МН 22Алагаддупама сутта: Пример с водяной змеёй
Редакция перевода: 08.11.2012
Перевод с английского: SV
источник: www.accesstoinsight.org
Я слышал, что однажды Благословенный пребывал в Саваттхи, в роще Джеты, в монастыре Анатхапиндики. И в то время у монаха Ариттхи, бывшего охотника на грифов, появилась такая пагубная точка зрения: «Насколько я понимаю Дхамму, изложенную Благословенным, если совершать те поступки, которые Благословенный называл препятствиями, то на самом деле это препятствием не является». И тогда большая группа монахов услышала: «Как говорят, такая пагубная точка зрения появилась у монаха Ариттхи, бывшего охотника на грифов: «Насколько я понимаю Дхамму, изложенную Благословенным, если совершать те поступки, которые Благословенный называл препятствиями, то на самом деле это препятствием не является». Так они отправились к монаху Ариттхе, бывшему охотнику на грифов, и по прибытии сказали ему: «Правда ли, друг Ариттха, что такая пагубная точка зрения появилась у тебя: «Насколько я понимаю Дхамму, изложенную Благословенным, если совершать те поступки, которые Благословенный называл препятствиями, то на самом деле это препятствием не является»?
«Да, в самом деле, друзья. Насколько я понимаю Дхамму, изложенную Благословенным, если совершать те поступки, которые Благословенный называл препятствиями, то на самом деле это препятствием не является».
Тогда те монахи, желая искоренить в монахе Ариттхе, бывшем охотнике на грифов, эту пагубную точку зрения, стали задавать ему различные вопросы и порицать его: «Не говори так, друг Ариттха. Не искажай смысла сказанного Благословенным, поскольку это не благостно, искажать смысл сказанного им. Благословенный не мог говорить подобных вещей. Многими способами, друг, Благословенный объяснял, что если свершать препятствующие поступки, то это будет подлинным препятствием. Благословенный говорил, что чувственные наслаждения приносят мало удовлетворения, много страдания, много отчаяния, имеют огромные изъяны. Благословенный сравнивал чувственные наслаждения со связкой костей… с куском мяса… с факелом… с ямой пылающих углей… со сном… с долгом… с плодами дерева… с топором мясника и колодой для рубки мяса… с мечами и копьями… со змеиной головой — в них много страдания, много отчаяния, они имеют огромные изъяны»[11]. И тем не менее, хотя монахи задавали ему различные вопросы и порицали его, монах Ариттха, бывший охотник на грифов, из-за упрямства и привязанности к этой самой пагубной точке зрения, продолжал утверждать: «Да, в самом деле, друзья. Насколько я понимаю Дхамму, изложенную Благословенным, если совершать те поступки, которые Благословенный называл препятствиями, то на самом деле это препятствием не является».
И когда монахи не смогли искоренить в Ариттхе, бывшем охотнике на грифов, эту пагубную точку зрения, они отправились к Благословенному, и по прибытии, поклонившись ему, сели рядом. Затем они рассказали ему о произошедшем.
Благословенный попросил одного из монахов: «Иди, монах. От моего имени позови монаха Ариттху, бывшего охотника на грифов, скажи ему: «Учитель зовёт тебя, друг Ариттха».
«Как скажете, Учитель» — ответил монах и отправился к монаху Ариттхе, бывшему охотнику на грифов. По прибытии он сообщил ему: «Учитель зовёт тебя, друг Ариттха».
«Как скажешь, друг» — ответил монах Ариттха, бывший охотник на грифов. Тогда он отправился к Благословенному и, по прибытии, поклонившись ему, сел рядом. И тогда Благословенный обратился к нему: «Правда ли, Ариттха, что такая пагубная точка зрения появилась у тебя: «Насколько я понимаю Дхамму, изложенную Благословенным, если совершать те поступки, которые Благословенный называл препятствиями, то на самом деле это препятствием не является»?
«Да, в самом деле, Учитель. Насколько я понимаю Дхамму, изложенную Благословенным, если совершать те поступки, которые Благословенный называл препятствиями, то на самом деле это препятствием не является».
«Глупец, кто же поведал тебе, что я обучал Дхамме именно так? Глупец, не объяснял ли я многими способами те поступки, что являются препятствиями? И когда ты свершаешь их — это подлинное препятствие. Я же говорил о том, что чувственные наслаждения приносят мало удовлетворения, много страдания, много отчаяния, имеют огромные изъяны. Благословенный сравнивал чувственные наслаждения со связкой костей… с куском мяса… с факелом… с ямой пылающих углей… со сном… с долгом… с плодами дерева… с топором мясника и колодой для рубки мяса… с мечами и копьями… со змеиной головой — в них много страдания, много отчаяния, они имеют огромные изъяны. Но ты, глупец, из-за твоего неправильного понимания [Дхаммы] исказил смысл сказанного нами, как и причинил вред самому себе и накопил много неблагих заслуг — что принесёт тебе длительный вред и страдания»[12].
Затем Благословенный сказал монахам: «Как вы думаете, монахи, достиг ли хоть чего-то этот монах Ариттха, бывший охотник на грифов, в этом Учении и Дисциплине?»
«Возможно ли это, Учитель? Конечно, нет, Учитель».
Когда так было сказано, монах Ариттха, бывший охотник на грифов, замолк, смутился, с опущенными плечами и поникшей головой ушёл в себя и не смог что-либо ответить.
И тогда Благословенный, увидев, что монах Ариттха, бывший охотник на грифов, замолк, смутился, с опущенными плечами и поникшей головой ушёл в себя и не смог что-либо ответить, обратился к нему: «Глупец, тебя запомнят из-за твоей пагубной точки зрения. А теперь я расспрошу монахов на эту тему».
Тогда Благословенный обратился к монахам: «Монахи, также ли вы понимаете Дхамму, изложенную мной, как и этот монах Ариттха, бывший охотник на грифов, который из-за своего неправильного понимания исказил смысл сказанного нами, как и причинил вред самому себе и накопил много неблагих заслуг?»
«Нет, Учитель. Многими способами Благословенный объяснял нам поступки, что называются препятствиями, и что их свершение является подлинным препятствием. Благословенный говорил, что чувственные наслаждения приносят мало удовлетворения, много страдания, много отчаяния, имеют огромные изъяны. Благословенный сравнивал чувственные наслаждения с костяной цепью… с опухолью… с факелом… с ямой пылающих углей… со сном… с долгом… с плодами дерева… с топором мясника и колодой для рубки мяса… с мечами и копьями… со змеиной головой — в них много страдания, много отчаяния, они имеют огромные изъяны».
«Хорошо, монахи, что вы так понимаете Дхамму, изложенную мной. Многими способами я объяснял поступки, что называются препятствиями, и что свершение их является подлинным препятствием. Я говорил, что чувственные наслаждения приносят мало удовлетворения, много страдания, много отчаяния, имеют огромные изъяны. Благословенный сравнивал чувственные наслаждения со связкой костей… с куском мяса… с факелом… с ямой пылающих углей… со сном… с долгом… с плодами дерева… с топором мясника и колодой для рубки мяса… с мечами и копьями… со змеиной головой — в них много страдания, много отчаяния, они имеют огромные изъяны. Но этот монах Ариттха, бывший охотник на грифов, из-за своего неправильного понимания исказил смысл сказанного нами, как и причинил вред самому себе и накопил много неблагих заслуг — что принесёт ему длительный вред и страдания. Не бывает такого, чтобы кто-либо мог потакать чувственным наслаждениям, не имея при этом чувственной страсти, восприятия чувственности, мыслей о чувственности[13].
Монахи, бывает так, что некие никчёмные люди изучают Дхамму: беседы, повествования в стихе и прозе, объяснения, строфы, спонтанные восклицания, цитаты, истории рождения, удивительные случаи, вопросы-и-ответы[14]. Изучив Дхамму, они не стараются выяснить смысл (или: цель) этих Дхамм[15] своей мудростью. Не выяснив смысла этих Дхамм своей мудростью, они, посредством рассуждения, не приходят к согласию. Они изучают Дхамму, чтобы в спорах нападать на других и защищать себя. Они не достигают цели, ради которой изучается Дхамма. Их неправильное понимание этих Дхамм принесёт им длительный вред и страдания. Почему? Потому, что Дхаммы неправильно ухвачены.
Представьте себе, что человеку нужна водяная змея, он ищет водяную змею, блуждает в поисках водяной змеи. И вот он видит большую водяную змею и ухватывает её за кольца или за хвост. Водяная змея, развернувшись, кусает его за ладонь или за руку, или за иную часть тела, из-за чего к нему придут смертельные муки или смерть. Почему? Потому что он неправильно ухватил водяную змею. Точно также, бывает так, что некие никчёмные люди изучают Дхамму… Изучив Дхамму, они не стараются выяснить смысл этих Дхамм своей мудростью. Не выяснив смысла этих Дхамм своей мудростью, они, посредством рассуждения, не приходят к согласию. Они изучают Дхамму, чтобы в спорах нападать на других и защищать себя. Они не достигают цели, ради которой изучается Дхамма. Их неправильное понимание этих Дхамм принесёт им длительный вред и страдания. Почему? Потому, что Дхаммы неправильно ухвачены.
Но бывает и так, что некоторые люди изучают Дхамму… Изучив Дхамму, они стараются выяснить смысл этих Дхамм своей мудростью. Выяснив смысл этих Дхамм своей мудростью, они, посредством рассуждения, приходят к согласию. Они не изучают Дхамму ради того, чтобы в спорах нападать на других и защищать себя. Они достигают цели, ради которой изучается Дхамма. Их правильное понимание этих Дхамм принесёт им длительное благополучие и счастье. Почему? Потому, что Дхаммы правильно ухвачены.
Представьте себе, что человеку нужна водяная змея, он ищет водяную змею, блуждает в поисках водяной змеи. И вот он видит большую водяную змею и крепко прижимает её палкой-рогатиной. Крепко прижав её рогатиной, он крепко ухватывает её за шею. И тогда сколь бы водяная змея не крутилась, обвиваясь своими кольцами вокруг его ладони, руки или иной части тела, к нему не придут смертельные муки или смерть. Почему? Потому что водяная змея правильно ухвачена. Точно также некоторые люди изучают Дхамму… Изучив Дхамму, они стараются выяснить смысл этих Дхамм своей мудростью. Выяснив смысл этих Дхамм своей мудростью, они, посредством рассуждения, приходят к согласию. Они не изучают Дхамму ради того, чтобы в спорах нападать на других и защищать себя. Они достигают цели, ради которой изучается Дхамма. Их правильное понимание этих Дхамм принесёт им длительное благополучие и счастье. Почему? Потому, что Дхаммы правильно ухвачены.
Поэтому, монахи, когда вы понимаете смысл какого-либо моего утверждения, то так вам и следует это запомнить. Но когда вы не понимаете смысла какого-либо моего утверждения, то вы тут же должны спросить меня или опытных монахов.
Монахи, я научу вас сравнению Дхаммы с плотом, назначение которого в том, чтобы переплыть, а не в том, чтобы за него держаться. Слушайте внимательно, я буду говорить».
«Как скажете, Учитель» — ответили монахи Благословенному.
Благословенный сказал: «Представьте себе путешественника, который увидел бы обширное пространство, покрытое водой. На этом берегу оставаться было бы опасно и рискованно, а дальний берег был бы спасительным и сохранным — но не было бы ни парома, ни моста, с помощью которых он мог бы перебраться с этого берега на тот. [Он бы подумал]: «Что если я соберу травы, хвороста, ветвей и листьев и, связав всё это вместе, сооружу плот — с помощью которого доберусь до спасительного другого берега, помогая в этом своими руками и ногами[16]. Перебравшись на тот берег, он бы подумал: «О, как полезен мне был этот плот! Именно благодаря этому плоту, помогая руками и ногами, я перебрался на сохранный дальний берег. Почему бы мне не прикрепить этот плот на спину или на голову, и пойти куда мне вздумается?». Как вы думаете, монахи — если бы человек так сделал, то поступил бы он в соответствии с тем, что следует делать с плотом?»
«Нет, Учитель».
«И как нужно было бы поступить ему, чтобы это соответствовало с тем, что следует делать с плотом? Вот человек, перебравшись на тот берег, подумал бы: «О, как полезен мне был этот плот! Именно благодаря этому плоту, помогая руками и ногами, я перебрался на сохранный дальний берег. Почему бы мне не вытащить плот на сушу, или не утопить его в воде, и пойти куда мне вздумается?». Сделав так, он поступил бы в соответствии с тем, что следует сделать с плотом. Точно также, монахи, я обучил Дхамме в сравнении с плотом, назначение которого в том, чтобы переплыть, а не в том, чтобы за него держаться. Понимая Дхамму в сравнении с плотом, вы должны [будете потом] отпустить даже Дхаммы, что уж говорить о не-Дхаммах».
«Монахи, есть эти шесть видов воззрений. Какие шесть? Вот необученный, заурядный человек — не уважающий Благородных, не обученный в их дисциплине и их Дхамме; не уважающих чистых [умом] людей, не обученный в их дисциплине и их Дхамме — утверждает о форме: «Это моё, я таков, это моё «я».
Он утверждает о чувстве: «Это моё, я таков, это моё «я».
Он утверждает о восприятии: «Это моё, я таков, это моё «я».
Он утверждает о формациях: «Это моё, я таков, это моё «я».
Он утверждает обо всём видимом, слышимом, ощущаемом, познаваемом, достигаемом, измышляемом сознанием: «Это моё, я таков, это моё «я».
Он утверждает такое воззрение: «Этот мир — это я. После смерти я буду постоянным, перманентным, вечным, неизменным. Я буду пребывать так в течение вечности. И это моё, я таков, это моё «я».
И вот обученный ученик Благородных — уважающий Благородных, обученный в их дисциплине и Дхамме; уважающий чистых людей, обученный в их дисциплине и Дхамме — утверждает о форме: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».
Он утверждает о чувстве: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».
Он утверждает о восприятии: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».
Он утверждает о формациях: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».
Он утверждает обо всём видимом, слышимом, ощущаемом, познаваемом, достигаемом, измышляемом сознанием: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».
Он утверждает о таком воззрении: «Этот мир — это я. После смерти я буду постоянным, перманентным, вечным, неизменным. Я буду пребывать так в течение вечности» таким образом — это не моё, я не таков, это не моё «я».
Видя это таким образом, он не впадает в волнение относительно того, что не наличествует».
Когда так было сказано, один монах обратился к Благословенному: «Учитель, может ли быть волнение относительно того, что внешне не наличествует?»
«Может, монах» — ответил Благословенный. «Вот человек думает так: «Ох, это было моим! Ох, того, что было моим, больше нет! Ох, пусть это будет моим! Ох, я не получаю этого!». Он горюет и мучается, рыдает, бьёт себя в груди, становится обезумевшим. Таким образом, [у него] имеется волнение относительного того, что внешне не наличествует».
«Но Учитель, может ли не быть волнения относительно того, что внешне не наличествует?»
«Может, монах» — ответил Благословенный. «Вот человек не думает так: «Ох, это было моим! Ох, того, что было моим, больше нет! Ох, пусть это будет моим! Ох, я не получаю этого!». Он не горюет, не мучается, не рыдает, не бьёт себя в груди и не становится обезумевшим. Таким образом [у него] нет волнения относительного того, что внешне не наличествует».
«Но Учитель, может ли быть волнение относительно того, что внутренне не наличествует?»
«Может, монах» — ответил Благословенный. «Бывает, когда у человека есть такое мнение: «Этот мир — это я. После смерти я буду постоянным, вечным, неизменным. Я буду пребывать так в течение вечности». И он слышит как Татхагата или ученик Татхагаты обучает Дхамме ради уничтожения всех воззрений о «я», решимостей, пристрастий, тенденций и одержимостей; ради прекращения всех формаций; ради оставления всех обретений; ради окончания жажды; ради бесстрастия, прекращения, Ниббаны. Мысль приходит к нему: «Так выходит, что я буду уничтожен! Так выходит, что я исчезну! Так выходит, что я перестану существовать!» Он горюет и мучается, рыдает, бьёт себя в груди, становится обезумевшим. Таким образом может быть волнение по поводу того, что внутренне не наличествует».
«Но Учитель, может ли не быть волнения относительно того, что внутренне не наличествует?»
«Может, монах» — ответил Благословенный. «Бывает, когда у человека нет такого мнения: «Этот мир — это я. После смерти я буду постоянным, вечным, неизменным. Я буду пребывать так в течение вечности». И он слышит как Татхагата или ученик Татхагаты обучает Дхамме ради уничтожения всех воззрений о «я», решимостей, пристрастий, тенденций и одержимостей; ради прекращения всех формаций; ради оставления всех обретений; ради окончания жажды; ради бесстрастия, прекращения, ниббаны. [Такая] мысль не приходит к нему: «Так выходит, что я буду уничтожен! Так выходит, что я исчезну! Так выходит, что я перестану существовать!» Он не горюет и не мучается, не рыдает, не бьёт себя в груди, не становится обезумевшим. Таким образом может не быть волнения по поводу того, что внутренне не наличествует.
Монахи, было бы хорошо иметь такое обретение, которое было бы постоянным, перманентным, вечным, неизменным, и было бы таким в течение вечности. Но видите ли вы такое обретение, которое было бы перманентным, вечным, неизменным, и было бы таким в течение вечности?»
«Нет, Учитель».
«Хорошо, монахи. Я тоже не вижу такого обретения, которое было бы постоянным, перманентным, вечным, неизменным, и было бы таким в течение вечности.
Монахи, было бы хорошо утвердить привязанность к воззрению о «я», которая не приводила бы к возникновению печали, стенаний, боли, грусти и отчаяния. Но видите ли вы [такую] привязанность к воззрению о «я», которая не приводила бы к возникновению печали, стенаний, боли, грусти и отчаяния?
«Нет, Учитель».
«Хорошо, монахи. Я тоже не вижу такой привязанности к воззрению о «я», которая не приводила бы к возникновению печали, стенаний, боли, грусти и отчаяния[17].
Монахи, было бы хорошо иметь такую зависимость от опоры на воззрения, которая не приводила бы к возникновению печали, стенаний, боли, грусти и отчаяния. Но видите ли вы такую опору на воззрения, зависимость от которой не приводила бы к возникновению печали, стенаний, боли, грусти и отчаяния?
«Нет, Учитель».
«Хорошо, монахи. Я тоже не вижу такой опоры на воззрения, зависимость от которой не приводила бы к возникновению печали, стенаний, боли, грусти и отчаяния.
Монахи, когда есть «я», имеется ли мысль «принадлежит мне»?
«Да, Учитель».
«Или, монахи, когда есть то, что «принадлежит мне», будет ли «я»?
«Да, Учитель».
«Монахи, а когда «я» или «то, что принадлежит мне» не может быть определено как истина или реальность, то не является ли тогда воззрение: «Этот мир — это я. После смерти я буду постоянным, вечным, неизменным. Я буду пребывать так в течение вечности» — всецело и совершенно глупым учением?»
«Как может быть иначе, Учитель? Вне сомнений, это всецело и совершенно глупое учение».
«Как вы думаете, монахи — форма постоянна или непостоянна?»
«Непостоянна, Учитель».
«А то, что непостоянно — то успокаивающе или болезненно?»
«Болезненно, Учитель».
«И подобает ли тогда считать непостоянное, болезненное и изменчивое таковым: «Это моё. Я таков. Это моё «я»?
«Нет, Учитель».
«Как вы думаете, монахи — чувство постоянно или непостоянно?»
«Непостоянно, Учитель»….
«Как вы думаете, монахи — восприятие постоянно или непостоянно?»
«Непостоянно, Учитель»….
«Как вы думаете, монахи — формации постоянны или непостоянны?»
«Непостоянны, Учитель»….
«Как вы думаете, монахи — сознание постоянно или непостоянно?»
«Непостоянно, Учитель».
«А то, что непостоянно — то успокаивающе или болезненно?»
«Болезненно, Учитель».
«И подобает ли тогда считать непостоянное, болезненное и изменчивое таковым: «Это моё. Я таков. Это моё «я»?
«Нет, Учитель».
«Поэтому, монахи, любая форма — прошлая, будущая или настоящая; внутренняя или внешняя; грубая или утончённая; обычная или возвышенная; далёкая или близкая: каждую форму следует видеть такой, какой она есть на самом деле, за счёт правильного распознавания, так: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».
Любое чувство…
Любое восприятие…
Любые формации…
Любое сознание — прошлое, будущее или настоящее; внутреннее или внешнее; грубое или утончённое; обычное или возвышенное; далёкое и близкое: каждое сознание следует видеть таким, какое оно есть на самом деле, за счёт правильного распознавания, так: «Это не моё. Я не таков. Это не моё «я».
Видя это таким образом, обученный ученик благородных всё больше разочаровывается в форме, в чувстве, в восприятии, в формациях, в сознании. Устранив очарованность, он становится бесстрастным. Через бесстрастие он полностью освобождается. Полностью освободившись, он знает: «Полностью освобождён». Он распознаёт: «Рождение закончено, святая жизнь прожита, сделано то, что должно было быть сделано. Нет чего-либо, что ещё нужно было бы осуществить в этом мире».
Таков, монахи, тот монах, поперечина которого сброшена, чей ров наполнен, опоры вырваны, засов выдвинут, благородный с приспущенным знаменем, со сброшенным грузом, освобождённый.
И каким образом монах тот, поперечина которого сброшена? Вот в монахе невежество отброшено, его корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён всяческих условий для развития, не способный возникнуть в будущем. Вот каким образом он монах, поперечина которого сброшена.
И каким образом монах тот, чей ров наполнен? Вот в монахе скитание в поисках нового рождения, ведущее к будущему становлению, отброшено, его корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён всяческих условий для развития, не способный возникнуть в будущем. Вот каким образом он монах, чей ров наполнен.
И каким образом монах тот, чьи опоры вырваны? Вот в монахе жажда отброшена, её корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён всяческих условий для развития, не способный возникнуть в будущем. Вот каким образом он монах, чьи опоры вырваны.
И каким образом монах тот, чей засов выдвинут? Вот в монахе пять низших пут отброшены, их корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён всяческих условий для развития, не способный возникнуть в будущем. Вот каким образом он монах, чей засов выдвинут.
И каким образом монах благородный с приспущенным знаменем, со сброшенным грузом, освобождённый? Вот в монахе самомнение «я» отброшено, его корень уничтожен, сделан подобным обрубку пальмы, лишён всяческих условий для развития, не способный возникнуть в будущем. Вот каким образом он монах, благородный с приспущенным знаменем, со сброшенным грузом, освобождённый.
И когда дэвы, вместе с Индрой, Брахмами и Паджапати ищут монаха, чей ум таким образом освободился, они не могут определить, что «сознание Татхагаты опирается на то или это». И почему? Потому что на Татхагату нельзя указать даже здесь-и-сейчас[18].
Когда я так говорю и когда я так учу, меня ошибочно, ложно, неправильно, неверно истолковывают некоторые жрецы и отшельники, [которые говорят так]: «Отшельник Готама сбивает с пути. Он провозглашает аннигиляцию, уничтожение, истребление существующего живого существа». Но я не таков, я не говорю так, поэтому меня ошибочно, ложно, неправильно, неверно истолковывают некоторые жрецы и отшельники, [которые говорят так]: «Отшельник Готама сбивает с пути. Он провозглашает аннигиляцию, уничтожение, истребление существующего живого существа»[19].
Как прежде, так и сейчас, монахи, я учу только страданию и прекращению страдания[20]. И если другие будут оскорблять, обижать, надсмехаться, изводить и изнурять Татхагату на этот счёт, он не испытает ни злобы, ни чувства обиды из-за этого. И если другие будут восхвалять, уважать, чтить и почитать Татхагату на этот счёт, то он не испытает ни радости, ни счастья, ни эйфории из-за этого. И если другие будут восхвалять, уважать, чтить и почитать Татхагату на этот счёт, он думает так: «Они выказывают такое услужение тому, что было познано»[21].
Поэтому, монахи, если другие будут оскорблять, обижать, надсмехаться, изводить и изнурять и вас на этот счёт, вам также не следует испытывать ни злобы, ни чувства обиды из-за этого. И если другие будут восхвалять, уважать, чтить и почитать вас на этот счёт, вам следует думать так: «Они выказывают такое услужение тому, что было познано».
Поэтому, монахи, то, что не является вашим — отпустите это. Это отпускание станет причиной вашего длительного счастья и благополучия. И что не является вашим? Форма не является вашей — отпустите её. Это отпускание станет причиной вашего длительного счастья и благополучия. Чувство не является вашим… Восприятие не является вашим… Формации не являются вашими… Сознание не является вашим — отпустите его. Это отпускание станет причиной вашего длительного счастья и благополучия.
Как вы думаете, монахи: если бы кто-нибудь собирал бы или сжигал бы или делал что пожелает с этой травой, ветками, хворостом и листьями в этой роще Джеты, могли бы вы подумать так: «Это нас этот человек собирает, сжигает, делает что пожелает!»?
«Нет, Учитель. И почему? Потому что всё это — это не мы, и это не наше».
«Точно также, монахи, всё, что не является вашим — отпустите это. Это отпускание станет причиной вашего длительного счастья и благополучия. И что не является вашим? Форма не является вашей… Чувство не является вашим… Восприятие не является вашим… Формации не являются вашими… Сознание не является вашим — отпустите его. Это отпускание станет причиной вашего длительного счастья и благополучия.
Дхамма хорошо провозглашена мною — она чиста, открыта, очевидна, цельна и непротиворечива. И в этой хорошо провозглашённой мною Дхамме — чистой, открытой, очевидной, цельной и непротиворечивой — есть монахи, которые архаты, чьи умственные загрязнения окончены, которые пришли к завершению, выполнили задачу, отбросили тяжкий груз, достигли истинной цели, полностью изничтожили путу становления, которые освободились посредством постижения правильной цели — прекращения будущего цикла существования. Вот как Дхамма хорошо провозглашена мною — чистая, открытая, очевидная, цельная и непротиворечивая.
В этой хорошо провозглашённой мною Дхамме — чистой, открытой, очевидной, цельной и непротиворечивой — есть монахи, которые отбросили пять нижних пут и все они переродятся спонтанно [в мирах Чистых Обителей], где [впоследствии] и обретут окончательное освобождение, и никогда не вернутся из этого мира. Вот как Дхамма хорошо провозглашена мною — чистая, открытая, очевидная, цельная и непротиворечивая.
В этой хорошо провозглашённой мною Дхамме — чистой, открытой, очевидной, цельной и непротиворечивой — есть монахи, которые отбросили три нижних путы и ослабили жажду, злобу и неведение. Все они однажды-возвращающиеся, которые всего лишь один единственный раз вернутся назад в этот мир, где и положат конец страданиям. Вот как Дхамма хорошо провозглашена мною — чистая, открытая, очевидная, цельная и непротиворечивая.
В этой хорошо провозглашённой мною Дхамме — чистой, открытой, очевидной, цельной и непротиворечивой — есть монахи, которые отбросили три нижних путы. Все они вступившие-в-поток, непреклонные, никогда более неспособные родиться в неблагих мирах, направляющиеся к само-пробуждению. Вот как Дхамма хорошо провозглашена мною — чистая, открытая, очевидная, цельная и непротиворечивая.
В этой хорошо провозглашённой мною Дхамме — чистой, открытой, очевидной, цельной и непротиворечивой — есть монахи, которые зовутся «Идущими-за-счёт-Дхаммы» и «Идущими-за-счёт-веры» и все они направляются к само-пробуждению[22]. Вот как Дхамма хорошо провозглашена мною — чистая, открытая, очевидная, цельная и непротиворечивая.
В этой хорошо провозглашённой мною Дхамме — чистой, открытой, очевидной, цельной и непротиворечивой — есть монахи, у которых есть [достаточное] доверие ко мне, [достаточная] любовь ко мне. И все они направляются в небесные миры. Вот как Дхамма хорошо провозглашена мною — чистая, открытая, очевидная, цельная и непротиворечивая».
Так сказал Благословенный. Обрадованные, монахи восхитились его словами.
МН 27Чула-хаттхипадопама сутта: Малый пример со следами слона
Редакция перевода: 09.03.2011
Перевод с английского: SV
источник: www.accesstoinsight.org
Я слышал, что однажды Благословенный пребывал рядом с Саваттхи в роще Джеты, в монастыре Анатхапиндики. И тогда брахман Джануссонин выехал днём из Саваттхи в своей белоснежной крытой колеснице. Издали он увидел странника Пилотику, и завидев его, сказал: «Откуда же это посреди дня идёт Учитель Ваччхаяна?»[23]
«Почтенный, я иду от отшельника Готамы».
«И что же мудрейший думает о глубине мудрости отшельника Готамы?»
«Почтенный, кто я такой, чтобы знать глубину мудрости отшельника Готамы? Нужно быть равным ему, чтобы знать глубину его мудрости, не так ли?»
«О, Учитель Ваччхаяна не скупится на похвалу отшельника Готамы!»
«Почтенный, кто я такой, чтобы восхвалять отшельника Готаму. Его восхваляют те, кого [все остальные] восхваляют как наилучших существ среди людей и божеств».
«По каким же причинам Учитель Ваччхаяна имеет столь высокое доверие к отшельнику Готаме?»
«Почтенный, представь, как если бы охотник на слонов вошёл бы в слоновью чащу и увидел бы там большой слоновий след — длинный и широкий. И он сделал бы вывод: «Какой огромный слон!» Точно также, когда я увидел четыре следа отшельника Готамы, я сделал вывод: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно». И что это за четыре следа?
Вот я вижу неких благородных воинов — учёных мужей, утончённых, умелых в ведении дебатов, подобных метким стрелкам из лука. Они подкрадываются и, выстреливая, разбивают философские воззрения на куски, посредством логической аргументации. И вот они слышат: «Отшельник Готама, как говорят, посетит нашу деревню или город». Они подбирают вопросы таким образом: «Встретившись с отшельником Готамой, мы зададим ему этот наш вопрос. Если, когда его так спросим, он ответит так-то, то мы покажем несостоятельность его учения этак. А если, когда его так спросим, он ответит этак, то мы покажем несостоятельность его учения так-то».
И вот они слышат: «Отшельник Готама сейчас в этой деревне или городе». Они отправляются к нему, а он наставляет, советует, воодушевляет их беседами о Дхамме. И получив от него наставления, советы и воодушевления беседами о Дхамме, они даже не задают ему свой [ранее подготовленный] вопрос, так что уж говорить о том, чтобы победить его [в споре]? И оборачивается всё так, что они становятся его учениками. Когда я увидел этот первый след отшельника Готамы, я сделал вывод: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Затем, вот я вижу неких брахманов…
Затем, вот я вижу неких домохозяев…
Затем, вот я вижу неких отшельников — учёных мужей, утончённых, умелых в ведении дебатов, подобных метким стрелкам из лука. Они подкрадываются и, выстреливая, разбивают философские воззрения на куски, посредством логической аргументации. И вот они слышат: «Отшельник Готама, как говорят, посетит нашу деревню или город». Они подбирают вопросы таким образом: «Встретившись с отшельником Готамой, мы зададим ему этот наш вопрос. Если, когда его так спросим, он ответит так-то, то мы покажем несостоятельность его учения этак. А если, когда его так спросим, он ответит этак, то мы покажем несостоятельность его учения так-то».
И вот они слышат: «Отшельник Готама сейчас в этой деревне или городе». Они отправляются к нему, а он наставляет, советует, воодушевляет их беседами о Дхамме. И получив от него наставления, советы и воодушевления беседами о Дхамме, они даже не задают ему свой [ранее подготовленный] вопрос, так что уж говорить о том, чтобы победить его [в споре]? И оборачивается всё так, что они просят его о возможности посвятить их в монахи и отправиться жить бездомной жизнью.
И он даёт им посвящение. Постригшись в монахи, они проживают в уединении, в затворничестве, бдительные, усердные и решительные — и вскоре достигают и пребывают в высочайшей цели святой жизни, ради которой правильно уходят в монахи, оставляя дом и проживая бездомной жизнью — зная и проявляя это для себя самостоятельно здесь и сейчас. И они говорят: «Как близко мы были к погибели! Как близко мы были к погибели! Прежде, хотя мы не были отшельниками, мы считали себя отшельниками. Хотя мы не были брахманами, мы считали себя брахманами. Хотя мы не были архатами, мы считали себя архатами. Но теперь мы отшельники, теперь мы брахманы, теперь мы архаты».
Когда я увидел этот четвёртый след отшельника Готамы, я сделал вывод: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Когда так было сказано, брахман Джануссонин слез со своей белоснежной крытой колесницы и, закинув верхнее одеяние за одно плечо, сложив руки в уважительном приветствии по направлению к Благословенному, воскликнул три раза:
«Почтение Благословенному, достойному и правильно само-пробуждённому!»
«Почтение Благословенному, достойному и правильно само-пробуждённому!»
«Почтение Благословенному, достойному и правильно само-пробуждённому!»
«Пусть придёт время, и я встречусь с Учителем Готамой! Путь состоится [с ним] беседа!»
Затем брахман Джануссонин отправился к Благословенному и, по прибытии, обменялся с ним вежливыми приветствиями. После обмены вежливыми приветствиями, он сел рядом. И тогда он рассказал Благословенному всю свою беседу целиком со странником Пилотикой. Когда же он закончил, Благословенный ответил: «Не полон в своих подробностях, брахман, этот пример со следами слона. А что касается примера полного в своих подробностях, то слушай внимательно. Я буду говорить».
«Как скажете, Почтенный» — ответил брахман Джануссонин.
Благословенный сказал: «Представь, как если бы охотник на слонов вошёл бы в слоновью чащу и увидел бы там большой слоновий след — длинный и широкий. Умелый охотник на слонов ещё не сделал бы вывода: «Какой огромный слон!» Почему? Потому что в слоновьей чаще есть мелкие слонихи с крупными ногами. След мог принадлежать одной из них.
Так он продолжил бы идти по следу и увидел бы в слоновьей чаще большой слоновий след — длинный и широкий, а также наверху отметины царапин. Умелый охотник на слонов ещё не сделал бы вывода: «Какой огромный слон!» Почему? Потому что в слоновьей чаще есть высокие слонихи с выступающими зубами и крупными ногами. След мог принадлежать одной из них.
Так он продолжил бы идти по следу и увидел бы в слоновьей чаще большой слоновий след — длинный и широкий, а также наверху отметины царапин и разрезы от бивней. Умелый охотник на слонов ещё не сделал бы вывода: «Какой огромный слон!» Почему? Потому что в слоновьей чаще есть высокие слонихи с бивнями и крупными ногами. След мог принадлежать одной из них.
Так он продолжил бы идти по следу и увидел бы в слоновьей чаще большой слоновий след — длинный и широкий, а также наверху отметины царапин, разрезы от бивней и несколько поломанных веток. И вот он видит этого огромного слона у подножья дерева или на поляне, который идёт, стоит, сидит или лежит. И он делает вывод: «Это огромный слон».
Точно также, брахман, в мире появляется Татхагата — достойный и правильно само-пробуждённый. Он обучает Дхамме — прекрасной в начале, прекрасной в середине и прекрасной в конце. Он провозглашает святую жизнь в сути и деталях, всецело совершенную, непревзойдённо чистую.
Домохозяин, или сын домохозяина, услышав Дхамму, обретает веру в Татхагату и размышляет: «Домохозяйская жизнь ограниченна, это пыльный путь. Бездомная жизнь подобна бескрайним просторам. Не просто, проживая дома, вести святую жизнь, в идеальном совершенстве, всецело чистую, словно блестящий перламутр. Что если я, обрив волосы и бороду, и одев жёлтые одежды, оставлю домохозяйскую жизнь ради бездомной?»
Так, через некоторое время, он оставляет всё своё богатство — большое или малое. Оставляет круг своих родных — большой или малый. Обривает волосы и бороду, одевает жёлтые одежды и оставляет домохозяйскую жизнь ради бездомной.
Когда он отправился в бездомную жизнь, наделённый монашеским обучением и образом жизни, тогда — отбрасывая убийство — он воздерживается от взятия жизни. Он живёт, выбросив дубину, выбросив нож, добросовестный, милосердный, желающий блага всем живым существам.
Отбрасывая воровство, он воздерживается от взятия того, что [ему] не было дано. Он берёт только то, что дают, принимает только подаренное, живёт не хитростью уловками, а чистотой. Это также часть его нравственности.
Отбрасывая сексуальную жизнь, он ведёт жизнь безбрачную, сторонясь и воздерживаясь от сексуального акта, что распространён среди мирян.
Отбрасывая лживую речь, он воздерживается от неправдивых слов. Он говорит истину, держится за истину, [в этом он] прочен, надёжен, не обманывает мир.
Отбрасывая речь, сеющую распри, он воздерживается неё. То, что он слышал здесь, он не рассказывает там, чтобы не посеять рознь между этими людьми и теми. То, что он слышал там, он не рассказывает здесь, чтобы не посеять рознь между тамошними людьми и здешними. Так он примиряет тех, кто поругался и [ещё больше] укрепляет тех, кто дружен, он любит согласие, радуется согласию, наслаждается согласием, говорит [такие] вещи, что создают согласие.
Отбрасывая грубую речь, от воздерживается от бранных слов. Он говорит слова, приятные уху, любящие, проникающие в сердце, вежливые, привлекательные и нравящиеся большинству людей.
Отбрасывая пустословие, он воздерживается от пустой болтовни. Он говорит в нужный момент, говорит действительное, то, что согласуется с целью, с Дхаммой, с Винаей. Он говорит ценные слова, уместные, разумные, ограниченные, связанные с целью.
Он воздерживается от нанесения вреда семенам и растениям.
Он ест только один раз в день, воздерживаясь от принятия пищи вечером и от еды в неположенное время днём.
Он воздерживается от танцев, пения, музыки и зрелищ.
Он воздерживается от ношения гирлянд и от украшения себя косметикой и ароматами.
Он воздерживается от высоких и роскошных кроватей и сидений.
Он воздерживается от принятия золота и денег.
Он воздерживается от принятия неприготовленного риса… сырого мяса… женщин и девочек… рабов-мужчин и рабов-женщин… овец и коз… птиц и свиней… слонов, коров, жеребцов и кобыл… полей и хозяйств.
Он воздерживается от взятия на себя обязанности посыльного… от покупки и продажи… от жульничества на весах, в монетах и мерах… от взяточничества, обмана и мошенничества.
Он воздерживается от нанесения увечий, казней, заключения под стражу, разбоя, грабежа и насилия.
Он довольствуется комплектом [монашеских] одежд для покрытия тела и едой с подаяний для утоления голода. Подобно птице, что куда бы ни отправилась, крылья — её единственный груз; точно также и он довольствуется комплектом одежд для покрытия тела и едой с подаяний для утоления голода. Куда бы он ни отправился, он берёт с собой лишь минимально необходимое.
Наделённый этой благородной нравственностью, он внутренне ощущает удовольствие от безукоризненности.
Воспринимая глазом форму, не цепляется за темы или [их] вариации, за счёт которых — если бы он не контролировал свою способность видеть — неблагие, неумелые качества, такие как жажда или волнение, охватили бы его. Он практикует сдержанность. Он охраняет дверь глаза. Он достигает сдержанности по отношению к своей способности видеть. Воспринимая ухом звук… Воспринимая запах носом… Воспринимая языком вкус… Воспринимая телесное ощущение телом… Воспринимая мысль умом, он не цепляется за темы или [их] вариации, за счёт которых — если бы он не контролировал свою способность думать — неблагие, неумелые качества, такие как жажда или волнение, охватили бы его. Наделённый этой благородной сдержанностью чувств, он внутренне ощущает удовольствие от безукоризненности.
Когда он идёт вперёд и возвращается, он действует с бдительностью. Когда смотрит вперёд и смотрит в сторону… когда сгибает и разгибает свои члены… когда несёт внешнее одеяние, верхнюю робу, свою чашу… когда есть, пьёт, жуёт, распробывает… когда мочится и испражняется… когда идёт, стоит, сидит, засыпает, просыпается, разговаривает и молчит, он действует с бдительностью.
Наделённый этой благородной нравственностью, это благородной сдержанностью чувств, этой благородной осознанностью и бдительностью, он выискивает уединённое жилище: пустынную местность, крону дерева, гору, узкую горную долину, пещеру на склоне холма, кладбище, лесную рощу, открытое пространство, слог соломы. После принятия пищи, возвратившись со сбора подаяний, он садится со скрещенными ногами, держит торс тела прямым, устанавливает внимательность впереди.
Оставляя жажду к миру, он пребывает с осознанным умом, лишённым влечения. Он очищает ум от жажды. Оставляя недоброжелательность и злость, он пребывает с осознанным умом, лишённым злобы, желающий блага всем живым существам. Он очищает ум от недоброжелательности и злости. Оставляя апатию и сонливость, он пребывает с осознанным умом, лишённым апатии и сонливости — внимательный, бдительный, восприимчивый к свету. Он очищает свой ум от апатии и сонливости. Отбрасывая неугомонность и беспокойство, он пребывает непоколебимым, с внутренне успокоенным умом. Он очищает ум от неугомонности и беспокойства. Отбрасывая сомнения, он выходит за пределы неуверенности, не имея неясностей по отношению к умелым умственным качествам. Он очищает свой ум от сомнений.
Оставив эти пять помех — изъянов осознанности, что ослабляют мудрость — он, в достаточной мере оставивший чувственные удовольствия, оставивший неумелые качества — входит и пребывает в первой джхане: восторг и счастье, рождённые [этим] оставлением сопровождаются направлением ума [на объект медитации] и удержанием ума [на этом объекте].
Это, брахман, называется следом Татхагаты, отметиной-царапиной Татхагаты, разрезом от бивней Татхагаты — но ученик Благородных ещё не пришёл к выводу: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Затем, с успокоением направления и удержания ума, он входит и пребывает во второй джхане: [его наполняют] восторг и счастье, рождённые сосредоточением, и единение ума, который свободен от направления и удержания — [он пребывает] во внутренней устойчивости.
Это также называется следом Татхагаты, отметиной-царапиной Татхагаты, разрезом от бивней Татхагаты — но ученик Благородных ещё не пришёл к выводу: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Затем, с успокоением восторга он становится невозмутимым, осознанный и бдительный, и ощущает счастье. Он входит и пребывает в третьей джхане, о которой Благородные говорят так: «Непоколебимый и осознанный, он пребывает в состоянии радости».
Это также называется следом Татхагаты, отметиной-царапиной Татхагаты, разрезом от бивней Татхагаты — но ученик Благородных ещё не пришёл к выводу: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Затем, с успокоением счастья и страдательности — как и с более ранним исчезновением восторга и беспокойства — он входит и пребывает в четвёртой джхане: [он пребывает] в чистейшей невозмутимости и осознанности, в ни-удовольствии-ни-боли. Вот так ученик благородных достигает легко — без проблем и сложностей — четырёх джхан, что являются возвышенной осознанностью и приятным пребыванием здесь-и-сейчас.
Это также называется следом Татхагаты, отметиной-царапиной Татхагаты, разрезом от бивней Татхагаты — но ученик Благородных ещё не пришёл к выводу: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Когда его ум так сосредоточен, очищен, яркий, незамутнённый, лишённый изъянов, податливый, мягкий, утверждённый и наделённый непоколебимостью, он направляет его на познание прошлых жизней. Он вспоминает многочисленные прошлые жизни — одну жизнь, две жизни, три жизни, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч, многие кальпы свёртывания вселенной, многие кальпы развёртывания вселенной, [вспоминая]: «Там у меня было такое-то имя, я жил в таком-то роду, имел такую-то внешность. Таковой была моя пища, таковым было моё переживание удовольствия и боли, таковым был конец моей жизни. Умерев в той жизни, я появился здесь». Так он вспоминает многочисленные прошлые жизни в подробностях и деталях.
Это также называется следом Татхагаты, отметиной-царапиной Татхагаты, разрезом от бивней Татхагаты — но ученик Благородных ещё не пришёл к выводу: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Когда его ум так сосредоточен, очищен, яркий, незамутнённый, лишённый изъянов, податливый, мягкий, утверждённый и наделённый непоколебимостью, он направляет его на познание смерти и перерождения существ. Он различает низших и великих, красивых и уродливых, счастливых и несчастных, в соответствии с их каммой: «Эти существа, что имели дурное поведение телом, речью и умом, оскорблявшие благородных, придерживавшиеся неправильных воззрений и действовавших под влиянием неправильных воззрений, с распадом тела, после смерти, рождаются в мире лишений, в плохих местах, в низших мирах, в аду. Но эти существа, что имели хорошее поведение телом, речью и умом, не оскорблявшие благородных, придерживавшиеся правильных воззрений и действовавших под влиянием правильных воззрений, с распадом тела, после смерти, рождаются приятных местах, в небесных мирах». Так, посредством божественного глаза, очищенного и превосходящего человеческий, он видит смерть и перерождение существ, он различает низших и великих, красивых и уродливых, счастливых и несчастных, в соответствии с их каммой.
Это также называется следом Татхагаты, отметиной-царапиной Татхагаты, разрезом от бивней Татхагаты — но ученик Благородных ещё не пришёл к выводу: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Когда его ум так сосредоточен, очищен, яркий, незамутнённый, лишённый изъянов, податливый, мягкий, утверждённый и наделённый непоколебимостью, он направляет его на познание окончания умственных загрязнений. Он распознёт так, как всё существует на самом деле, то есть: «Это — страдание… Это — источник страдания… Это — прекращение страдания… Это — путь, ведущий к прекращению страдания… Это — загрязнения [ума]… Это — источник загрязнений… Это — прекращение загрязнений… Это — путь, ведущий к прекращению загрязнений».
Это также называется следом Татхагаты, отметиной-царапиной Татхагаты, разрезом от бивней Татхагаты — но ученик Благородных ещё не пришёл к [окончательному] выводу, хотя пришёл к выводу: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Его ум, зная это, и видя это таким образом, освобождается от загрязнений чувственности, освобождается от загрязнений становления, освобождается от загрязнений неведения. С освобождением приходит знание: «Освобождён». Он распознаёт: «Рождение закончено, святая жизнь прожита, задача выполнена. Нет более чего-либо, что ещё нужно было бы сделать».
Это также называется следом Татхагаты, отметиной-царапиной Татхагаты, разрезом от бивней Татхагаты. И именно здесь ученик Благородных пришёл к выводу: «В самом деле Благословенный правильно само-пробуждён, Дхамма прекрасно изложена Благословенным, Сангха учеников Благословенного практикует правильно».
Когда так было сказано, брахман Джануссонин обратился к Благословенному: «Великолепно, Господин! Великолепно! Как если бы он поставил на место то, что было перевёрнуто, раскрыл бы спрятанное, показал путь тому, кто потерялся, внёс бы лампу во тьму, чтобы зрячий да мог увидеть, точно также Благословенный — различными способами — прояснил Дхамму. Я принимаю прибежище в Благословенном, прибежище в Дхамме и прибежище в Сангхе монахов. Пусть Благословенный помнит меня как мирского последователя, принявшего в нём прибежище с этого дня и на всю жизнь».
МН 28Маха-хаттхипадопама сутта: Большой пример со следами слона
Редакция перевода: 07.04.2012
Перевод с английского: SV
источник: www.accesstoinsight.org
Я слышал, что однажды Благословенный пребывал рядом с Саваттхи в роще Джеты, в монастыре Анатхапиндики. И тогда Достопочтенный Сарипутта обратился к монахам: «Друзья монахи!»
«Да, друг» — отвечали монахи.
Достопочтенный Сарипутта сказал: «Друзья, подобно тому, как след слона покрывает след любого ходячего животного, и след слона считается наибольшим среди них по размеру, то точно также и все умелые качества [ума] сходятся в четырёх благородных истинах. Сходятся в каких четырёх? Сходятся в истине страдания, сходятся в истине причины страдания, сходятся в истине прекращения страдания, сходятся в истине о пути, ведущему к прекращению страданий.
И что такое благородная истина о страдании? Рождение — это страдание, старение — страдание, смерть — страдание, печаль, стенание, боль, беспокойство и отчаяние — это страдание, не получение желаемого — страдание. В общем, пять совокупностей цепляния — это страдание. И каковы пять совокупностей цепляния? Форма — совокупность цепляния, чувство — совокупность цепляния, восприятие — совокупность цепляния, формации — совокупность цепляния, сознание — совокупность цепляния.
И что такое форма как совокупность цепляния? Это четыре великих элемента и составленная из них форма. И что это за четыре великих элемента? Это элемент земли, элемент воды, элемент огня, элемент ветра.
И что такое элемент земли? Элемент земли может быть либо внутренним, либо внешним. И что такое внутренний элемент земли? Это всё твёрдое и прочное, поддерживаемое [жаждой], что находится внутри себя: волосы на голове, волосы на теле, ногти, зубы, кожа, плоть, сухожилия, кости, костный мозг, почки, сердце, печень, диафрагма, селезёнка, лёгкие, толстые кишки, тонкие кишки, содержимое желудка, фекалии и всё иное, что находится внутри, твёрдое, прочное, поддерживаемое. Это называется внутренним элементом земли.
И внутренний и внешний элементы земли — это просто лишь элемент земли. И его следует рассматривать правильной мудростью таким, какой он есть на самом деле: «Это не моё, это не я, это не моя душа». Когда кто-либо рассматривает его таким образом правильной мудростью, то он теряет очарованность элементом земли и делает ум беспристрастным по отношению к элементу земли.
И бывает, что случается, друзья, когда провоцируется внешний элемент земли[24], и в это время он исчезает. Так что если даже в отношении внешнего элемента земли — столь обширного — можно разглядеть непостоянство, разрушение, тенденцию к распаду, изменчивость, так что уж тогда в этом мимолётном теле, поддерживаемом жаждой, может быть «я», «моим», «тем, чем я являюсь»? Ничего.
И если другие люди оскорбляют, злословят, изводят и изнуряют монаха, он распознаёт: «Болезненное чувство, возникшее из-за контакта уха, появилось во мне. И оно обусловлено, а не независимо. И обусловлено чем? Обусловлено контактом». И он видит, что контакт непостоянен, чувство непостоянно, восприятие непостоянно, сознание непостоянно. Его ум, имея своей опорой элемент [земли][25], вырывается, становится невозмутимым, устойчивым, свободным.
И если другие люди будут нападать на монаха нежеланными, неприятными и дурными способами — кулаками, камнями, палками, ножами — то монах распознаёт: «Это [моё] тело имеет такую природу, что соприкасается с ударами кулаков, ударами камней, ударами палок, ударами ножей. А Благословенный сказал, приведя пример с пилой[26]: «Монахи, даже если бандиты будут жестоко отрезать вам одну часть тела за другой двуручной пилой, те из вас, кто даже в этом случае позволят себе разозлиться, не исполняют моих наставлений». Поэтому без устали я буду поддерживать своё усердие, моя осознанность будет утверждённой и незамутнённой, моё тело спокойным и не возбуждённым, ум объединённым и собранным. И пусть теперь тело бьют кулаками, пусть тело бьют камнями, бьют палками, ножами — вот так следует исполнять наставление Будды».
И если монах памятует таким способом о Будде, Дхамме, Сангхе, [но] основанной на умелом невозмутимости не возникает, то он по этому поводу чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги: «Это потеря для меня, а не обретение; болезненно для меня, а не благостно, что когда я таким образом памятую о Будде, Дхамме, Сангхе — основанной на умелом невозмутимости не возникает во мне». Подобно невестке, которая, завидев свекра, чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги [чтобы угодить ему], точно также, если монах памятует о Будде, Дхамме, Сангхе таким способом, [но] основанной на умелом невозмутимости не возникает, то он по этому поводу чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги: «Это потеря для меня, а не обретение; болезненно для меня, а не благостно, что когда я таким образом памятую о Будде, Дхамме, Сангхе — основанной на умелом невозмутимости не возникает во мне».
Но если монах памятует таким образом о Будде, Дхамме, Сангхе [и] основанная на умелом невозмутимость возникает, то он этому рад. И даже если ему удалось осуществить хотя бы это, друзья, монах уже выполнил многое.
И что такое элемент воды? Элемент воды может быть либо внутренним, либо внешним. И что такое внутренний элемент воды? Это всё жидкое и водянистое, поддерживаемое [жаждой], что находится внутри себя: желчь, мокрота, гной, кровь, пот, жир, слёзы, кожное масло, слюна, слизь, суставная жидкость, моча и всё иное, что находится внутри — жидкое и водянистое, поддерживаемое. Это называется внутренним элементом воды.
И внутренний и внешний элементы воды — это просто лишь элемент воды. И его следует рассматривать правильной мудростью таким, какой он есть на самом деле: «Это не моё, это не я, это не моя душа». Когда кто-либо рассматривает его таким образом правильной мудростью, то он теряет очарованность элементом воды и делает ум беспристрастным по отношению к элементу воды.
И бывает, что случается, друзья, когда провоцируется внешний элемент воды и он смывает деревни, поселения, города, округа и районы. Приходит время, когда вода в великом океане ниспадает на сто лиг, двести лиг, триста, четыреста, пятьсот, шестьсот, семьсот. Приходит время, когда вода в великом океане имеет глубину [длины] семи пальмовых деревьев, шести пальмовых деревьев, пяти, четырёх, трёх, двух, одного пальмового дерева. Приходит время, когда вода в великом океане имеет глубину в семь саженей, шесть саженей, пять, четыре, три, два, в один сажень. Приходит время, когда вода в великом океане имеет глубину в пол саженя, по пояс, по колено, по лодыжку. Приходит время, когда вода в великом океане имеет глубину не больше первой фаланги пальца.
Так что если даже в отношении внешнего элемента воды — столь обширного — можно разглядеть непостоянство, разрушение, тенденцию к распаду, изменчивость, так что уж тогда в этом мимолётном теле, поддерживаемом жаждой, может быть «я», «моим», «тем, чем я являюсь»? Ничего.
И если другие люди оскорбляют, злословят, изводят и изнуряют монаха, он распознаёт: «Болезненное чувство, возникшее из-за контакта уха, появилось во мне. И оно обусловлено, а не независимо. И обусловлено чем? Обусловлено контактом». И он видит, что контакт непостоянен, чувство непостоянно, восприятие непостоянно, сознание непостоянно. Его ум, имея своей опорой элемент [воды], вырывается, становится невозмутимым, устойчивым, свободным.
И если другие люди будут нападать на монаха нежеланными, неприятными и дурными способами — кулаками, камнями, палками, ножами — то монах распознаёт: «Это [моё] тело имеет такую природу, что соприкасается с ударами кулаков, ударами камней, ударами палок, ударами ножей. А Благословенный сказал, приведя пример с пилой: «Монахи, даже если бандиты будут жестоко отрезать вам одну часть тела за другой двуручной пилой, те из вас, кто даже в этом случае позволят себе разозлиться, не исполняют моих наставлений». Поэтому без устали я буду поддерживать своё усердие, моя осознанность будет утверждённой и незамутнённой, моё тело спокойным и не возбуждённым, ум объединённым и собранным. И пусть теперь тело бьют кулаками, пусть тело бьют камнями, бьют палками, ножами — вот так следует исполнять наставление Будды».
И если монах памятует таким способом о Будде, Дхамме, Сангхе, [но] основанной на умелом невозмутимости не возникает, то он по этому поводу чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги: «Это потеря для меня, а не обретение; болезненно для меня, а не благостно, что когда я таким образом памятую о Будде, Дхамме, Сангхе — основанной на умелом невозмутимости не возникает во мне». Подобно невестке, которая, завидев свекра, чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги [чтобы угодить ему], точно также, если монах памятует о Будде, Дхамме, Сангхе таким способом, [но] основанной на умелом невозмутимости не возникает, то он по этому поводу чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги: «Это потеря для меня, а не обретение; болезненно для меня, а не благостно, что когда я таким образом памятую о Будде, Дхамме, Сангхе — основанной на умелом невозмутимости не возникает во мне».
Но если монах памятует таким образом о Будде, Дхамме, Сангхе [и] основанная на умелом невозмутимость возникает, то он этому рад. И даже если ему удалось осуществить хотя бы это, друзья, монах уже выполнил многое.
И что такое элемент огня? Элемент огня может быть либо внутренним, либо внешним. И что такое внутренний элемент огня? Это всё горячее и жгучее, поддерживаемое [жаждой], что находится внутри себя: то, за счёт чего [тело] обогревается, стареет, охватывается жаром; и всё то, за счёт чего съеденное, выпитое, отведанное и пережёванное правильно переваривается, и всё иное, что находится внутри — горячее и жгучее, поддерживаемое. Это называется внутренним элементом огня.
И внутренний и внешний элементы огня — это просто лишь элемент огня. И его следует рассматривать правильной мудростью таким, какой он есть на самом деле: «Это не моё, это не я, это не моя душа». Когда кто-либо рассматривает его таким образом правильной мудростью, то он теряет очарованность элементом огня и делает ум беспристрастным по отношению к элементу огня.
И бывает, что случается, друзья, когда провоцируется внешний элемент огня — и он пожирает деревни, поселения, города, округа и страны. И затем, подойдя к границе озеленённой территории, к границе дороги, к границе скалистой местности, к границе воды или к буйной растительности, тщательно орошаемой области — он исчезает из-за недостатка топлива. И приходит время, когда люди пытаются разжечь огонь костью от крыла и обрезками сухожилий[27].
Так что если даже в отношении внешнего элемента огня — столь обширного — можно разглядеть непостоянство, разрушение, тенденцию к распаду, изменчивость, так что уж тогда в этом мимолётном теле, поддерживаемом жаждой, может быть «я», «моим», «тем, чем я являюсь»? Ничего.
И если другие люди оскорбляют, злословят, изводят и изнуряют монаха, он распознаёт: «Болезненное чувство, возникшее из-за контакта уха, появилось во мне. И оно обусловлено, а не независимо. И обусловлено чем? Обусловлено контактом». И он видит, что контакт непостоянен, чувство непостоянно, восприятие непостоянно, сознание непостоянно. Его ум, имея своей опорой элемент [огня], вырывается, становится невозмутимым, устойчивым, свободным.
И если другие люди будут нападать на монаха нежеланными, неприятными и дурными способами — кулаками, камнями, палками, ножами — то монах распознаёт: «Это [моё] тело имеет такую природу, что соприкасается с ударами кулаков, ударами камней, ударами палок, ударами ножей. А Благословенный сказал, приведя пример с пилой: «Монахи, даже если бандиты будут жестоко отрезать вам одну часть тела за другой двуручной пилой, те из вас, кто даже в этом случае позволят себе разозлиться, не исполняют моих наставлений». Поэтому без устали я буду поддерживать своё усердие, моя осознанность будет утверждённой и незамутнённой, моё тело спокойным и не возбуждённым, ум объединённым и собранным. И пусть теперь тело бьют кулаками, пусть тело бьют камнями, бьют палками, ножами — вот так следует исполнять наставление Будды».
И если монах памятует таким способом о Будде, Дхамме, Сангхе, [но] основанной на умелом невозмутимости не возникает, то он по этому поводу чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги: «Это потеря для меня, а не обретение; болезненно для меня, а не благостно, что когда я таким образом памятую о Будде, Дхамме, Сангхе — основанной на умелом невозмутимости не возникает во мне». Подобно невестке, которая, завидев свекра, чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги [чтобы угодить ему], точно также, если монах памятует о Будде, Дхамме, Сангхе таким способом, [но] основанной на умелом невозмутимости не возникает, то он по этому поводу чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги: «Это потеря для меня, а не обретение; болезненно для меня, а не благостно, что когда я таким образом памятую о Будде, Дхамме, Сангхе — основанной на умелом невозмутимости не возникает во мне».
Но если монах памятует таким образом о Будде, Дхамме, Сангхе [и] основанная на умелом невозмутимость возникает, то он этому рад. И даже если ему удалось осуществить хотя бы это, друзья, монах уже выполнил многое.
И что такое элемент воздуха? Элемент воздуха может быть либо внутренним, либо внешним. И что такое внутренний элемент воздуха? Это всё воздушное и ветреное, поддерживаемое [жаждой], что находится внутри себя: восходящие газы, нисходящие газы, газы в желудке, газы в кишечнике, ветра, идущие по всему телу, вдохи и выдохи, и всё иное, что находится внутри — воздушное и ветреное, поддерживаемое. Это называется внутренним элементом воздуха.
И внутренний и внешний элементы воздуха — это просто лишь элемент воздуха. И его следует рассматривать правильной мудростью таким, какой он есть на самом деле: «Это не моё, это не я, это не моя душа». Когда кто-либо рассматривает его таким образом правильной мудростью, то он теряет очарованность элементом воздуха и делает ум беспристрастным по отношению к элементу воздуха.
И бывает, что случается, друзья, когда провоцируется внешний элемент воздуха — и он сдувает деревни, поселения, города, округа и страны. Приходит время, когда в последний месяц жаркого сезона люди пытаются дышать, используя веер и меха, и даже трава на краю крыши соломенной хижины не колышется.
Так что если даже в отношении внешнего элемента воздуха — столь обширного — можно разглядеть непостоянство, разрушение, тенденцию к распаду, изменчивость, так что уж тогда в этом мимолётном теле, поддерживаемом жаждой, может быть «я», «моим», «тем, чем я являюсь»? Ничего.
И если другие люди оскорбляют, злословят, изводят и изнуряют монаха, он распознаёт: «Болезненное чувство, возникшее из-за контакта уха, появилось во мне. И оно обусловлено, а не независимо. И обусловлено чем? Обусловлено контактом». И он видит, что контакт непостоянен, чувство непостоянно, восприятие непостоянно, сознание непостоянно. Его ум, имея своей опорой элемент [воздуха], вырывается, становится невозмутимым, устойчивым, свободным.
И если другие люди будут нападать на монаха нежеланными, неприятными и дурными способами — кулаками, камнями, палками, ножами — то монах распознаёт: «Это [моё] тело имеет такую природу, что соприкасается с ударами кулаков, ударами камней, ударами палок, ударами ножей. А Благословенный сказал, приведя пример с пилой: «Монахи, даже если бандиты будут жестоко отрезать вам одну часть тела за другой двуручной пилой, те из вас, кто даже в этом случае позволят себе разозлиться, не исполняют моих наставлений». Поэтому без устали я буду поддерживать своё усердие, моя осознанность будет утверждённой и незамутнённой, моё тело спокойным и не возбуждённым, ум объединённым и собранным. И пусть теперь тело бьют кулаками, пусть тело бьют камнями, бьют палками, ножами — вот так следует исполнять наставление Будды».
И если монах памятует таким способом о Будде, Дхамме, Сангхе, [но] основанной на умелом невозмутимости не возникает, то он по этому поводу чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги: «Это потеря для меня, а не обретение; болезненно для меня, а не благостно, что когда я таким образом памятую о Будде, Дхамме, Сангхе — основанной на умелом невозмутимости не возникает во мне». Подобно невестке, которая, завидев свекра, чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги [чтобы угодить ему], точно также, если монах памятует о Будде, Дхамме, Сангхе таким способом, [но] основанной на умелом невозмутимости не возникает, то он по этому поводу чувствует испуг и вызывает [в себе] ощущение тревоги: «Это потеря для меня, а не обретение; болезненно для меня, а не благостно, что когда я таким образом памятую о Будде, Дхамме, Сангхе — основанной на умелом невозмутимости не возникает во мне».
Но если монах памятует таким образом о Будде, Дхамме, Сангхе [и] основанная на умелом невозмутимость возникает, то он этому рад. И даже если ему удалось осуществить хотя бы это, друзья, монах уже выполнил многое.
Друзья, подобно тому, как в зависимости от древесины, лозы, травы и глины окружённое ими пространство обозначают словом «дом», так и когда пространство окружено костями, сухожилиями, мышцами и кожей, это обозначают словом «форма».
И теперь, если внутренне глаз не повреждён, но внешние формы не попадают в область [обзора], а также нет соответствующей вовлечённости, то тогда не возникает соответствующего типа сознания. Если внутренне глаз не повреждён и внешние формы попадают в область [обзора], но нет соответствующей вовлечённости, то тогда не возникает соответствующего типа сознания. Но когда внутренне глаз не повреждён и внешние формы попадают в область [обзора], и имеется соответствующая вовлечённость, то тогда возникает соответствующий тип сознания.
Форма того, что таким образом возникло, относится к форме как совокупности цепляния. Чувство того, что таким образом возникло, относится к чувству как совокупности цепляния. Восприятие того, что таким образом возникло, относится к восприятию как совокупности цепляния. Формации того, что таким образом возникло, относятся к формациям как совокупности цепляния. Сознание того, что таким образом возникло, относится к сознанию как совокупности цепляния.
Монах распознаёт: «Вот как эти пять совокупностей цепляния сходятся, встречаются и соединяются. А Благословенный сказал: «Тот, кто видит взаимозависимое возникновение, тот видит Дхамму; кто видит Дхамму, тот видит взаимозависимое возникновение». И всё это — пять совокупностей цепляния — возникло взаимозависимо. Любая жажда, схватывание и цепляние этих пяти совокупностей цепляния — это возникновение страдания. Любое ослабление желания и страсти, любое отбрасывание желания и страсти к этим пяти совокупностям — это прекращение страдания». И даже если ему удалось осуществить хотя бы это [распознавание], друзья, монах уже выполнил многое.
И теперь, если внутренне ухо не повреждено…
И теперь, если внутренне нос не повреждён…
И теперь, если внутренне язык не повреждён…
И теперь, если внутренне тело не повреждено…
И теперь, если внутренне сознание не повреждено, но внешние мысли не попадают в область [обзора], а также нет соответствующей вовлечённости, то тогда не возникает соответствующего типа сознания. Если внутренне сознание не повреждено и внешние мысли попадают в область [обзора], но нет соответствующей вовлечённости, то тогда не возникает соответствующего типа сознания. Но когда внутренне сознание не повреждено и внешние мысли попадают в область [обзора], и имеется соответствующая вовлечённость, то тогда возникает соответствующий тип сознания.
Форма того, что таким образом возникло, относится к форме как совокупности цепляния. Чувство того, что таким образом возникло, относится к чувству как совокупности цепляния. Восприятие того, что таким образом возникло, относится к восприятию как совокупности цепляния. Формации того, что таким образом возникло, относятся к формациям как совокупности цепляния. Сознание того, что таким образом возникло, относится к сознанию как совокупности цепляния.
Монах распознаёт: «Вот как эти пять совокупностей цепляния сходятся, встречаются и соединяются. А Благословенный сказал: «Тот, кто видит взаимозависимое возникновение, тот видит Дхамму; кто видит Дхамму, тот видит взаимозависимое возникновение». И всё это — пять совокупностей цепляния — возникло взаимозависимо. Любая жажда, схватывание и цепляние этих пяти совокупностей цепляния — это возникновение страдания. Любое ослабление желания и страсти, любое отбрасывание желания и страсти к этим пяти совокупностям — это прекращение страдания». И даже если ему удалось осуществить хотя бы это [распознавание], друзья, монах уже выполнил многое. Форма того, что таким образом возникло, относится к форме как совокупности цепляния. Чувство того, что таким образом возникло, относится к чувству как совокупности цепляния. Восприятие того, что таким образом возникло, относится к восприятию как совокупности цепляния. Формации того, что таким образом возникло, относятся к формациям как совокупности цепляния. Сознание того, что таким образом возникло, относится к сознанию как совокупности цепляния.
Монах распознаёт: «Вот как эти пять совокупностей цепляния сходятся, встречаются и соединяются. А Благословенный сказал: «Тот, кто видит взаимозависимое возникновение, тот видит Дхамму; кто видит Дхамму, тот видит взаимозависимое возникновение». И всё это — пять совокупностей цепляния — возникло взаимозависимо. Любая жажда, схватывание и цепляние этих пяти совокупностей цепляния — это возникновение страдания. Любое ослабление желания и страсти, любое отбрасывание желания и страсти к этим пяти совокупностям — это прекращение страдания». И даже если ему удалось осуществить хотя бы это [распознавание], друзья, монах уже выполнил многое.
Так сказал Достопочтенный Сарипутта. Обрадованные, монахи восхитились словами Достопочтенного Сарипутты.