Зачем снимать одну и ту же модель, если этих моделей пруд пруди. Исключение составляет лишь одна Елена Вольская. Мадам. Вы ведь знакомы с ней?
— Да, я ее знаю.
Соболева спросила внезапно, я ответила не задумываясь, и она с облегчением вздохнула.
— Так вы от нее?
— Нет. К вам меня действительно прислал Богомолов.
— Хорошо.
Она снова словно раздумывала, продолжать свой рассказ или не стоит. Но решилась…
— Жанна сидела тогда без работы, нервничала. И все никак не могла понять, что же за талант такой у этой Мадам, почему только ее приглашают, почему продажи поднимаются в десятки раз после рекламы с ней. Как-то, совсем уже скиснув, она пожаловалась брату. И тот…
— Разгадал секрет Мадам?
— Нет. Он придумал способ обойти ее. Жанна воспользовалась этим способом, и рейтинг ее быстро вырос. Предложений, в том числе из-за границы, стало поступать больше, чем она могла принять. И она решила поделиться…
Соболева горько усмехнулась.
— С вами?
— Да. Со своими лучшими подругами. Мы прочно сидели без работы и подумывали о бухгалтерских курсах. А тут она предлагает работу с заоблачными перспективами. Ирка согласилась первая. Так, ради смеха, попробовать. У нее получилось. Потом попробовала я. И тоже — успешно. Мы были страшно благодарны Жанне, что она вытащила нас со дна жизни на поверхность.
— Что же это был за способ?
Соболева тяжело вздохнула, прошлась по комнате, хрустнула пальцами и, облокотившись на спинку кресла, ответила:
— Максим раздобыл где-то видеопленку с Мадам. Маленькой вставки оттуда было достаточно, чтобы реклама, в которой мы снимались, вызывала повышение спроса в пять раз. — Она помолчала, а потом спросила: — Вы осуждаете нас?
— Нет. Я пытаюсь понять…
— Что?
— Кому понадобилось устраивать на вас охоту?
Усмехнувшись, Элеонора села в кресло и зажгла новую сигарету.
— Я тоже, представьте, все время думаю об этом.
— И что вы придумали?
— Ничего, что могло бы меня успокоить.
— Вы думаете, это Мадам?
— Я не отбрасываю такой мысли. Во всяком случае, она и ее близкие пострадали от нашей… деятельности больше всех.
Соболева так и сверлила меня взглядом.
— Не думаю, — сказала я, — что они настолько сильно пострадали. Мадам не слишком много думает о карьере и не слишком сильно озабочена заработками. И потом: Мадам и мухи не обидит.
— А ее муж?
— Я его совсем не знаю. Он меня терпеть не может. Но я знаю, что последние месяцы он был увлечен одним проектом… — Господи, как же ей объяснить? — В общем, он собирается работать совсем в другом направлении. Он хочет, чтобы Мадам оставила рекламу.
— Оставила? Почему?!
— Может быть, по той же причине, что и вы. Не исключено, что он боится за нее.
— Но ведь с ней до сих пор ничего не произошло.
— Может быть, потому, что она никогда не остается одна.
— Что? Как?
— Мадам терпеть не может одиночества. Вокруг все время крутятся люди. Ее везде сопровождают, провожают, встречают…
— Но ведь так не может продолжаться вечно. Когда-нибудь она все-таки останется одна.
Конечно, останется. Я сама сегодня отвезла ее домой, где она должна была сидеть одна-одинешенька. А вдруг…
Мне стало не по себе, я перестала слышать, что мне говорит Соболева, достала трубку и набрала номер Мадам…
9
Алка укатила, а я постояла на улице, пока ее автомобиль не скрылся из виду, и медленно пошла домой. Мне до тошноты не хотелось возвращаться в пустую квартиру. Ноги отказывались повиноваться, невероятным усилием воли я заставила себя подойти к лифту. Я, может быть, повернула бы назад, поймала машину и поехала в клуб, но дверцы лифта распахнулись передо мной, длинноногая девица прошествовала из лифта, и мне показалось, что судьба не оставляет мне выбора.
В квартире непереносимо чувствовалось присутствие чужого. Точнее, чуждого и неприятного. Чувство было настолько острым, что я стала потихоньку обходить комнаты, чтобы убедиться в ошибке. Вернувшись в гостиную, я упала в кресло и тут поняла, что ошибки никакой нет. Чужой действительно был тут. Он лежал в папке, напротив, на диване. И действительно, был неприятным и опасным.
Я замерла, словно перед притаившейся гремучей змеей. Мне не хотелось к нему притрагиваться, совсем не хотелось. Мне казалось, что именно он в последнее время тревожит мой покой и мешает радоваться жизни. В конце концов, нужно прочитать его, чтобы знать, как с ним расправиться.
Я открыла папку и перелистнула прочитанные страницы. Перескакивая с абзаца на абзац, пропуская описания немых сцен и обстановки, я добралась до диалога. Бред какой-то. Нормальные люди так не разговаривают. Пришлось вернуться к описаниям и выяснить, что главный герой пьян в дым. Ну тогда понятно, почему он несет такую чушь. Диалог был длинный и бессмысленный. Женщина и мужчина бранились, обвиняя друг друга во всех смертных грехах, потом она хлопнула дверью и ушла из дома.
В квартире стояла мертвая тишина, и я услышала, как Женя вставляет ключ в замочную скважину. Быстро и аккуратно сложив листочки в папку, я выключила верхний свет, оставив зажженными бра, и села у окна.
С ключами он возился немыслимо долго. Я решила, что замок испортился. Но тут дверь с шумом распахнулась и захлопнулась. А потом послышался глухой удар и наступила тишина. Это уже было слишком. Я вышла в коридор и застала там умопомрачительную картину: Женя сидел на полу, смотрел прямо перед собой и глупо улыбался. Лишь через некоторое время до меня дошло: мой муж пьян.
Никогда не видела его в таком состоянии и, честно говоря, не предполагала, что он на такое способен. А больше всего раздражало, что я только что про такое читала. Удивительное совпадение!
— Дай руку, — сказал он мрачно. — Чего смотришь?
Я протянула ему руку, и он поднялся, и тут же чуть снова не упал, прижавшись к стене. Разве можно напиться до такого состояния? Он притворяется. И пахнет от него вовсе не спиртным, а каким-то незнакомым одеколоном. Да так пахнет, словно он в нем искупался. Я включила в коридоре свет, чтобы получше рассмотреть мужа. Нет, он не притворялся. Глаза были мутные, во взгляде сквозило раздражение. А на виске красовался след от помады.
Женя прошел в комнату и рухнул на диван. А я так и осталась стоять как вкопанная. Потом взяла свой плащ и вышла на лестничную клетку, осторожно затворив за собой дверь. Спускаясь по лестнице, я все думала, зачем я так поступаю: потому, что захотелось, или потому, что так было написано в сценарии? Я позвонила Алке. На всякий случай. Вдруг работа у нее уже закончилась и она приедет за мной? Но домашний телефон у нее не отвечал, а номера трубки я не помнила. У Мадам отвратительная память!
Я вышла на улицу. Но чем дальше уходила от дома, тем хуже мне становилось. На улице было темно и холодно. Хотелось в тепло, хотелось чаю. Кларисса! Вот кто будет рад меня видеть! Да, рада-то она будет, но непременно начнет допытываться, что случилось. Пустынный тротуар, редкие машины. Я подошла к обочине, и тут же ко мне подъехал сизый «форд». Нет, он не свернул ко мне с дороги, он стоял поодаль у обочины и будто дожидался именно меня. Я открыла дверцу и отшатнулась. За рулем сидел человек в черной широкополой шляпе. Я могла бы поклясться, что это тот самый тип, который в последнее время постоянно торчит в клубе за соседним столиком, в городе второй такой шляпы наверняка не было, а если у кого и была, то этот кто-то явно не считал ее неотъемлемой частью своей личности. Лица незнакомца я не видела: он смотрел прямо перед собой, совсем как манекен. Я захлопнула дверцу и пошла по тротуару назад, чтобы он не мог догнать меня. Машина осталась стоять, и это выбило меня из колеи. Происходит что-то странное. Тут же вспорхнули дремлющие страхи и принялись нашептывать, что наверняка вот так кто-то наблюдал сначала и за погибшими девушками. (Фамилии их я, конечно, уже позабыла…)
Отойдя на приличное расстояние, я оглянулась и чуть не вскрикнула. Форд медленно двигался назад, чуть медленнее, чем я шла. Мне захотелось домой, немедленно, сию же секунду. Но из ворот вынырнула группа бритоголовых подростков. Вид у них был крайне агрессивный и развязный. Я перебежала дорогу и высоко подняла руку, с ужасом наблюдая, как сизый «форд» разворачивается, а бритоголовые с интересом рассматривают меня, что-то обсуждая.
Мне повезло: первая же машина остановилась и я села рядом с водителем, назвав адрес Клариссы. Вот так и принимаются решения — помимо нас, вместо нас, вроде бы сами по себе…
Она открыла мне и явно остолбенела от неожиданности.
— Привет, — сказала я смущенно, — можно к тебе?
— Конечно, заходи, я сейчас.
Она впустила меня, а сама скрылась в ванной комнате. У Клариссы царил идеальный порядок. Интересно, можно будет переночевать у нее? Вряд ли. Разве что на полу…
— Что-то случилось? — Кларисса была как всегда серьезна и настроена на тревожный лад.
— Все в порядке. Проезжала мимо…
— Мадам, — улыбнулась она и ласково потрепала меня по плечу. — Как это могло случиться, чтобы ты вдруг оказалась без присмотра? А где Женя?
Она уговаривала меня рассказать ей всю правду, но я решила держаться до последнего.
— Женя? Дома, наверно. Я там еще не была.
— Тогда позвони. Он, должно быть, волнуется…
— Конечно, позвоню, — пообещала я покладисто. — Позже. А пока, Кларисса, напои меня чаем.
Она одарила меня долгим внимательным взглядом и вышла на кухню. Секунду спустя дверь комнаты чуть-чуть приоткрылась, из щели показалась голова старухи. Старуха приветливо кивнула мне и поманила к себе пальцем. Переступать порог комнаты злейшего своего врага она зареклась на всю оставшуюся жизнь. Я удивилась, но шагнула ей навстречу. Тут голова старухи пропала, и у двери я столкнулась с Клариссой.
— Что нужно этой проныре? — спросила она с раздражением.
— Понятия не имею. Мне показалось, она позвала меня, чтобы что-то сказать.