. – Он вытаскивает блокнот с квитанциями.
Я беру его под руку и веду к дому.
– Расскажите мне про награду, которую ваш сын получил за архитектурный дизайн нового театра в Реймсе.
Пока он распространяется о том, как его сын выиграл архитектурный конкурс, Шанталь приносит свежие круассаны, домашнее сливочное масло и абрикосовое варенье. Я устраиваю шоу – готовлю ему café au lait, кофе с молоком, добавив туда шот кальвадоса и побольше сливок.
– Альфонсу нужно устроиться в архитектурное бюро, но без ученой степени это сложно, – сетует он и вонзает зубы в круассан.
– У меня есть проект, который может заинтересовать вашего сына, – говорю я.
У него загораются глаза.
– Сейчас он готов на что угодно, лишь бы работать по профилю.
– Тогда позвольте показать мои рисунки. – Я иду в винодельню за моим блокнотом.
Луиза все еще разговаривает со смазливым возчиком, а тот не торопится уезжать. Мне в самом деле надо съездить вместе с ней с визитами в хорошие семьи, иначе она сама найдет себе мужа без моего ведома.
Вернувшись к месье Госсе, я показываю блокнот.
– Это винодельня «Поммери», которую мы построим на Бют-Сен-Никез.
Он сердито сопит и стряхивает крошки с жилетки.
– Вы шутите или смеетесь надо мной?
– Заверяю вас, что я говорю с предельной серьезностью. Мог бы ваш сын заняться проектированием нашей новой винодельни?
– Замок с башенками? – спрашивает он. – Такой огромный? Ни одна винодельня так не выглядит. – Он встает и надевает цилиндр.
– Месье, вероятно, ваш сын очень талантливый, раз победил в архитектурном конкурсе. Я хочу показать ему мои рисунки. Мне интересно, что он скажет.
Усы-гусеницы шевелятся.
– Если вы говорите серьезно, это будет хороший дебют для сына.
– Тогда, месье, вы позволите нанести вам визит? Я приду с дочерью; в этом году она дебютантка, и я хочу, чтобы она познакомилась с хорошими семьями, такими, как ваша.
Когда я возвращаюсь в винодельню, чтобы рассказать обо всем Луизе, она все еще весело хохочет вместе со смазливым возчиком.
* * *
Допиваю кофе в утренней столовой, когда Луиза приносит Феликса. Из-под ее ночного чепчика выбивается прядь, такая красивая и упругая. Но веселое выражение лица меняется, когда она видит голые стены и темные прямоугольники на месте висевших картин.
Она трогает стену своими длинными, нежными пальцами.
– Мамочка, у нас кто-то украл картины? – спрашивает она дрожащим голосом. – Те, которые написали женщины – Берта Моризо, Мэри Кэссетт и Мари Бракемон. Кто мог пойти на такую жестокость? – Она обнимает меня и рыдает, уткнувшись мне в шею.
Тут я поражаюсь своему эгоизму. Мне никогда не приходило в голову, что эти картины могут что-то значить для Луизы. Я тру ей спину.
– Хочешь, я чистосердечно признаюсь? – (Это наша давняя игра.) – Я продала картины в лавку ростовщика.
Луиза ахает и хватается за щеку.
– Неужели мы такие бедные? Ой, мамочка! Почему вы ничего не сказали мне?
Я беру ее руки и улыбаюсь, чтобы развеять ее страхи.
– Ничего подобного. Просто мне требовалось заплатить одновременно виноградарям и горнякам, а у нас сейчас нет столько денег, чтобы заплатить сразу и тем и другим.
– Потому что наше шампанское брют не продается? – Луиза наливает себе кофе.
– Где ты слышала об этом?
– Луи говорил, что брют разрушит репутацию «Поммери», а Анри защищал вас.
Я разрезаю багет вдоль и намазываю его ореховой пастой. Мы макаем его в кофе и наслаждаемся вкусом.
– А ты сама скажи честно, что думаешь про брют? – спрашиваю я.
Она наклоняет голову.
– Лично мне нравится вкус винограда, а не сахара. И я не жалею о горечи незрелого винограда, которую маскирует сахар.
– Ты не шутишь над старой мамой?
Она сжимает мне руку.
– Мамочка, вы всегда учили меня доверять чутью.
– Я так говорила, да? – Я тереблю ее аккуратный носик.
– Теперь моя очередь честно признаться. – В ее глазах сверкает озорство. – Мамочка, я встретила молодого человека, который мне очень нравится.
– Альфонс Госсе, наш новый архитектор? – Я улыбаюсь. – Ты ничего не рассказывала мне после вашей поездки.
Она машет рукой.
– Не он. Альфонс просто пригласил меня прокатиться, потому что он работает на тебя. – Она подвинулась ко мне ближе и сообщила с восторгом. – Это тот возчик с виноградника Бомон.
– Тот высокий блондин? – Паника подступает к моему горлу. – Как его фамилия? Из какой он семьи? Сколько ему лет?
– Фамилию я не знаю, а зовут его Ги. Он старше меня, и у него бретонский акцент.
– Как вы познакомились? Кто вас представил друг другу? Мы ничего не знаем о нем.
– Нас никто не знакомил, иначе я знала бы его фамилию, – отвечает она. – В первый раз я увидела его, когда он объезжал виноградники, присматривая за сборщиками урожая. – У нее светились глаза. – Потом я увидела его, когда они возили виноград. Он задержался, и мы ходили на концерт с Ивонной и Луи.
– Я хочу познакомиться с этим месье Ги.
– Он уехал после этого. – Она надувает губки. – Сказал, что его семья держит конную ферму в Бретани и ему надо вернуться.
Я перевожу дух и глажу ее по голове.
– Моя оплошность. Тебе давно пора нанести визиты нашим друзьям и соседям, чтобы у тебя появились новые знакомства. И, может, посетить бал дебютанток.
– Может, Ги вернется на будущий год.
– Возможно, – соглашаюсь я. – Или, может, ты позволишь Альфонсу Госсе снова пригласить тебя на прогулку.
– Ой, мамочка. – Она наклоняет голову, на ее личике появляется милая улыбка, которая, конечно же, привлекла месье Ги, как привлекает шмеля благоуханная роза. Моя красивая роза.
* * *
Я иду в банк упругой походкой, приветливо машу рукой соседям и напеваю «Алуэтт». Мелодию я не вытягиваю, но меня это не смущает, я все равно пою. В это утро я получила по почте от месье Юбине три больших чека за шампанское брют, с чем он меня ворчливо поздравил.
Вольф принимает чеки с сарказмом.
– Эти суммы не оплатят даже части скульптур в крайерах, не говоря уж о винодельне, которую вы хотите построить.
– Я принесла вам эскизы нашего архитектора. Когда вы посмотрите на них, я уверена, что вы будете в таком же восторге, как и я. – И захотите финансировать мой проект, мысленно добавляю я.
Вольф бегло смотрит и приходит в ужас.
– Это не винодельня, а настоящий дворец. Кто это нарисовал?
– Альфонс Госсе. Разве у нас не захватывает дыхание?
– Тот мальчик, который выиграл конкурс «Театр Реймса»? Он и победил, потому что его отец мэр города.
– Я восхищена тем, как точно он передал мою идею.
– И вообще, зачем вам там много места?
– Там разместится наша производственная площадка – давильня и бочки с первичной ферментацией. Видите эту арку ворот? Тут будет гораздо проще принимать повозки с виноградом, чем на городской площади.
– Но такие причудливые ворота и каменные башенки слишком показушные и избыточные. И зачем вам нужна эта большая башня?