– Счастливого Рождества! – говорят Мадикен и Лисабет.
– Счастливого Рождества, соплячки! – говорит Маттис. – А нам с Мией выдали новые красные штаны от благотворительного общества, а вам-то и не дали. Что, выкусили?
Но тут она получила от Мии такого тычка, что так и села на снег, а Мия ещё прикрикнула:
– Заткни ты наконец глотку-то, хотя бы ради сочельника!
Мадикен и Лисабет уходят, но долго ещё слышат, как позади ревёт Маттис.
Время ползёт как улитка. Мадикен и Лисабет макают в котёл с бульоном кусочки хлеба не потому, что вкусно, а потому, что весело, собравшись всем у котла, макать в него по очереди свой кусок.
– Макать надо, потому что это тоже праздник, – говорит Мадикен.
Потом они запечатывают сургучом пакетики с подарками. На каждом они ставят большую красную печать, папа им помогает. Уже без папиной помощи Лисабет припечатала заодно собственный палец и подняла крик на всю усадьбу.
– На что этот сургуч? Лучше бы его совсем не было, – говорит она, накричавшись.
– Нет, пускай сургуч будет, – говорит Мадикен. – Без него не пахнет Рождеством.
И Мадикен объяснила сестрёнке, как было бы хорошо, если бы можно было собрать в банку немного сургучного запаха и сохранить вместе с другими рождественскими запахами. Потом можно было бы её иногда открывать и целый год нюхать, пока не придёт новое Рождество.
Среди пакетиков с подарками, которые приготовила Мадикен, есть один для Аббе, в нём спрятана губная гармошка. Мадикен купила её на деньги, которые ей достались от привидения после ночного похода на пивоварню Нильсонов.
Раньше Мадикен и Аббе никогда не дарили друг другу рождественских подарков, но Мадикен очень боится, что Аббе получит мало подарков и будет огорчаться. Поэтому она и купила для него губную гармошку и, едва начало смеркаться, побежала к Нильсонам. Следом увязалась и Лисабет.
Нильсоны, как всегда, сидят на кухне, и, как всегда, дядя Нильсон лежит на диване. Но вся кухня озарена непривычным светом. На столе стоит и светится новая лампа, а ещё ярче светятся глаза Аббе, когда он на неё взглядывает. Он то и дело посматривает на лампу, а на Мадикен и Лисабет даже не обращает внимания. Зато дядюшка Нильсон встретил их приветливым кивком:
– А вот и Мадикен из Юнибаккена и Пимсик![14] – Он с гордым видом показывает на лампу: – Ну, как вам это? Как вам понравится великолепное приобретение моего сына? Сколько света! Какой уют!
– Да, шикарная лампа, – говорит Мадикен.
– А загляните-ка в спальню! Как вам понравятся забавные Юльтомте, которых мой сын подвесил на стенке? А ёлка, которую он достал, чтобы только порадовать старика отца? Что вы о ней скажете? Аббе, Аббе! Хороший ты у меня сын!
Тётя Нильсон попивает кофе, примостившись у самой лампы. При последних словах дяди Нильсона она ставит чашку на стол и гладит сына по голове.
– Как будто он обо мне не подумал! Ведь он и ради мамочки это сделал. Да уж правда, хороший ты у нас мальчик, Аббе!
Аббе совсем смутился от стольких похвал. Он оборачивается к Мадикен и Лисабет и говорит:
– А вы зачем пришли-то?
Мадикен вынимает руку из-за спины и протягивает ему пакет:
– Я только пришла отдать тебе рождественский подарок, Аббе!
– Мне? – спрашивает Аббе. – Подарок? Чего это ты вдруг?
Но тётя Нильсон от растерянности даже всплеснула руками:
– Рождественский подарок для Аббе! А мы-то и забыли!
Она с укором смотрит на дядю Нильсона, который возлежит на диване:
– Послушай-ка, Нильсон, что же ты не вспомнил про подарок для Аббе?
Дядя Нильсон молчит и недовольно глядит на тётю Нильсон.
Наконец он обиженно говорит:
– Я конечно же домовладелец и хозяин усадьбы, однако сейчас у меня временные затруднения с финансами. Короче говоря, для Аббе подарка не получилось. Тебя это огорчило, Аббе?
На лице Аббе не заметно огорчения.
– Да ну, что там! У нас же есть лампа!
– И подарок от Мадикен, – напоминает Лисабет.
– Действительно, что же это я! Вот у меня и подарок от Мадикен! – говорит Аббе. Он открывает свёрток и вынимает губную гармошку.
Дядя Нильсон громко восхищается:
– Губная гармошка! Вот это да! Вот это ты меня уважила! А ну-ка, Аббе, сыграй что-нибудь хорошенькое, порадуй своего старенького папочку!
Гармошка не из дорогих и шикарных, но Аббе такой умелец, что у него она заиграла разные мелодии. Подсев к лампе, он почти без ошибок сыграл «Вот настало Рождество». Видно, как он доволен. Потом он заиграл «Дом, родной дом», а дядя Нильсон прослезился, потому что для него эта песня – самая лучшая на свете.
Мадикен и Лисабет ушли от них довольные.
– Как они веселятся и радуются! – говорит Лисабет.
– Как же им не веселиться, – говорит Мадикен, – вон какая у них замечательная лампа, нам бы тоже такую!
Между тем настал вечер – наконец-то настал, и Юнибаккен заблистал всеми рождественскими огнями.
– Это чтобы Юльтомте не заблудился в потёмках, – решила Лисабет.
Юльтомте можно ждать только после семи часов вечера, так он сам сказал по телефону, рассказывает девочкам папа. Если бы он пришёл сейчас, его тоже позвали бы на кухню. На широком кухонном столе Альва выставила все богатства, какие только есть в Юнибаккене: тут тебе и окорок, и рисовая каша, и вяленая треска, и колбасы, и котлеты, и селёдочный салат, и много чего ещё.
Мадикен и Лисабет насчитали целых двадцать мисок и блюд. Обе девочки до того возбуждены, что им никак не усидеть на месте. Жар от многих свечей разрумянил им щёчки, они трещат без умолку, хохочут, резвятся, как жеребята, и к еде почти не притрагиваются.
Но вот папа зажёг ёлку, мама села за пианино, и девочки сразу перестали шалить. Сейчас они споют все рождественские песни, вот это и есть самое настоящее Рождество.
Ты нам свети, звезда,
На суше и на море.
У Мадикен от нестерпимого счастья даже сердце заныло. Ей кажется, что, когда поёшь, свечи горят ярче и сама она становится добрее и лучше, ей хочется просить прощения у Лисабет за всё, только вот за что, она никак не может вспомнить.
Не успела Мадикен об этом подумать, как вдруг папа уже зовёт:
– А ну-ка живо пошли одеваться, Юльтомте вот-вот приедет!
Все вместе – и мама, и папа, и Альва, и Мадикен, и Лисабет – гурьбой выбегают на крыльцо.
На дворе совсем темно, только белеет снег под ногами и на деревьях, а над крышами Юнибаккена светят в небесах яркие звёзды.
Мадикен и Лисабет, взявшись за руки, побежали по тропинке к реке. Кругом стоит тишина, но издали доносится звон бубенчиков – едет, едет Юльтомте! Девочки стоят среди снегов и ночного мрака и слушают, как приближается звон бубенцов, от напряжённого ожидания их немного познабливает, и они крепко прижимаются к маме. Вот вспыхнул за излучиной отблеск горящего факела, сполохи света пробежали по снегу, показались лошадка и сани – приехал Юльтомте! Лошадка весело трусит к мосткам, а в санях сидит он сам – с белой бородой, в красной островерхой шапке.
– Тпрру! – говорит Юльтомте и останавливается перед Мадикен и Лисабет.
Девочки от волнения молчат и не могут сказать ни слова. Обе восхищённо глядят на гостя круглыми глазами. И на лошадку тоже глядят: она так себе, совсем неказистая лошадёнка, и в точности похожа на Конке из Аппелькюллена. Как странно, что нашлась на свете другая такая же жёлтенькая и некрасивая лошадёнка… только что у Конке нет чёрной кисточки на лбу.
– Есть ли у вас тут хорошие дети? – спрашивает гость с таким добродушным и застенчивым выражением, какое всегда бывает у Туре из Аппелькюллена.
– Есть ли у нас хорошие дети? – повторяет папа. – А как же! У нас тут есть Мадикен и Лисабет – очень хорошие и добрые девочки!
– Ну, тогда вот вам – получайте! – говорит Юльтомте и достаёт из саней мешок. – Желаю счастливого Рождества! – говорит Юльтомте на прощание голосом, в котором сквозит как будто смущение.
– Счастливого Рождества! – кричат ему Мадикен, и Лисабет, и мама, и папа, и Альва.
– Счастливого Рождества вам ещё раз! – отвечает им Юльтомте.
Он хлопает кнутом, сани поворачивают и едут в обратную сторону той дорогой, которая ведёт к Аппелькюллену.
Обитатели Юнибаккена постояли на мостках, глядя им вслед, пока не смолкли вдали бубенчики. Затем папа и Альва подхватили вдвоём мешок и понесли в дом.
Сочельник – очень долгий день, но всё-таки и он когда-то кончается. Догорели свечи, все разобрали свои подарки, вволю нащёлкались орехов, наелись яблок и леденцов и наплясались вокруг ёлки так, что уже больше и не хочется. И тут вдруг Мадикен закрывает лицо руками и разражается душераздирающими рыданиями:
– Ах, мамочка! Уже всё кончилось! Ну как же так! Кончилось – и всё!
Но потом, лёжа в постели и разложив рядом рождественские подарки, Мадикен радостно вспоминает, что скоро опять будет утро и новый день, и она будет читать рождественские книжки, и покатается на новых лыжах, и поиграет с новой куклой в матросском платьице, которую зовут Кайса.
Лисабет тоже получила в подарок новую куклу, маленького матросика, и назвала его Аббе. Сейчас Аббе лежит с ней в постели.
– Ты, Аббе, у нас хороший мальчик, – говорит Лисабет и гладит его по головке.
Некоторое время Лисабет лежит молча и размышляет, наконец она задумчиво говорит:
– Верно, что я домовладелец и хозяин усадьбы, и поэтому для Аббе не получилось подарка. Но уж на следующий год, – говорит Лисабет, поглаживая Аббе по головке, – на следующий год ты каттегоритчески получишь целый мешок. Во всяком случае, если у меня всё будет хорошо с финансами.
Иосиф в колодце
Зима кончается, и скоро начнётся весна. Мадикен и Лисабет стараются помочь весне, чтобы она скорее приходила. В тех местах, где особенно пригревает солнышко, земля уже освободилась от снега, но на северной стороне ещё лежат сугробы. Мадикен и Лисабет надоело на них смотреть. Вооружившись лопатками, девочки нещадно воюют с ними и, чтобы они скорее растаяли, кидают комья снега в бочку для дождевой воды, которая стоит возле кухни.