Первым заметил меня он. И недобро усмехнулся, словно я подглядывала за ними нарочно.
Алка пришла в себя минутой позже и, слегка оттолкнув его, спросила:
— Мы тебя разбудили?
— Наверно, — ответила я. — Даже не поняла толком, что происходит. Но думаю, могу спать спокойно.
— Ну, раз уж вы все-таки проснулись, может быть, посидите с нами? — как-то очень уж нагло спросил Максим.
— Мадам устала, — отрезала Алка, сверля его нервным взглядом.
— Мне бы тоже хотелось отдохнуть. И тебе, наверно, тоже? Да и вообще у нас куча всяких желаний, связанных с этой женщиной…
В голосе его явственно промелькнули нотки гнева, и Алка прикрикнула:
— Остановись, слышишь? Ты потом пожалеешь об этом.
В ее голосе прозвучала плохо скрытая угроза, и он вмиг преобразился, как при окрике хозяина преображается собака из грозно рычащего зверяв виновато машущего хвостом.
— Что-то я ничего не понимаю, — сказала я на всякий случай.
— Тут и понимать нечего, — быстро отозвалась Алка. — Мой друг ревнует меня ко всем моим подругам. Ты не исключение. Ну а то, что он не умеет себя вести, непростительно! — Она посмотрела на него, нахмурив брови.
— Так и будем все притворяться? Хорошо, если вам обеим так нравится…
В другое время при другом стечении обстоятельств я бы подумала, что этот человек пьян или не в себе. (Да и мало ли на свете психопатов!) Но сегодня был настолько необычный день, что я вправе была ждать от него любых сюрпризов.
— О чем он говорит, Алла?
— Не слушай его.
Я бы и не слушала, если бы не заметила, как она впилась ногтями в его ладонь. Он даже сморщился от боли.
— Вы знаете меня? — спросила я у Максима.
— Прекрасно, — ответил тот зло.
Чем-то я ему насолила. Только вот чем? Я никому никогда не сделала ничего плохого. Мне захотелось разобраться.
— А я вас при этом не знаю. Так бывает?
— Моя фамилия Танеев, — выпалил он.
Я пожала плечами и удивленно хмыкнула. Может быть, фамилия эта и была чем-то примечательна, но мне ни о чем не говорила. Тем не менее, и Максим и Алка смотрели на меня так, словно было произнесено заклинание, и я с минуты на минуту должна была превратиться в полевую мышь. (Но почему-то не превращалась…)
— А моя фамилия Вольская. Только я не вижу смысла, произнося ее, замирать и гипнотизировать собеседника.
— Я ведь говорила! — тряхнула его за плечо Алка. — Она понятия не имеет!
— Ерунда! Она не может не знать Жанну.
— В самом деле? Возможно, я и «не могу», но, честное слово, не припоминаю ни одной своей знакомой с таким именем.
Максим подался вперед, сжав кулаки, и, сверкая глазами, сказал:
— Жанна Танеева — очень красивая девушка и до недавнего времени была фотомоделью номер два.
— А, — сказала я. — Вот в чем загвоздка. Хочу вам сообщить, молодой человек, что вы страшно заблуждаетесь.
(То ли профессиональная гордость заиграла, то ли мне чертовски хотелось заставить этого красавчика говорить со мной хоть чуточку уважительнее, но я постепенно начала включать свое обаяние…)
— Вы думаете, номер один всегда оглядывается на номер два. Может быть, вы и правы. Только, скажу я вам, номера два я никогда не видела. И номера три тоже.
То, что Женя называет в последнее время «режимом свечения», всегда приводит меня в прекрасное расположение духа. Вот и теперь я улыбалась моему собеседнику искренне и тепло. Да и он изменился. Обалдело уставился на меня и, даже когда я замолчала, все еще не мог слова вымолвить.
— Надо же… — Он заговорил совсем другим тоном. — А я, дурак не верил, думал все это сказки. Но она действительно может…
Эти слова были адресованы скорее Алке чем мне, и я восприняла их как заслуженный комплимент. Молодой человек меж тем что-то вспомнил, нахмурился и сказал, стараясь не смотреть на меня:
— Ну, если вы и вправду такая, то зачем вам…
И осекся.
— Зачем мне — что? Алла, в конце концов, я хочу знать, о чем этот человек все время говорит? Он же не умалишенный!
— Умалишенный, — обронила Алка и снова впилась ногтями в его ладонь, причем Максим на этот раз даже не вздрогнул. — Молчи, — ткнула она его в бок.
Я уже собиралась обидеться, когда он тихо произнес:
— Жанна Танеева — моя сестра. Она погибла.
Меня стало потряхивать.
— Танеева — это псевдоним? Я знаю, что погибли две девушки: Соболева и еще одна, как ее… Не помню! Алла!
— Иркутская, — подсказала она.
— Так кто из них?
— Мадам, это третья.
— Как это? За несколько месяцев? Три?
У меня закружилась голова, и я, пошатнувшись, шагнула к стулу.
— Простите…
Я чуть не потеряла сознание. Все поплыло перед глазами. От усталости, от обиды на Женьку, от этого длиннющего идиотического дня хотелось отключиться раз и навсегда. Алка массировала мне руки и совала под нос тряпку, остро пахнущую нашатырем. Максим протягивал стакан воды.
— Дурной сон, — слабо улыбнувшись, сказала я, возвращаясь к жизни. — Точнее, последствия бессонницы. Не привыкла… Все это ужасно и нелепо.
— Нелепо? Почему же нелепо! — возмутился он. — По-моему, это кому-то очень даже на руку!
— Мне?
Он внимательно посмотрел на меня.
— Хорошо, — сказал он, сняв с меня этим «хорошо» все подозрения, которые были у него на мой счет. — Не вам. Тогда кому?!
— Не знаю. Но я ведь только модель. Вокруг меня сотня людей — режиссеры, продюсеры, заказчики…
— Им-то это зачем? Они должны быть довольны, что вместо одной звезды появилось несколько. Конкуренция, спрос, дешевизна.
— Выходит, все это в моих интересах?
Мы оба были на взводе. Алка тревожно переводила взгляд с одного на другого.
— Значит, вы обвиняете меня?
— Нет. Вероятно, это все-таки не вы. Но у вас есть муж. Я слышал, именно он сделал из вас звезду.
Эту атаку нужно было отбить непременно! Я бросила наугад:
— У ваших девушек тоже были мужья?
— Нет.
— Но ведь кто-то устроил им успех. Кто-то украл мои пленки. Кто-то дал им шанс. Вы думали об этом?
— Нет.
— Вот видите!
— Этот кто-то я. Что мне, по-вашему, было делить с моей сестрой? А с ее подругами, которых я знал с детства?
Вот это новость! Я перевела взгляд на Алку. Она стояла бледная как смерть.
— Мадам, я узнала об этом только сегодня, — пролепетала она.
— Интересно…
Хватит на сегодняшний день новостей. Меня уже тошнит от того, что жизнь стала выворачиваться наизнанку. Я вспомнила, что рассказывал мне Женя о вставленных кадриках, и спросила:
— Интересно, где вы достали мои пленки?
Вопрос повис в воздухе. Мой разгоряченный оппонент стоял, словно его окатили ведром ледяной воды. И почему-то смотрел не на меня вовсе, а на Алку.
***
Вот так прямо она и спросила: где вы достали пленки? И я онемел. Алла смотрела на меня и ждала. А я ничего не мог сказать. Потому что нужно было бы начать издалека…
Не исключено, когда-нибудь я наберусь храбрости и расскажу ей ту дурацкую историю. (И наверно, она простит меня. Я же не знал тогда, что она существует на свете…) Но это произойдет не здесь, не сейчас и уж, конечно, без свидетелей.
Я впал в прострацию, а Мадам повернулась и вышла из кухни. Потом вернулась и нервно спросила, куда Алка дела ее сапоги.
— Куда ты? — Алкин голос звучал виновато.
— Не все ли равно.
— Тебе нельзя одной.
— Почему же? Если все убийства в этом городе происходят в моих интересах, то я могу разгуливать по городу в любое время суток. — Она посмотрела на меня с вызовом.
Алка достала из шкафа ее сапоги и держала их, прижимая к груди.
— Не уходи, — попросила она.
— Нет уж. — Мадам протянула руку, не глядя на Алку, та отдала ей сапоги, и Мадам принялась обуваться.
Алка волновалась. Ей непременно хотелось удержать Мадам.
— Подожди. Мне нужно сказать тебе кое-что важное.
Мадам застегнула плащ.
— У тебя еще есть одна минута.
Алка сняла парик и пригладила рукой ежик черных волос.
— Интересно, — удивленно подняла брови Мадам. — Я думала, они настоящие. Знаешь, а тебе без парика гораздо лучше.
— Я актриса, — сказала Алла. — Никакой я не киллер, я актриса.
Мадам зло рассмеялась.
— Но я тебя очень люблю, — тихо и грустно добавила Алка.
В ответ ей хлопнула входная дверь. Слышно было, как каблучки Мадам стучат по лестнице. Мне было жалко Аллу, у нее слезы в глазах стояли. Нужно же было месяцы ухлопать на этакую неблагодарную стерву. И как она ее терпела столько времени! Я уже хотел было сказать все это Алле, как она повернулась ко мне.
— Мне нужно за ней.
— Зачем?! — Я искренне удивился. — Пусть катится куда угодно!
— Нет, с ней ведь может что-нибудь случиться, и мы себе никогда не простим…
— С ней?! Но ведь она сама…
— Ты уверен в том, что говоришь? И я не уверена. Если сегодня ночью ее вытолкнут под машину, как твою сестру, мы себе этого никогда не простим…
— Хорошо. Но я делаю это только ради тебя, запомни.
— Я запомню, — пообещала Алка.
Мы оказались на улице через несколько минут после того, как Мадам покинула нас. Но единственное, что успели заметить, так это машину, в которую она села, — сизый «форд». Алка развела руками: ее джип остался на стоянке, а машина, увозящая Мадам, уже скрылась за углом.
12
— Вы преследуете меня?
Меня била нервная дрожь, но возмущение оказалось сильнее страха.
Встречу в пять часов утра с незнакомцем, которого я так часто в последнее время видела в клубе и в машину к которому не села этой ночью, случайной назвать было нельзя. Наконец-то я увидела его лицо — жесткое, ястребиное. Взгляд выражал такую высокую концентрацию воли и ума, что давление я ощущала физически.
— Что вам от меня нужно?
— Не торопитесь, — сказал он. — Когда солнце будет в зените, вы узнаете это.
Он не спросил, куда меня везти, он нажал на газ и, набирая скорость, помчался по пустынной улице. Навстречу нам с такой же скоростью бросился хищный ярко-розовый отблеск еще не вставшего солнца.