На всякий случай я прослушала автоответчик. Но на нем была всего одна запись и всего одно слово: «Позвони!» Узнав голос Богомолова, я позабыла о своем горе. Во-первых, он никогда не звонил мне сам, всегда через секретаря. Во-вторых, он никогда не говорил так взволнованно. Я набрала его номер.
— Приезжай! — сказал он.
Я выдержала паузу, подождав, не скажет ли он что-нибудь еще. И когда решила, что этим мэтр ограничится, он добавил:
— С вещами.
— То есть как? — не совсем поняла я.
— В дорогу, — пояснил он и положил трубку.
Раздумывать было некогда. Все равно я сошла бы с ума сегодняшним длинным вечером, сидя одна-одинешенька в своей квартире. А потом, интересно было бы знать, не пахнет ли это «с вещами» началом работы над его новым шедевром. Насколько я помню, мне там была обещана вторая роль.
Мой путь из квартиры вниз походил на бегство, но был намного легче моего пути наверх. Выбираясь из подъезда, я на всякий случай оглянулась на свои окна и подумала: кто знает, быть может, так заканчивается одна полоса жизни и начинается другая. Совсем другая, которая не будет иметь с предыдущей ничего общего. Совсем ничего.
Богомолов встретил меня сам и провел в свой кабинет. Кажется, речь пойдет о Мадам и о моем задании. О кинокартинах он говорит только в гостиной. (Жаль, что я это знаю. Могла бы еще несколько секунд потешить себя надеждой…)
Богомолов прошел к столу, указал мне на диван и молча бросил рядом фотографию. Снимок был большого формата и выполнен, насколько я могу судить по опыту общения с фотографами, профессионалом. Композиция убойная: голая девица сидела на поваленной березе внепотребной позе, широко расставив ноги, выпятив грудь и запрокинув слегка голову. Но при этом листья дерева и руки девушки как бы невзначай едва прикрывали самые пикантные места. Первое впечатление быстро схлынуло, и я вдруг вспомнила, где видела эту девушку. В рекламе! Причем видела раз сто! Только там она была одета в чопорное, наглухо застегнутое платье и ела отвратительное печенье.
— Соболева! — выдохнула я.
— Она самая. — Богомолов тревожно смотрел на меня.
— Ну?
— Смотри внимательнее.
Я еще раз тщательно обследовала грудь и ноги девушки и, решительно ничего не заметив уникального, обратилась к фону. Вокруг шумела березовая роща. Вдали, в низине, блестела река. Ничего особенного.
Я бегло взглянула на дату, красовавшуюся в уголке фото, и чуть не выронила снимок из рук. Если фотограф не ошибся, снимок был сделан две недели назад. То есть месяц спустя после объявления о смерти Соболевой.
— Что это? — спросила я удивленно. — Ошибка?
— Ошибка? — поднял брови Богомолов. — Ничуть не бывало. Месяц назад я давал интервью по поводу своего нового фильма и намекнул, что собираюсь пригласить на главную роль не профессиональную актрису, а фотомодель. С тех пор меня засыпают письмами, снимками и роликами… Но это еще не все. Здесь и визитка прилагалась.
Богомолов протянул мне карточку. Она была необычно большого формата. Слева подмигивала Соболева с рекламы, справа были обычные координаты и подпись: «Сочту за честь работать с вами. Элеонора». И — номер телефона.
— Что за телефон? — спросила я.
— Хороший вопрос. Это телефон редакции журнала «Женские шалости». На звонки отвечает некая Ванина…
— Автор статьи про пиявок? — вскрикнула я и тут же поежилась, вспомнив свой сегодняшний визит в салон красоты.
— Она самая. Сейчас ты отправишься туда, вытрясешь из нее координаты Соболевой и сразу же — к ней, так неожиданно ожившей.
Всем своим видом Богомолов выражал нетерпение и не понимал, отчего же я еще сижу у него в кабинете, а не мчусь сломя голову искать зомби-Соболеву. Интересно, приходило ли ему когда-нибудь в голову, что у людей могут быть свои проблемы и планы, никак не связанные с его желаниями. Наверно, я слишком замешкалась, разглядывая его тапочки, потому что он сказал:
— Фильм, Алла, фильм! Мой фильм. Наш фильм. Он уже созрел во мне, понимаешь? Он просится на экран. Времени нет!
От его слов полыхнуло жаром и обожгло. Фантастика, до чего человек способен меняться на глазах. Какие проблемы? Какие планы? Вдохновение, бродившее в нем, ударило мне в голову, как самое хмельное вино. Наш фильм. Искусство вечно, все остальное мелко и суетно. Что такое мои недоразумения с Максимом, когда до фильма Богомолова, до нашего фильма, осталось совсем ничего? Счет пошел на дни. Радостное возбуждение закружило меня, и он понял это по тому, как изменился, оттаял мой взгляд.
— Все должно быть чисто к этому времени. Фильм — это как алтарь. Туда нельзя с грязью, с подозрениями. Ну давай, милая. Знаю, как надоело тебе все это. Последний рывок! Докажи мне, что наша Мадам и наш сценарист непричастны к этому. Докажи, и мы будем снимать, снимать…
Снова полыхнуло жаром.
— Я еду, — сказала я с готовностью. — А что, чем черт не шутит, может быть, и остальные оживут?
— Нет, — сказал Богомолов мрачно. — Нашли машину, которая сбила Танееву. Но это ничего не прояснило, а наоборот, запутало.
— Почему? — Я слышала свой голос словно издалека.
— Шофер был пьян, ехал медленно. Говорит: когда выпью, всегда еду медленно. Танееву заметил издали: «ноги от ушей, юбка три сантиметра». Загляделся. И когда поравнялся с ней, ее кто-то толкнул под колеса.
— Кто?
— Он не видел даже, мужчина это был или женщина. Этот кто-то стоял в подворотне.
— Да, — сказала я упавшим голосом.
— Да и Иркутская мертва наверняка, проверяли.
— А что с ней?
— Подробностей пока не знаю. Мои люди там вертятся… Но я все-таки надеюсь. С Богом!
Он открыл дверь кабинета, давая понять, что наш разговор окончен.
Хотя время было позднее, я отправилась в редакцию журнала «Женские шалости». Журнал, понятно, всегда может сослаться на то, что не несет никакой ответственности за достоверность информации. Недаром звезд эстрады они на своих страницах многократно переженили, развели, уложили в одну постель, а те — ни сном и ни духом. Но одно дело приписать кому-то сомнительный роман, и совсем другое — объявить живого человека умершим. Кому-то придется ответить за подобную шутку. Косметолог Зоя Спичкина на шутницу не похожа, стало быть, концы следует искать в редакции.
Молоденькая секретарша собиралась домой, когда я появилась на пороге.
— Знаете, куда идти? — спросила она меня.
— Разумеется, — ответила я уверенно и направилась в большую комнату, где сидели за компьютерами две немолодые женщины.
Пахло сигаретным дымом и салатом из свежих огурцов. Одна женщина, работая, курила, вторая доедала свой ужин. При этом они ни на секунду не отрывались от экранов мониторов. Я осторожно прошла к одной из них и тихо спросила:
— Вы Ванина?
Не оборачиваясь, женщина отрицательно помотала головой и кивнула вправо, давая понять, что мне стоит обратиться к ее коллеге. Обойдя несколько столов, я подобралась ко второй женщине, и теперь мне хорошо было видно ее лицо.
Надо же! Кто бы мог подумать! Мне и в голову не пришло спросить ее, не она ли является автором статьи о Соболевой. Это было очевидно. Почему? Да потому что передо мной сидела Спичкина! То есть не та самая Спичкина из салона, но ее точная копия лет на пять помоложе: то же лошадиное лицо с тем же унылым выражением.
— Ага! — сказала я. — Вот вы где!
Женщина выстрелила в меня быстрым взглядом и, бросив «Сейчас», принялась барабанить по клавиатуре с утроенной скоростью.
Пришлось посидеть и подождать, пока она закончит работу. Она встала, я поднялась вслед за нею. «Сейчас», — снова бросила она и побежала к гудящему принтеру. Выхватывая листочки, Ванина аккуратно складывала их в прозрачную папку и вскоре вернулась ко мне в полном изнеможении.
— Вот, — сказала она, не глядя на меня, и сунула мне папку.
Я удивленно уставилась на заголовок свежеиспеченной статьи, перевернула папку и убедилась, что под статьей стоит фамилия — Ванина.
— Чего же вы стоите? — спросила женщина.
— А что я должна делать? — поинтересовалась я.
— Сами же говорили, на поезд опаздываете. Вот вам статья, везите.
— Я, по-вашему, кто? — решила я внести ясность в ситуацию.
— По-моему, вы курьер. — Ванина заговорила начальственным тоном. — А по-вашему кто? — ядовито добавила она.
— А по-моему, я представитель разъяренной общественности, интересующейся, почему вы заживо похоронили Элеонору Соболеву.
Ванина плюхнулась на стул и побледнела.
— Вы о чем? Кто вы? Кто вас пропустил?
— Пойдем разбираться к директору или ограничимся приватной беседой?
— Сядьте, — прошипела Ванина и, вытянув голову, воровато посмотрела в сторону коллеги.
Та была увлечена собственной деятельностью и к нашему диалогу не прислушивалась.
— Что вам нужно? Кто вас прислал? — Женщина смотрела на меня, как Зоя Космодемьянская перед повешением.
— Я помощник режиссера Богомолова. Слышали о таком? Он хочет снимать вашу… — Я задумалась, подбирая слово: умершую? ожившую? — … племянницу.
Женщина расслабилась.
— Так, значит, вы не из милиции?
— Нет.
— Он точно будет снимать ее?
— Меня послали, чтобы я сделала пробы.
— Вот черт!
Ванина кусала губы и о чем-то размышляла.
— Нет, конечно, если ваша… племянница не желает…
— Желать-то она дура много чего желает! Говорила я ей: сиди тихо. Так нет, фотографию отправила. Видите ли, это ее единственный шанс. Да еще с голым задом, тьфу…
— Я думала, в вашей редакции на такие вещи, как голый зад, смотрят проще, — фыркнула я, развернув наугад старый номер, валяющийся рядом с компьютером. — У вас ведь тут и нет ничего другого.
— То чужие девки, а это — родная племянница. Позорище!
— Так я не пойму: мы будем снимать кино или мы не будем снимать кино?
Женщина снова замолчала, разглядывая меня теперь уже оценивающе. Несмотря на свой петушиный вид, я изобразила на лице внимательную озабоченность и серьезность. (Актриса я, в конце концов, неплохая!) Ванина все-таки решила, что мне можно довериться, притянула меня за плечи к себе поближе и зашептала мне в лицо: